Шрифт:
Когда оставалось четыре месяца.
Отодвигал как можно дальше сухой анализ причин, вытаскивание мотивов, оценку и разбор последствий, которые, помимо эмоций, тоже определяли бы окончательное решение. Думал о нем только слуховыми галлюцинациями, зрительными образами и ассоциациями. Время шло, не общался с прежними знакомыми, не строил планов. Только с Сарой начали совместный проект.
Сегодня два месяца.
И до сих пор не вижу ни одного ответа, кроме снов, в которых всегда – только Брайан. Не мы, - он. В Вавилоне. В кафе Либерти. В центре геев и лесбиянок. Брайан спящий и Брайан бегающий. Голый, одетый, сильный, надтреснутый, нежный, резкий, горячий, тягучий, острый, ломкий, растрепанный, призрачный, провокационный, собранный, раздраженный, умиротворенный. Смотрит, идет, ест, чистит зубы, улыбается, ерничает, проводит презентацию. Я словно внутри куба, а он мелькает на всех шести поверхностях. Кино… длинный фильм про нашу жизнь под повтор моего комментария: «Когда тебя не стало рядом - ты стал везде».
Хочу его - но не могу допрыгнуть.
Хочу в себе – но не могу дотронуться.
Хочу сказать – но не слышу слов.
Хочу вернуться – но не могу довериться.
Блядь, почему я не могу жить проще, забить на все, послать к черту идиотское, дешево-пафосное драматическое амплуа, вернуться к нему без ответов, без сомнений.
Сара… Да, возможно, поступил как «хныкающий педик», но после ее рассказа о встречах с Брайаном в Питтсе: «Иногда болтали за бокалом и джойнтом, про жизнь и искусство», я рассказал ей о Берлине, его приезде и своем решении. Мы много времени проводили вместе, готовя проект и, хотя, некоторых тем не касались, были достаточно откровенны.
Сара выражений не подбирает.
– Заранее приношу извинения за резкость и, возможно, бестактность. Если слишком задену – оборви. Ты мечешься как суслик, Джастин, мелко и бестолково. Остановись, прости его. Да, да. Убеждаешь себя, простил, мол, но нет, иначе бы так не корежило. Хорошо, он натворил, пофиг причину, главное, что понял и пришел. Тебе нравится тыкать пальчиком себе в ранку? Ищешь ответы? Джастин, позволь не рассказывать подробности, но недавно прошла через нечто подобное, когда от ответов самому себе зависит будущее. Но для этого надо перестать прятаться, опять же, от себя самого. А ты как страус с головой в песке и задницей наружу. Не можешь однозначно верить? А ты пробовал? Или заранее вынес вердикт? Хочешь жить один? Если в самом деле, то поступай честно, оставь его в покое. Обруби короткий поводок, который, не забывай, Брайан в любой момент может сбросить сам, потому как Кинни на привязи – это квадратный трехчлен. Позвони ему и иди дальше один. Метафора. То, что между вами произошло, - омертвевшая ткань. Либо отсекай, либо жди гангрены. И повторяюсь. Насколько я поняла, его нельзя гнуть до бесконечности, даже после «прости», несмотря на кажущуюся гибкость, он, в момент, в секунду, снова сломает ваши недоотношения с треском. Чтобы помочь тебе с выбором. Сожрет себя, вырежет ремни из спины, но выдернет все, что было. Это будет окончательный финал. Если ты подсознательно желаешь конца – скажи. Ему, себе, не важно. У тебя осталось два месяца, соберись уже наконец.
Я понимал каждое ее слово, принимал правоту, не перебивал, не останавливал, был в чем-то благодарен за подсказки, но злился и негодовал, - Сара не имела никакого права так со мной разговаривать, ввинчиваться не в свое, препарировать, раскладывать, учить и, самое главное, лезть в душу. Поэтому с нетерпением ожидал завершения проекта.
Это моя жизнь. Мои вопросы и мои ответы.
Полтора месяца.
За неделю до открытия выставки она принесла три фотокартины, не открывая упаковку, сказала, что снимала еще до моего приезда в Нью-Йорк из Европы. «Джастин, просто смотри, это не посыл».
…Лица нет, но мне оно не нужно, узнать Брайана могу по одной-единственной, любой линии тела. Он стоит лицом к моему пламени: бесконечная шея, бесконечная спина, - гордость и вызов, плевать он хотел на огонь, на то, что обнажен перед ним. Стоит замерев, но каждая мышца готова, если потребуется, бросить себя в пекло, не в жертвенное пламя - в очищающий огонь. Хочу встать заслоном между ним и красно-оранжевыми языками: «Нет, Брайан, нет, не надо, так - не надо».
…«…Уходишь или остаешься… Кончаешь, а потом уходишь...». Я остаюсь. Первый раз целовал мужские губы, его губы, неумело, неловко, тоже катарсис, - освобождение моей сущности от сомнений, колебаний. Первый раз меня целовали мужские губы, его губы, сильно, настойчиво, доводя до умоисступления. Маленький Джастин Тейлор был в руках бога, моего бога. Лица нет, но тело, открытое, соблазняющее, тянет, зовет, приковывает. Глажу его, фотографического, пальцем: «Я давно прикован, Брайан, цепи не рвались. Но дай мне время».
…Опущенная голова, руки на согнутых коленях, - его энергетика бьет током сквозь мои черно-серебристые скалы. Что-то знакомое в позе, точно, «Демон» Врубеля. Но Брайан не демон. Он просто устал и пришел сюда, где нет сочувствующих и жалеющих, сделать вдох-выдох. И даже сидя, склонившись, все равно наверху. Закованная внутри сущность: он умеет укрыть так, как никто; он может бесстрастно растоптать за своё, за своих; он знает, что такое боль; он способен заблуждаться и ошибаться, бить и утешать, жертвовать и красть, падать и подниматься; он умеет любить. Живой человек - не идол, не супергерой, не картина.
Знаю следующие работы проекта.
Открываю сайт с фотографиями Сары: эта, эта и вот эта. Отлично. Брайан не увидит, потому что на выставку не приедет.
Ничего. Потом.
Месяц.
Живу с ним, сплю с ним, слышу его – и не знаю, что делать дальше.
Боюсь. Люблю и боюсь: снова верить больше, чем самому себе и, вдруг, вдруг, вдруг, начать сомневаться. Не хочу попытки, частей от целого, микротрещин, мыслей «а правда ли».
Или все - или ничего.
POV Брайан.
Питтсбург – Нью-Йорк. Февраль 2009
Сегодня открытие выставки этого совместного проекта и искушение увидеть его было столь велико, что билет Питтсбург – Нью-Йорк прожигал карман. Потребовалось долго заталкивать желание в коробку с надписью «нет, я обещал», заливая выпивкой и закуривая травой. О выставке будет в интернете, может, даже сюжет в новостях: смотреть нельзя, искать нельзя, думать нельзя.