С чего же начать? Давайте вернемся на несколько лет назад и навестим маленькую девочку, сидящую в окружении родственников. Она рисует, сжимая в руке свое самое драгоценное сокровище – карандаш. Эта девочка – я.

Уже тогда мне нравилось творить. Помните телефонные книги? В конце у них всегда были пустые страницы для заметок, но я постоянно их оттуда выдергивала, чтобы изрисовать. Стены тоже служили прекрасным мольбертом для трехлетней меня. Дяди и тети потом смывали каракули и ворчали: «Мишель, нельзя рисовать на стенах». Но на следующий день всё повторялось. Тогда я этого не осознавала, но, повзрослев, стала понимать, что во мне от природы живет страстная любовь к творчеству.

Мама с жаром поощряла мои художественные наклонности. Они рисовала со мной и учила делать портретные эскизы. Никогда не забуду свой первый урок рисования: мне было четыре года и мы сидели в ее спальне. Было воскресенье, и мама не работала. У нее был ежедневник, в который она записывала напоминалки и свои стихи. В тот день она рисовала в нем женский профиль, а я зачаровано наблюдала, как из штрихов черной ручки на бумаге появляются контуры лица. Неожиданно мама аккуратно вывела на странице красивый глаз. Я взяла ручку и стала с ее помощью повторять рисунок.

Возможно, этот глаз до сих пор за мной присматривает.

Папа тоже умеет рисовать, может, даже лучше, чем мама. Чтобы развлечь моего брата, он иногда набрасывал картинки черепашек-ниндзя и Бэтмена, но для меня никогда этого не делал. Он знал, что я и сама сумею, и был прав. Вскоре я рисовала диснеевских принцесс и других сказочных персонажей. Недавно мы увиделись с папой после долгой разлуки, и он сказал, что всегда знал: я вырасту творческой и независимой личностью.

В действительности моя история началась почти четыре десятилетия назад во Вьетнаме – стране в Южной Азии, откуда родом мои родители. Мама родилась в южной деревеньке, а отец на севере. Из-за войны жизнь в те годы была несладкой. Оба покинули родину без гроша в кармане и прибыли в Америку как беженцы. Какой бы тяжелой ни была моя жизнь в детстве, она никогда не сравнится с юностью моих родителей. Мама помнит, как прыгнула в лодку, чтобы спастись от свистящих вокруг пуль. Папа три месяца провел в море, пока добирался до Гонконга. Волны беспрерывно били о судно, а холод пробирал до костей. Люди вокруг умирали, и каждую ночь папа молился, чтобы на горизонте показался маяк. Родители встретились в Соединенных Штатах. У обоих были смутные планы на будущее и надежда на лучшую жизнь. Они познакомились в самолете, влюбились и сбежали вместе.

Спустя несколько лет появились на свет мы с братом. Отец дал нам вьетнамские имена в знак его борьбы за свободу. Брату дали имя Хай Дэнг, что значит «маяк». В память о сигнальном огне, о котором папа молился в лодке. Меня назвали Тает Бэнг, что переводится как «бушующий снег» – лавина. Он хотел, чтобы мое имя напоминало ему о трех месяцах пронизывающего холода. «Когда ты смотришь на снежинку, – говорил он, – она кажется красивой и хрупкой. Но масса снега, которую что-то потревожило – это неудержимая сила».

Я не знала об истинном значении своего имени до прошлого года. Возможно, это и к лучшему. Носить имя, которое значит так много для твоих родителей – это огромная ответственность.

Наверное, вам интересно, почему меня зовут Мишель. Родители захотели, чтобы помимо вьетнамских у нас были и американские имена. Может, им казалось, что нам будет сложнее расти, отзываясь на Тает Бэнг и Хай Дэнг. Отец был строителем, настилал полы. Он работал в команде, которая перестраивала дом одной красивой и богатой женщине в Бостоне. Она была невероятно добра – всегда кормила рабочих и доплачивала сверх зарплаты. Папа узнал, что ее звали Мишель и запомнил это. Позже, когда они решали, как назвать новорожденную дочь, имя Мишель представлялось для него единственно верным вариантом. Он хотел, чтобы я выросла такой же щедрой и чуткой женщиной, как моя тезка.

Я второй ребенок в семье и родилась в одной из бостонских больниц. Сейчас она называется Медицинский Центр Святой Елизаветы. Мы прожили в том городе три месяца, а затем родители решили, что в Калифорнии будет лучше. Отец купил старенький фургон за 600 $, установил туда самодельную кровать для мамы с братом и люльку для меня. Конечно, до современных крутых детских автокресел ей было далеко! В машине не было ни DVD-плеера, ни спутникового радио. Хорошо, что хоть двигатель работал. Дорога через всю страну заняла у нас четыре дня. Когда мы добрались до центра Сан-Франциско, выяснилось, что там полно уличных банд и жестокости. Родители испугались, и мама захотела вернуться назад в Бостон, вот только машина ни за что не пережила бы еще одно путешествие в три тысячи миль. В который раз родителям предстояло мужественно бороться с трудностями.

Мы прожили в Сан-Франциско несколько лет, но постоянно переезжали с места на место. Последним нашим домом стал Окленд, город неподалеку от Залива. Нам с братом пришлось непросто. Когда вот так кочуешь, трудно научиться общаться с другими людьми, и я не говорю уже об успеваемости в школе. За всё время, что мы прожили в Калифорнии, у меня появился только один друг, а мой бедный брат завалил первый класс. Даже в таком юном возрасте я очень переживала за свою семью, но ничем не могла ей помочь.