Шрифт:
– А она?
– почему-то не мог сказать ее имя.
– Доучивается. Последний год, вроде. Я редко их вижу, хоть и живем по-прежнему в одном районе.
Остатки холодного уже кофе царапнули горло. Я отставил кружку максимально аккуратно, прикладывая усилие, чтобы она не сильно стукнулась о блюдце, но в последний момент рука все же дрогнула.
– Есть ли у меня шанс? Как думаешь?
Федор всегда мне нравился тем, что не любил долго философствовать.
– Пока не попробуешь - не узнаешь. Записывай номера...
Я прикурил новую сигарету, а он до боли знакомым жестом вырвал ее из моих рук.
– Бросай, Грей. Голос не порть. Возможно, он тебе еще пригодится.
Я улыбнулся, вспоминая похожую ситуацию, и заказал еще кофе. Разговоров будет много. Комок, застрявший в горле, никак не хотел исчезать. Надежда на то, что он смоется горячим напитком, была минимальной.
_______________________
Серебряные глаза,
Надеются на рай.
Я видел это миллион раз.
Плачь.
Часть 1. Черное
Глава 1
Money, money, money
First things first
I don't wanna be forgotten
Even worse
I don't wanna be alone
But if it all stops today
I'll probably say
I didn't waste a minute
When I'm finished
Brand new faith
And I'm ready for the camera's mention
And all I pay
And my money and my damn attention
Didn't get me the deal
Got me to feel
How you would hear my sentence
When I'm finished
You could do it for the money, money, money
But the money makes them all the same
Everything's sunny
But the sunshine fades away
Everything's black
And white
No grey.
The Neighbourhood - No Gray
– Серов!
Я почувствовал сильный толчок в бок от Костина и все-таки открыл глаза. Поднял голову и стер со щеки вязкую слюну, которая успела стечь за время урока.
– Серов, сколько уже можно спать? Давай сюда дневник. Напишу твоим родителям "письмо счастья"
Я нехотя поднялся и лениво добрел до стола нашей классной руководительницы, а попросту "классухи" Натальи Николаевны Ражук. Ее все ненавидели за то, что она постоянно пыталась строить из себя важную даму, но при этом продолжала работать в гимназии только потому, что спит с директором, который и не думал бросать жену.
Я смотрел, как она выводит красными чернилами строчки и ставит "неудовлетворительно" за поведение. Новость. Тоже мне. Книжица, которая называлась "дневник" (почему нет такой же с названием "ночник"?) пестрела подобными записями. И мне было, честно говоря, плевать на это с высокой колокольни, потому что в гимназии я отсыпался после бессонных ночей, проведенных в клубах и дома. А не спал я, потому что писал. Не диктанты и не контрольные. Я писал музыку. Стихи и мелодии. И для этого мне было достаточно неоконченной музыкальной школы. Главное - талант. Он либо есть, либо нет. У меня есть, и я этим очень горжусь.
– Серов, забирай свой дневник, и можешь идти на место.
Ну, вот зачем она так, а? Терпеть не могу, когда меня называют по фамилии. Хорошо, что Сергеем не назвали, как отца. Сергей Серов. Бррр. Знаете, что это означает для меня? Серость. Пустую, вязкую, как песок, безжизненную.
Вернулся к своей последней парте, которую делил с Федькой, и рухнул на стул. Еще бы немного поспать, но, как назло, прозвенел звонок.
– Прогуляем литературу?
– Юрка Зыков терпеть не мог этот предмет. Зато обожал стучать по барабанам. И делал это прекрасно, надо признать. Я даже иногда завидовал ему, пытался тоже что-то изобразить, но ничего толкового не получалось. Мой инструмент - это мой голос. Назовите мне вокалиста рок-банды, который сидит за ударными? Вот. Поэтому я и не переживал особо. Хотя иногда и стучал по инструменту друга. И бренчал на гитаре Федьки или Матвея, когда они разрешали. Клим свою басуху не давал никому и никогда. Впрочем, я и не настаивал особо.
– Прогуляем, - ответил я и решительно направился на выход из класса.
Погода не радовала. Мы курили на детской площадке, морщась от мелкого дождика и кутаясь в кожанки. Весна в Питере была только календарной.
– Хватит дымить, - не выдержал Федька и вытащил у меня сигарету, - тебе надо голос беречь.
Я разозлился.
– Спасибо, что беспокоишься о моем здоровье, мамочка. Может быть, сопельки еще вытрешь?
Он набычился, но оставшуюся сигарету не вернул, потушил каблуком ботинка на толстой подошве, втоптав в твердую темную землю.
– Холод собачий, - Клим был, как всегда, краток. Впрочем, спорить с ним никто не стал.
Какое-то время мы молчали. Каждый думал о своем. Федька, наверно, прикидывал, что ему будет за очередной пропуск. В отличие от моего отца, который не очень волновался за мое обучение, лишь бы не выгнали, его матушка каждый раз психовала, видя новую запись в дневнике. Клим шевелил пальцами, видимо, мысленно подбирал какие-то аккорды. Матвей и Юрка о чем-то тихо перешептывались. Я не мог расслышать, а потому разозлился.