4. (33) Между тем давайте посмотрим, в каких таких страшных злодеяниях обвиняет он живущих в Александрии евреев. «Придя из Сирии, — говорит он, — они поселились у не изрезанного заливами берега, по соседству с морским прибоем» 237 . Уж если это место можно ругать, тогда он ругает Александрию, не настоящую свою, а названную родину. Ведь прибрежная ее часть, по общему признанию, для поселения весьма удобна. И даже если бы евреи силой захватили ее, так что смогли и впоследствии там удержаться, то это свидетельствует об их отваге. Но для поселения это место им выделил Александр, и с македонянами они получили равные права 238 . Я не знаю, что сказал бы Апион, если бы они поселились у Некрополя 239 , вместо того чтобы занять местность, прилегающую к царскому дворцу 240 . Фила же их и поныне называется македонской. Если он читал послания царя Александра и Птолемея Лага, и знаком с грамотами последующих египетских царей, и ему доводилось видеть поставленную в Александрии колонну, на которой перечислены права, данные евреям великим Цезарем 241 , — если, я повторяю, он знал все это и осмелился утверждать тому прямо противоположное, он просто негодяй, если же он ничего об этом не знал, то совершенный неуч. Право же, его удивление тому, что, будучи евреями, они называются александрийцами, говорит о подобном невежестве. Ведь все те, кто был призван в какую-либо колонию, даже если они сильно разнятся между собой происхождением, получают название по имени основателя. И нужно ли говорить о каких-то других народах, если те из нас, кто живет в Антиохии, называются антиохийцами, и право гражданства предоставил им основатель Селевк 242 . Подобно тому и в Эфесе, и в остальной Ионии они имеют то же название, что и коренное население, и это право даровали им диадохи. Впрочем, римское великодушие позволило всем обходиться и без своего собственного названия — и не только отдельным людям, но и целым народам 243 . Так, в прошлом иберы, тирренцы и сабиняне именуются теперь римлянами. Если же Апион не признает такого гражданства, пусть больше не называет себя александрийцем. Ведь, как я прежде и говорил, он родился в самой отдаленной части Египта, и с чего бы ему быть александрийцем, если дарованное гражданство не имеет силы, как, по его словам, в нашем случае? Между тем одним только египтянам ныне господствующие над ойкуменой римляне отказали в праве какого-либо гражданства 244 . Он же настолько великодушен, что, удостаивая себя самого быть причастным тому, в чем было ему отказано, взялся при этом оклеветать тех, кто обладает этим преимуществом по законному праву. Ибо Александр не из-за недостатка в жителях поселил некоторых из наших соотечественников в построенном им с такой основательностью городе; лишь после того, как Александр совершенно убедился в их благонамеренности и преданности, он пожаловал нашим предкам сей дар. Ибо к народу нашему он относился с уважением, что подтверждает, говоря о нас, и Гекатей: ведь за послушание и верность, которые доказали Александру евреи, он отдал им во владение область самаритянскую, не облагая ее налогом (Ср. 1Мак 10.30:38, 11.34). Подобно Александру к александрийским евреям относился и Птолемей Лаг. Ведь он доверил им египетские сторожевые посты 245 , заранее зная, что они верой и правдой будут исполнять свой долг, и когда захотел утвердить свою власть в Кирене 246 и в остальных ливийских городах, он отправил туда на проживание часть еврейского населения. После него Птолемей, прозванный Филадельфом 247 , не только возвращал всех попавших к нему в плен евреев, но и зачастую наделял их деньгами. И что самое главное, он пожелал узнать наши обычаи и познакомиться с книгами Священного Писания. Именно поэтому он попросил прислать ему тех людей, которые смогут сделать для него перевод Закона, а позаботиться о том, чтобы этот труд был исполнен с надлежащей тщательностью, он поручил не кому-нибудь, но повелел взять на себя эту обязанность Деметрию Фалерскому 248 , Андрею 249 и Аристею 250 — тому самому Деметрию, славившемуся в свое время ученостью, и двум другим, собственным телохранителям 251 . В самом деле, он не пожелал бы изучить законы и древнюю нашу мудрость 252 , если бы не испытывал чувства восхищения перед людьми, которые живут по ним, или с презрением относился бы к ним.

5. (48) Впрочем, Апион не обратил ни малейшего внимания и на то, что почти все последовавшие за ним македонские цари, преемники Александра, отличались необыкновенным к нам расположением. Ведь и третий по счету Птолемей, называемый Эвергетом 253 , после того как покорил Сирию, в ознаменование победы не египетским богам принес благодарственные жертвы, но прибыл в Иерусалим и совершил богатые жертвоприношения Богу по нашему обычаю и посвятил в храм дары, достойные его победы 254 . Птолемей Филометор 255 и его жена Клеопатра судьбу собственного царства всецело доверили евреям, и военачальниками над всем войском были евреи Ония 256 и Досифей 257 , над именами которых Апион подшучивает, хотя следовало бы восхищаться их деяниям и не злословить, а испытывать чувство благодарности за спасение Александрии, которой он притязает быть гражданином. Ведь когда они [александрийцы] вели войну с царицей Клеопатрой и над ними нависала опасность неминуемой гибели, эти военачальники заключили мир и положили конец междуусобице 258 . Однако «после этого, — говорит он, — Ония пришел с небольшим войском в город, где находился римский легат Терм» 259 . И правильно сделал, смею сказать, и весьма справедливо. Ведь Птолемей, названный Фисконом, когда его брат Птолемей Филометор умер, отправился из Кирены вместе с его сыновьями, желая низложить Клеопатру 260 , чтобы затем самому незаконно завладеть царством. Именно поэтому Ония стал продолжать войну на стороне Клеопатры и не поступился своей верностью царям, когда им угрожала опасность. Бог — свидетель справедливости его поступков. Ведь когда Птолемей Фискон принял решение сразиться с войском Онии, он схватил всех находившихся в городе евреев вместе с женами и детьми и, связав их и раздев донага, бросил под ноги слонам, чтобы те растоптали их; для этого он даже напоил животных вином, но случилось противное тому, что он ожидал. Слоны, не тронув евреев, устремились на его приближенных и истребили многих их них. Вслед за тем ему было ужасное видение, которое повелело не причинять этим людям никакого вреда. Также его любимая наложница (одни говорят, что ее звали Итака, другие — Ирина) умоляла его не совершать такого ужасного святотатства, и он уступил ей и раскаялся в том, что уже сделал или только собирался 261 . По этой причине все еврейское население Александрии, как известно, празднует этот день, ведь тогда с очевидностью они удостоились избавления от самого Бога 262 . Апион же, хулитель всего и всех, взялся представить евреев виновниками войны, которую они вели против Фискона, хотя лишь должен был их за это почтить. Также он упоминает о последней египетской царице Клеопатре 263 и как будто нас упрекает в том, что она не испытывала к нам добрых чувств. Ему нет дела до того, что скорее нужно обвинять саму эту женщину, готовую на всякие несправедливости и злодеяния по отношению к своим родственникам, к своим мужьям, которые ее любили 264 , по отношению ко всему римскому народу, и к императорам, которые были ее благодетелями. Она не остановилась даже перед тем, чтобы убить в храме свою сестру Арсиною 265 , хотя та не причинила ей никакого вреда. Также и брат был погублен ее коварством 266 ; к тому же она ограбила святилища отеческих богов и гробницы своих предков. И возведенная на престол первым Цезарем 267 , она самонадеянно воспротивилась воле его сына и преемника и, изводя Антония своей любовью, сделала его врагом собственного отечества и заставила изменить своим друзьям, одних лишая царского достоинства, других в своем безумии 268 толкая на злодеяния. Однако о чем еще говорить, если она оставила его во время морского сражения — своего мужа и отца ее детей, и тем самым заставила вместе с войском предать принципат и последовать за ней? Когда же Александрия в последний раз была завоевана Цезарем, эта женщина дошла до того, что надеялась на спасение, если собственноручно истребит евреев 269 . Потому в жестокости и вероломстве ей нет равных. Неужели ты считаешь, что нам следует гордиться тем, что, как говорит Апион, в голодное время у евреев нет хлеба на столе? 270 Конечно, она получила должное возмездие. А мы более всего находим свидетеля нашей поддержки и той преданности, которую мы доказали ему в борьбе с египтянами, в лице самого Цезаря, а также в постановлениях сената и в посланиях Цезаря Августа, в которых с одобрением говорится о наших заслугах 271 . Апиону следовало бы познакомиться с этими документами и без предубеждения рассмотреть различного рода свидетельства о событиях, случившихся при Александре и при каждом из Птолемеев, а также и то, какие постановления принимал сенат и величайшие римские императоры. Если же Германик 272 не мог наделить хлебом всех жителей Александрии, то это лишь говорит о бесплодии и неурожае и не дает повода к обвинению евреев. Каково отношение императоров к проживающим в Александрии евреям, не для кого не секрет. Ведь помощь хлебом поступала от них ничуть не более, чем от остальных жителей Александрии 273 . А знак самого большого доверия, некогда оказанного им царями, императоры пожелали сохранить (я имею в виду надзор за рекой и всеми сторожевыми постами) и никогда не считали их недостойными исполнять эту обязанность.

6. (65) Затем, Апион спрашивает: почему же, если они граждане, они не почитают тех же богов, что александрийцы? Я отвечу ему так: а почему, хотя вы и египтяне, однако постоянно и непримиримо враждуете между собой из-за веры 274 ? И разве не потому всех вас мы называем египтянами или вообще не считаем за людей, что вы противно человеческой природе поклоняетесь животным, кормите их и всячески ублажаете? Наш-то народ, по крайней мере [в этом отношении], оказывается единым и постоянным. Если же среди вас, египтян, бытуют столь заметные разногласия во взглядах, почему же ты удивляешься людям, которые прибыли в Александрию из других мест и остались верны своим издревле установленным обычаям? Также он обвиняет нас в возмущениях. Но даже если это обвинение справедливо по отношению к александрийским евреям, на каком основании он распространяет его на всех остальных, которые, как известно, живут в мире и согласии? Тем более не для кого не секрет, что настоящими виновниками возмущений были александрийские граждане, подобные Апиону. Ведь пока греки и македоняне владели этим городом, они никогда не устраивали против нас никаких гонений и позволяли нам жить по древним обычаям. Однако, когда вследствие времени смут среди них возросло число египтян, то прибавилось и это явление. Между тем как наш народ всегда оставался несмешанным, сами они и положили начало всем этим бедам, поскольку их народ, не обладая сдержанностью македонян и благоразумием греков, усвоил, как видно, дурные египетские привычки, к которым прибавилась еще и давняя к нам неприязнь. Вот поэтому то, в чем они обвиняют нас, относится, наоборот, к ним же самим. Ведь многие из них получили права гражданства только потому, что называли иноземцами тех, кто, как известно, для всех и добился этого преимущества. Ведь никто из царей или из нынешних императоров, как известно, не даровал египтянам права гражданства. А нам позволил поселиться там Александр, цари возвысили нас, а римляне удостоили чести нести сторожевую службу. Апион не желает признавать этих наших заслуг, поскольку мы якобы не воздвигаем статуй императоров, как будто сами они об этом не знают и нуждаются в его заступничестве 275 . Ему скорее следовало бы восхищаться великодушием и терпимостью римлян, которые не заставляют покоренные ими народы нарушать отеческие законы, но довольствуются таким почитанием, которое для их подчиненных было бы законным и благочестивым. Ибо они не дорожат теми почестями, которые воздаются им по насильственному принуждению. Конечно, у греков и у некоторых других народов почитается прекрасным создание изображений. Они приходят в неописуемый восторг, разукрашивая изваяния своих отцов, жен и детей, пусть даже некоторые из них вообще не имеют с ними никакого сходства. Иные же поступают так и со своими любимыми слугами. Потому разве удивительно, что они удостаивают подобных почестей своих правителей и властелинов? Однако наш законодатель запретил создавать изображения не потому, что, предвидя будущее могущество римлян, не считал нужным относиться к ним с уважением, но потому, что не видел в этом никакой пользы ни для людей, ни для Бога. К тому же, уж если он запретил изображать существа одушевленные, то тем более бестелесное Божество. Впрочем, иные почести, кроме божеских, он не запретил воздавать людям достойным, как мы и поступаем по отношению к императорам и римскому народу. Ибо мы постоянно совершаем за них жертвоприношения 276 , и вовсе немаловажно, что они устраиваются у нас ежедневно на общественный счет 277 всех евреев. Ни в каких других случаях, даже за наших детей, мы не совершаем жертвоприношений на общественный счет, но только императорам мы воздаем эту исключительную почесть, которой не удостаиваем ни единого из людей. Итак, пусть написанное здесь послужит Апиону ответом на все то, что было сказано им об Александрии.

7. (79) Удивляют меня и те, которые стали его подстрекателями в этом деле, я имею в виду Посидония 278 и Аполлония Молона, ибо они тоже обвиняют нас в том, что мы не почитаем тех же богов, что остальные. Они также лгут и выдумывают не соответствующие истине небылицы о нашем храме, не считая при этом, что поступают скверно. Между тем весьма постыдно для всякого свободного человека из каких угодно соображений лгать, тем более что столь знаменитая святыня, как наш храм, всем хорошо известна. Апион осмелился утверждать, что в этом святилище «евреи поместили ослиную голову, воздавали ей почести и удостаивали ее всяческого поклонения 279 . Голова пропала тогда, — уверяет он, — когда Антиох Епифан 280 разорял храм и обнаружил, что она сделана из чистого золота и стоит немалых денег» 281 . Итак, сперва ему в ответ я замечу, что даже если бы у нас и было что-то подобное, то египтянин ни в коем случае не мог бы поставить нам это в вину, поскольку ослы ничуть не хуже кошек 282 , козлов и прочих животных, которые почитаются у них богами. Затем, как же он не заметил, что его невероятная ложь разоблачается теми сведениями, которые он сам же и сообщает? Ведь мы всегда руководствуемся одними и теми же законами, которым мы безгранично преданы. И когда наш город, также как и другие города, потрясали различные беды, когда Антиох Пий 283 , Помпеи Магн 284 , Лициний Красе 285 или в последний раз Цезарь Тит 286 в победоносной войне овладевали храмом, они ничего подобного там не находили, но только строжайшее благочестие, чего мы не можем сказать относительно других храмов. Впрочем, Антиох разграбил храм без всякого сколько-нибудь благовидного предлога; он пошел на это из-за нехватки денег, хотя и не был нашим врагом 287 . И когда он напал на нас — своих союзников и друзей — ничего достойного осмеяния он там не обнаружил. Многие уважаемые историки также свидетельствуют об этом — Полибий Мегаполитанский 288 , Страбон Каппадокийский 289 , Николай Дамасский 290 , Тимаген 291 , летописец Кастор 292 и Аполлодор 293 . Все они говорят, что Антиох нарушил свой договор с евреями из-за нехватки денег, потому-то он и разграбил храм, богатый золотом и серебром. Все это должен был принять во внимание Апион, если бы у него самого не было соображения осла и бесстыдства собаки 294 , которую они боготворят. Ведь никаких иных оснований для этой лжи у него нет. Мы не поклоняемся и не воздаем ослам никаких почестей, в отличие от египтян с их крокодилами и змеями. Тех, кого ужалит змея или схватит крокодил, они почитают счастливцами, угодными богу. У нас же, как и у других благоразумных людей, ослы перевозят навьюченную на них поклажу. И если они заходят на поля и начинают жевать или не слушаются приказаний, то их при этом изрядно бьют — ведь они служат нам во многих делах, в том числе и в земледелии. Апион то ли сам был слишком невежественным, чтобы складно лгать, то ли, что более вероятно, собрав какие-то разрозненные сведения, оказался не в состоянии представить их в законченном виде, — раз ни один из его выпадов против нас не достигает цели.

8. (89) Он рассказал и другую порочащую нас басню об эллинах, в связи с чем вполне уместно заметить, что тому, кто берется рассуждать о благочестии, не худо бы знать, что· даже входить в храм менее непристойно, чем нечестиво разглагольствовать о священнослужителях. Однако они 295 стараются скорее оправдать этого нечестивого царя, чем сообщить справедливые и правдоподобные сведения о нас и о нашем храме. Так, желая угодить Антиоху и покрыть его святотатственное вероломство, которое по отношению к нашему народу он позволил себе из-за недостатка в средствах, они приписали нам вещи, которые мы будто бы намеревались совершить впоследствии. Глашатаем всех остальных стал Апион, который сказал, что «Антиох нашел в храме ложе и лежащего на нем человека, перед которым был поставлен небольшой стол, исполненный изысканными яствами, плодами морскими и земными. Царь был поражен этому. А тот стал тотчас славить его приход, как будто он пришел оказать ему величайшую услугу, и, припав к его коленям и протягивая к нему правую руку, стал молить его об освобождении. Царь приказал ему, чтобы тот сел и рассказал ему, кто он такой, почему живет здесь, и откуда все эти яства, и тогда этот человек, обливаясь слезами, поведал ему жалобную историю о своем несчастии. Он сказал, — говорит Апион, — что по происхождению он эллин, и что когда он бродил по стране в поисках пропитания, его неожиданно схватили какие-то незнакомые люди, привели в храм и там заперли, и что ему ни с кем не позволяют видеться, хотя и откармливают всевозможными яствами. Поначалу эти бесчисленные видимые благодеяния доставляли ему радость, потом стали внушать подозрение и наконец, привели его в полнейшее недоумение. Когда же ему удалось расспросить об этом приходящих к нему слуг, тут-то он и узнал об ужасном еврейском обычае, ради которого его откармливали. Они совершают его каждый год в определенное время. Поймав какого-нибудь греческого бродягу, они в продолжение года кормят этого человека, затем, отведя в какой-то лес, убивают, тело его по своему обряду приносят в жертву и, вкусив от его внутренностей 296 , во время жертвоприношения приносят клятву в том, что всегда будут ненавидеть эллинов. Вслед за тем останки этого человека они бросают в какой-то ров». Потом Апион сообщает, что тот будто бы сказал, что «жить осталось ему всего лишь несколько дней, и просил из уважения к эллинским богам посрамить коварных евреев в их кровавых замыслах и избавить от постигших его напастей» 297 . Подобная история исполнена не столько подлинной трагичности, сколько с очевидностью обнаруживает ужасающее бесстыдство. При этом она ничуть не оправдывает Антиоха в его святотатстве, на что рассчитывали те, кто ему в угоду все это написал. Ведь когда он входил в храм, у него и в мыслях не было встретить там что-либо подобное, но все произошло для него неожиданно. Потому, независимо от чьих-то желаний, он был нечестивцем и в не меньшей степени безбожником, сколь ни многочисленны потоки бессовестной лжи, которая весьма просто распознается из самого рассказа о событиях. Ведь не только по отношению к эллинам выясняется своеобразие наших законов, но более всего применительно к египтянам и ко многим другим народам. Людям из каких только стран не случалось побывать у нас хотя бы однажды, но одних только эллинов, составив очередной заговор, мы избирали для пролития их крови 298 — и возможно ли, чтобы на эти жертвоприношения собирались решительно все евреи, и всем этим тысячам людей доставалось попробовать их внутренностей, как об этом говорит Апион? Почему же этого найденного в храме человека, кто бы он ни был (ведь имени его он не называет) 299 , царь с почетом не препроводил в его отечество, в то время как, сделав это, он мог бы прослыть человеком благочестивым, особенно расположенным к эллинам и к тому же заручиться поддержкой многочисленных сторонников против ненавидящих его евреев. Однако оставим это: людей неразумных следует убеждать не голословно, но опираться на факты. Итак, все, кто видел здание нашего храма, знают его устройство 300 и его постоянную безупречную чистоту и святость. С четырех сторон он был окружен портиками, из которых каждый, согласно закону, имел собственную стражу. К внешнему портику подходить было позволено всем, в том числе и чужеземцам. Не допускались туда только женщины во время месячных очищений. Ко второму портику подходили только евреи и их жены, если только были ритуально чисты. К третьему — знатные евреи мужеского пола, прошедшие обряд очищения. К четвертому — только священники, одетые в священнические одежды, а в Святая Святых — только первосвященники также в соответствующем облачении. Порядок благочестия был настолько строг, что для священников было положено особое время, чтобы войти в храм. Тем, кто совершал жертвоприношения, надлежало приходить рано утром с открытием храма и уходить в полдень, перед его закрытием. Кроме того, в храм не разрешалось вносить никаких сосудов. Внутри находился только жертвенник, престол, кадильница и светильник — все, что предписано законом. Никакие посторонние или какие-то иные тайные священнодействия там не совершались, и не устраивались внутри никакие трапезы. Все прежде сказанное может быть с очевидностью засвидетельствовано всем народом, и можно также привести доказательства из действительных событий. Ведь хотя и существует четыре разряда священнослужителей 301 , и каждый из них составляет более пяти тысяч человек, обязанности служения в храме они, однако, исполняют отдельно друг от друга в установленные дни, и когда заканчивают одни, совершать жертвоприношения приходят им на смену другие. Собравшись в храме в середине дня, они принимают от своих предшественников ключи и священные сосуды по счету, при этом они не приносят с собой ничего, что имеет отношение к еде или питью. Равным образом не позволено приступать с этими предметами и к жертвеннику, за исключением того, что предназначено к жертвоприношению 302 .

Что же ввиду всего этого сказать об Анионе, кроме разве что он, не обращая на это никакого внимания, сообщил сведения самые невероятные? Право же, стыдно, что ученый грамматик не в состоянии доказать истинных познаний в истории. Притом зная о благочестии нашего храма, он закрывает на это глаза, выдумывая историю с поимкой и немыслимым откармливанием какого-то грека, с обилием великолепных яств и какими-то нечестивцами, которые могут входить туда, где не позволено находиться даже самым знатным из евреев, если они не священники. Все это величайшее святотатство и нарочитая ложь, имеющая целью ввести в заблуждение тех, кто не пожелает разобраться в истине. В таких-то и тому подобных немыслимых злодействах, о которых здесь было сказано, нас пытаются обвинить.

9. (112) В свою очередь наш благочестивейший писатель, как бы в насмешку, прибавляет к своим пустейшим выдумкам еще одну 303 . По его словам, тот самый грек рассказал, что «когда евреи вели затяжную войну с идумеями (Ср. 1Мак 5.3; 2Мак 10.15:12.32), из какого-то идумейского города к ним пришел некий человек по имени Завидон 304 , почитавший у себя бога Аполлона, и пообещал, что доставит им Аполлона Дорского 305 . Он сказал, что бог сам явится в наш храм, если все еврейское население придет и соберется там. Завидон соорудил какое-то деревянное приспособление и забрался внутрь. Снаружи он приделал светильники в три ряда и стал расхаживать в нем, так что издали казалось, будто землю посетила звезда 306 . Евреи, пораженные необычайностью зрелища, молча стояли поодаль. А Завидон тем временем преспокойно вошел в храм, сорвал золотую ослиную голову (какой остроумный поворот событий) и поспешил удалиться обратно в Дор». Не сказать ли и нам теперь, что Апион слишком тяжело навьючил осла (то есть себя самого) и уж совсем его перегрузил неподъемной ношей всякого рода глупостей и вранья? Он пишет о местностях вовсе несуществующих и по своему невежеству путает города. Ведь Идумея — страна, которая граничит с нами со стороны Газы 307 , и там нет никакого города Дора. Между тем в Финикии Дором называется город у горы Кармель, но он не имеет ничего общего с россказнями Аниона хотя бы потому, что находится на расстоянии четырех дней пути от Идумеи 308 . И почему же тогда он все еще обвиняет нас в том, что у нас нет никаких общих с другими народами богов, раз наши предки с такой легкостью поверили, что к ним придет Аполлон, и были в полном убеждении, что видят, как он со своими звездами расхаживает по земле? Светильников-то, понятное дело, они никогда прежде и в глаза не видели, хотя каких только — и сколько — не возжигается у них по праздникам 309 . Когда же он шел по стране, ни единый человек из многотысячного ее населения ему не повстречался, притом пустовали и стены, оставленные стражниками, несмотря на то, что была война Не говоря уже и обо всем остальном — ворота храма были высотою шестьдесят, шириною двадцать локтей, почти повсеместно покрытые позолотой или кованым золотом 310 ; каждый день их запирало не менее двухсот 311 человек, и оставлять их открытыми было запрещено. Тем проще, рассудил Апион, наш свеченосец преодолеет их, если захочет, — тем более что ослиная голова была при нем. И что же, потом он снова возвратил эту голову нам, или ее заполучил сам Апион и предъявил Антиоху, чтобы тот поверил в его очередную сплетню?

10. (121) Совершенным обманом оборачивается и его история с клятвой, в которой мы будто бы клянемся Богом, сотворившим небо, сушу и воды, в вечной ненависти ко всем иноплеменникам, и в особенности к эллинам 312 . Уж если так, то следовало бы сразу сказать — в вечной ненависти ко всем иноплеменникам, и более всего к египтянам. Пожалуй, тогда ему бы удалось согласовать историю о клятве с прежними своими выдумками, — если уж соплеменниками его египтянами предки наши были изгнаны не в наказание за какие-то злодеяния, а по несчастной случайности. От эллинов же нас отделяет более расстояние, нежели обычаи, так что ни малейшей ненависти или вражды к ним мы не питаем. Напротив, случилось так, что многие из них принимали наше вероучение, но одни оставались ему верны, другие же, не выдержав его строгости, отпадали. К тому же никто никогда не говорил, что слышал от нас подобную клятву, за исключением Апиона, который, разумеется, слышал, потому что сам же ее и сочинил.