Для ответа нужно состыковать между собой семь ненарушаемых принципов бытия. Первый — это осознание себя. Второй — самостоятельно учиться самостоятельности. Третий — индивидуальность развития. Четвёртый — вечное неукоснительное следование предначертанным путём. Пятый — это причинная соподчинённость. Шестой — взаимосвязь и противоречивость формы и содержания. Седьмой — исключение парадоксов, нестыковок и уничтожения.

Если подключить к этим требованиям форму, то при условии её пассивности ничего в отношении сознаний не изменится: по–прежнему будет действовать запрет на прямое общение. Если же форме разрешить активность, она станет соперничать с сознанием, что исказит отношения причины и следствия при выяснении лидерства. Чего–то дополнительного в рамках пары сознание–форма до сих пор не предполагалось и потому не рассматривалось. Естествознание на вопрос о том, как всё–таки взаимодействуют объекты между собой, не только не отвечает, но даже не предполагает наличие такого вопроса. Сказано же: некие массы, лишённые даже формы, подчиняются невесть откуда взявшимся силам, которые стоят над сознанием и над формой и потому представляют собой научную фикцию. Манипулирование такими фантомами–силами позволяет в некоторых случаях получить согласование с опытом, и такого приблизительного совпадения наука считает достаточным для подтверждения существования этих самых сил. Однако наличие эффектов нелинейности, нестационарности, непериодичности, разрывов непрерывности, бесконечностей и прочих истерик упрощённого математического представления реальности, свидетельствует не о приблизительности описания процессов, а о неверности их понимания. Так и должно быть. Никакое умственное лукавство теоретиков не позволит познать суть явлений, опираясь исключительно на их следствия. Настала пора переосмысления природы. Выше приведенные семь принципов стыкуются между собой, если ввести понятие: среда. Под средой понимается всё то, что окружает конкретное существо, объект или предмет. Она может располагаться внутри или снаружи объекта. Она не является отдельным образованием мира, потому принадлежит какому–то из сознаний, облачённых в определённую форму. Другими словами, среда — это часть существа. Само существо выступает в качестве общего, а наряду с другими его частями имеется самостоятельная часть, воспринимаемая всеми, кто в неё погружён, как внешняя или внутренняя среда. Таким образом, среда — это посредник между общим и частью. И поскольку на среду замыкаются обе составляющие, то она не может всецело принадлежать только какой–то из них.

Для примера рассмотрим человека. Он представляет собой объединение бессмертного сознания и смертного организма. Первичным является сознание, а вторичным — плоть. Или иначе: сознание есть причина, тело — следствие. Такое соотношение вытекает из вечного и непрерывного существования сознания, в то время как тело используется в качестве обменного инструмента сроком на одно текущее воплощение. Казалось бы, если сознание само для себя строит собственное тело, то всякая часть этого тела обязана всецело зависеть и подчиняться строителю непрекословно. Другими словами: сознание персоны, обращаясь напрямую к сознанию органа или любой иной части, может приказать, заставить, вынудить его изменить своё состояние по прихоти общей структуры, т. е. причины. И если бы похожее произошло, тело превратилось бы в устройство, механизм, машину. Допустимо ли такое?

Согласно принципу составности тело любой особи комплектуется из существ, мерность которых на единицу меньше мерности самой особи.31 Применительно к человеку это значит, что его тело представляет собой объединение персон плоскостного уровня развития, или же организм людской — это совокупность животных тел. Так, сердце, почки, печень, железы … и все остальные органы есть самостоятельные личности, наделённые собственными сознанием и персональным телом, воспринимаемым на данном этапе развития людей не иначе, как безрассудочная плоть. Все эти личности в прошлых воплощениях были отдельностями–особями, однако, по мере оразумления они достигли состояния, при котором тело в животной компоновке уж'e не могло при любой его доработке удовлетворять запросам возросшего сознания. Возникла необходимость принципиального изменения формы собственного бытия. Суть такого изменения состоит в невозможности дальнейшего сохранения состояния отдельности. Существо навсегда лишается статуса особи. Оно отныне обречено навечно пребывать в ранге 'oргана в составе более развитой сущности. В данном случае этой сущностью является человек. Пройдёт время и уже он войдёт в противоречие со своим организмом, когда для возросшей разумности никакие усовершенствования людской натуры не смогут удовлетворить требования более ёмкого сознания. Тогда человек разделит участь своих органов: он совместно со своим наполнением на правах органа войдёт в состав более развитой сущности — кваромовца. Так, что человек по мере оразумления, перестанет быть человеком по отношению к тем существам, которые поднимутся из глубин начальных миров и, перерастая животный этап, пополнят собой прослойку мироздания, где персоны выглядят, как отдельности и особи. Для самого себя и для дальнейших разумов он по–прежнему будет ощущать себя человеком. И далее, кваромовец на правах органа войдёт в состав пентаровца, пентаровец — в тело сорросовца, а сорросовцы соберутся в единый организм борца с конфликтом, которому предначертано ценой своей жизни спасти мир от разрушения. Где–то в недрах организма борца будет присутствовать и людская закваска, без которой не состоится ни борец, ни соррос, ни наш мир.

Последнее утверждение справедливо не только по отношению к человеку. Сущностью, состоящей только из самой себя, является единственное существо — это зарожденец. Все остальные, сколько бы их ни было, уже сост'aвные, причём, чем развитее персона, тем сложнее её компоновка. Одновременно с усложнением сокращается численность сложных особей, а в пределе окажется только одна, непосредственно участвующая в погашении конфликта.

Теперь представим, что тело человека выполнено в виде устройства. Если оно способно полностью заменить биологическую плоть, то это станет началом новой популяции, ибо вслед за формой обязано измениться и содержание, а изменённое — оно уже не человеческое. При условии сохранения людей как вида, недопустимы произвольные манипуляции с организмом, ибо воздействие на следствие без ведома причины — сознания, обязательно приведёт к взаимному несоответствию и в итоге к уничтожению особи. Даже замена одного органа, например, сердца, почки … связана с заметной перестройкой личности. И если речь идёт только о данной личности, то частичное вмешательство оправдано, поскольку при этом сохраняется прежний творческий потенциал, хотя несколько изменённый, но пригодный для дальнейшего развития того же человека. Если предполагается репродуктивное продолжение данной личности, то в судьбу потомков будет внесена чужая составляющая, которая в борьбе с собственными компонентами станет выдвигать свой приоритет, что проявится в виде отклонений, болезней и даже мутаций. Складывается ситуация, когда в слаженную компанию попадает вдруг чужак–антагонист. Его присутствие непременно повлияет на коллектив и он никогда уже не станет прежним.

Нельзя воздействовать на форму и при этом не затронуть сознание, точно так же, как всякое изменение сознания непременно отобразится в форме. Их взаимное отслеживание настолько тесно, что сознанию вменено в обязанность самому строить себе же тело каждый раз для очередного воплощения. По людским представлениям тело взращивается родителями и в момент рождения в нём вспыхивает некоторое даже не сознание, а всего лишь мысль, как признак рассудочности. Затем при взрослении мысль дорастает до разумности, тело мужает, и так совместно разумность и тело образуют со временем земного человека. Но что значит это вспыхивает? Его раньше нигде не было и только в нужный момент оно из ничего вдруг превращается в н'eчто и даже конкретное проявление. Или данное нечто порождено материей–телом? Или же оно прибыло откуда–то со стороны, тогда с какой именно? В последнее время делаются отчаянные попытки приписать обеспечение жизненности генному материалу. Но и в нём виновника разумности ищут исключительно в вещественно–молекулярном нагромождении химических соединений. Пока в людском обиходе нет даже намёка на прояснение тайны рождения разумного существа.

Начнём сначала! Если в мироздании установлена жесточайшая связь сознания и формы, то не может возникнуть ситуация, при которой такое соответствие не соблюдается. Это значит, что и в процедуре рождения сознание имеет форму, и не просто какую–то произвольную, чужую, дескать, на вырост, а именно ту, которой соответствует. Но кто может знать какой конкретно форме соответствует данное сознание? Если бы такой знаток объявился, то он был бы нарушителем закона об индивидуальном развитии. Более того, у него появилась бы возможность вмешаться в жизнь соплеменника, перекроить его судьбу и подчинить себе. И так поступили бы многие, а затем — все. Мир потерял бы лицо. Его бы не было.

Значит, не только нет конструктора чужого тела, но его и быть не может в силу запрета на отклонение от своей предначертанной линии роста. Остаётся одно: всякий самому себе тело строит сам. Перипетии такой работы изложены в книге миры 31, здесь отметим только суть. Рождение, т. е. переход в наш мир, происходит каждый раз, когда сущность нематериального мира входит в неразрешимые противоречия с тем миром. Это значит: она настолько далеко отклонилась от предначертанного роста, что никакие исправления тамошнего поведения не могут вывести заблудшего на ему уготованный путь. Необходимо коренное изменение его взглядов. Но такое выравнивание не может происходить без отягощений. Мало того, что пребывание в материи само по себе является тяжёлой ношей, так дополнительно к ней налагаются особые страдания, связанные с необходимостью выполнения длительных и рискованных мероприятий по подготовке перехода, осуществлению самого перехода и дальнейшего становления в ранге человека. Такие тяготы не являются необходимыми. Можно было бы процедуру рождения представить менее болезненной, но в мире принята именно такая линия наказания за неспособность самостоятельно направить себя же на собственный путь. Если бы существо, находясь в мягкой форме, сумело бы так выстроить личное оразумление, чтобы избежать конфликта формы и содержания, т. е. самостоятельно научилось самостоятельности, то не возникла бы ситуация крайнего насилия для принудительного возвращения на свой путь через страдания особого накала. И тогда персона проходила бы отмеренное ей в условиях, где беды не превосходят уровня неотягощённого развития. Как видно из структуры пространства 31, последний вариант в начальных мирах от нулевого до объёмного включительно, невыполним, поскольку на этих этапах ещё нет полного осознания себя. Потому вплоть до кварома материя служит полигоном научения и той резервацией, в которой инициативные и дерзкие, но мало понимающие природу, проходят курс образумливания. После кварома существа уже в значительной мере осознают себя, они не позволяют себе роковых отклонений, а для исправления некоторых отходов нет необходимости применять столь тяжкие меры, как переход в твердь. Материя в её людском представлении становится ненужной и её за пределами трёхмерья нет. Там остаётся только нематериальная материя, т. е. такое условно плотное пространство, которое пригодно для изготовления мягких форм.

Тяготы рождения–воплощения призваны отложиться в сознании как особо болезненная линия бытия. Муки на пути перехода в плоть должны выстроиться в самостоятельную доминанту поведения, связанную с исключительными наказаниями за недопустимые действия. Постепенно на протяжении длительного восхождения эти муки прочно отобразятся в содержании существа и образуют устойчивый рефлекс боязни смерти. Это защитная эмоция, уравновешивающая безрассудность и неоправданный риск. Если удовлетворение желания связано с гибелью, то напоминание о смерти и связанных с нею бедах позволяет соотнести стоит ли желать, коль можно умереть? Без такого предостережения умирать пришлось бы по пустякам. Умирать надо тогда, когда не умереть невозможно.