Шрифт:
— Саша, ты куда? — мать все-таки еще не легла, — что-нибудь случилось?
— Мне нужно. Скоро приду…
Выходя из дома, он оглянулся — окно на кухне светилось, и мать смотрела ему вслед…
Трехэтажное здание милиции было освещено фонарями. Кое-где в окнах еще горел свет.
Саша сидел перед столом дежурного оперативника в погонах старшего лейтенанта.
— Фамилия? — оперативник таращил на парня красные усталые глаза.
— Крастонов.
— Имя?
— Александр… Олегович.
— Работаешь, учишься?
— Студент первого курса института народного хозяйства.
Работник милиции привычно и сноровисто записывал установочные данные в стандартный бланк заявления о совершенном преступлении.
— Почему ты думаешь, что с девушкой что-то случилось? — устало поинтересовался офицер.
— Я же вам рассказал, как эти подонки на нас напали… Меня оглушили и сбросили в воду… А Лена до сих пор не пришла домой, я звонил.
— А, может, ей понравилось их общество, и… — оперативник осекся, увидев его взгляд. — Да, шучу я… Тут такого наслушаешься, да насмотришься — вот и чувство юмора такое, особое, появляется.
Старший лейтенант со вздохом отложил исписанный листок в сторону и взял следующий.
— Они ее били?
— При мне — нет. Но я слышал, как она кричала.
— Кто бил тебя?
— Я их не знаю. Могу только описать по внешности. Да и то… Темно ведь было.
— Ну, давай. Значит, их было пятеро…
Оперативник толково и подробно стал уточнять приметы нападавших и обстоятельства, при которых студент оказался в реке.
— Все. Распишись теперь на каждом листе, а в конце напиши «мною прочитано, с моих слов записано правильно» — и тоже роспись.
Паренек, не читая, сделал то, о чем его просили.
— Сейчас я тебе выпишу направление на освидетельствование…
— А что это такое?
— Ну, на снятие побоев, проще говоря. С утра сходишь в судмедэкспертизу — доктора определят степень тяжести причиненных телесных повреждений, — старший лейтенант зевает, — но вряд ли они потянут на менее тяжкие, не говоря уже о тяжких, поэтому…
— А Лена? — взволнованно спросил парень.
— Что, Лена?
— Разве вы не поедете ее искать?
— Во-первых, это не входит в мои обязанности…
— Я не о вас персонально говорю. Разве милиция не будет ее искать сейчас?
— Нет.
— Но, почему? Ее же схватили и…
— Что, «и»?
— Не знаю. Может быть, в эти минуты над ней издеваются…
— Вот, именно, «может быть». А, может быть мою тещу, дай ее бог здоровья — хорошая теща — сосед топором зарубил. Тем более что сосед — плотник, пьет, и мою тещу сильно не уважает. Может быть? Может. И много чего еще может быть.
— Так что же делать?
— Ничего. Вы кто ей?
— Ну, знакомый, наверное… Хороший знакомый.
— То есть, не член семьи и даже не родственник. Значит, и заявление о ее пропаже писать не имеете права.
— А кто имеет право?
— Супруг. Родители. Вот до утра если не найдется, то мать пусть приходит и пишет заявление. Тогда заведут розыскное дело. Да, и то, по-моему, его только через три дня заводят…
Через три дня тело девушки было найдено в реке, в четырнадцати километрах вниз по течению.
Портрет Генерального секретаря ЦК КПСС Черненко будто провожал неподвижным взглядом лихорадочно прохаживающегося мимо человека в синей прокурорской форме, но без кителя. Прокурор области большими шагами нервно вышагивал по своему кабинету. Его энергичное, волевое, слегка полноватое лицо было нахмурено.
Закончился, предусмотренный законом, пятилетний срок пребывания его в этой должности. Бумаги же на его представление на новый пятилетний срок осели где-то в недрах обкома партии.
Не то, чтобы он не ладил с обкомом — это было просто невозможно, но партийные чинуши на каждом шагу старались показать, кто в области хозяин. И на каждом бюро обкома старались ущипнуть главного областного «законника», как они называли его с пренебрежением и даже презрением.
К прокурорским работникам любая местная партийная и советская власть вообще относилась как к какой-то неизбежной, но не очень существенной, помехе.
— Что вы тычете всюду свои законы! — мог заорать и, действительно, орал на прокурора даже завотделом обкома, не говоря уже о секретарях областного комитета партии или председателе облисполкома.