– Я и мой юрисконсульт будем присутствовать при этом, – наконец произнес он. – Двадцать минут. И, если Оливер захочет, мы немедленно прервемся.

Вехтер встал и протянул Баптисту руку:

– Тогда до скорой встречи. Не забудьте свой кейс.

Баптист поднялся, застегнул пальто и взял со стола Ханнеса чемоданчик.

– И еще одно, – сказал Ханнес, когда Баптист уже подошел к двери. В руках комиссар держал заключение судмедэксперта. – У вашего сына обнаружили два старых перелома ребер, давно заживших. Откуда они у него?

Баптист остановился как вкопанный. Не оборачиваясь, он произнес:

– Оливер катается на скейтборде. Часто получает травмы.

– Вы имеете в виду, что ваш сын ломает кости, а вы этого даже не замечаете?

Баптист обернулся:

– Я не знаю, о чем вы говорите.

Взмахнув полами пальто, он скрылся в коридоре.

Несмотря на то что в зале толпилось не меньше сотни людей, здесь царила удивительная тишина. За двумя длинными столами люди обедали, толкались с тарелками между детскими колясками и инвалидными креслами или занимали очередь к окошку, где выдавали еду. Перед Элли стояла женщина, которая, казалось, надела на себя всю свою одежду, отчего приобрела форму шара. Позади Элли в коляске-трости хныкал маленький ребенок, мать пыталась засунуть ему в рот соску. Ее лицо казалось выцветшим, несмотря на тщательно наложенный макияж. В отличие от женщины-луковицы, ее одежда выглядела вполне прилично, а коляска была известной марки. Лишь немногие посетители этой благотворительной столовой при доме церковной общины на первый взгляд выглядели как нищие. Не сразу удавалось рассмотреть поношенные куртки, отросшие у корней седые волосы, потертые брюки. Бедность проникла в сердце общества и пожирала его изнутри.

Элли встала в конец очереди, чтобы не распугать клиентуру столовой своим полицейским удостоверением. Так она могла спокойно понаблюдать за Джудит Герольд, которая суетилась со своими коллегами у раздаточного окошка: чепец на коротко стриженных волосах и белый фартук. Шеф-повар в колпаке выкрикивала из кухни указания.

– Спагетти или айнтопф [12] ? – все время спрашивала Джудит Герольд.

Наклонившись к посетительнице, она погладила ребенка по голове, посмеялась шутке. Элли все больше казалось странным, как такой человек мог быть для Розы Беннингхофф не просто соседкой. Все, что тут происходило, казалось таким далеким от Розы. Если бы Элли смогла разрешить эту загадку, то и убитую поняла бы лучше.

Подошла очередь женщины-луковицы, и Джудит Герольд, не спрашивая, налила ей в тарелку густого супа, поговорила с ней, назвав ее госпожой Гребель, и пожала на прощание ее смуглую грязную руку. Теперь настала очередь Элли.

– Спагетти или айнтопф?

– Спагетти, – ответила она и просияла улыбкой. Джудит Герольд выглянула из-за своих кастрюль, ее лицо помрачнело.

– Урсель, мне пора! – крикнула она через плечо. – Может меня кто-нибудь заменить?

Вскоре они уже сидели на ступеньках лестницы среди коробок со сборниками псалмов. На коленях у Элли в пластиковой миске дымились спагетти болоньезе, и она едва сдерживалась, чтобы не накинуться на еду, как волк.

– Фкуффно, – прошамкала она.

– Да, наша Урсель отлично готовит в этой благотворительной столовой. В этом смысл ее жизни. Она даже уговорила священника, чтобы тот заказал для нас профессиональное оборудование.

– И все это только для бедных?

– Что значит «только»? – Джудит Герольд навертела спагетти на вилку. – Эти люди действительно способны оценить ее старания, они ведь не могут в полдень заказать себе обед из трех блюд в кафе на углу.

– И вы здесь работаете?

– На общественных началах. На полный рабочий день не выхожу, я инвалид, но не могу же я круглые сутки сидеть дома, правда? – Это не был вопрос, скорее утверждение. Однако тут разговор ни о чем для Джудит Герольд закончился. – Вы пришли сюда не ради вкусной еды, так ведь?

– Почему вы не рассказали нам, что Роза Беннингхофф уволилась с работы?

Джудит Герольд опустила тарелку, рука с вилкой застыла на полпути ко рту.

– Уволилась? Но… почему?

– Вы об этом не знали? Мне казалось, что вы как подруги должны были поговорить об этом.

– Я тоже так думаю… – Женщина отставила полупустую тарелку в сторону. – Я видела, что она хочет перемен. Она сделалась беспокойной. Но об увольнении я ничего не знала. – Джудит сглотнула слюну. – Похоже, она собиралась уехать из города. Она всегда уезжала из города, если он ей больше не подходил. Я потеряла бы ее так или иначе. Почему она ничего не сказала, черт возьми?

Она поджала губы. Элли с трудом могла понять, что это значило для нее – быть обманутой и довериться во второй раз.

– Покинуть город? Значит, она не впервые уезжала?

– Она никогда не задерживалась долго на одном месте. Когда она переехала сюда, Мюнхен стал для нее уже девятым местом жительства – новый большой город. Роза рассказывала об этом так, словно этим можно было гордиться.

Элли промолчала: ей как раз недавно удалось перебраться из Верхнего Пфальца в столицу земли – Мюнхен. Эта идея – в новом городе всякий раз начинать жизнь по-новому – показалась ей привлекательной. Только бы подальше от баварской зимы.

– Теперь я понимаю, что она готовилась отсюда сбежать, – произнесла Джудит Герольд. – Иногда такое чувствуешь.

– Что именно?

– У Розы вдруг не осталось времени, она даже перестала заботиться о своем приемном сыне.

– Оливере Баптисте? – Элли внезапно осознала: Джудит Герольд не могла знать, что они задержали мальчика. – Он часто навещал ее?

– Она была ему как мать. Роза поддерживала его, кормила после школы. Он больше любил бывать у нее, чем дома. И неудивительно, при таком-то отце.