Шрифт:
– О! пришел в себя. Спасибо Джоан, ваша помощь больше не нужна. Оставьте нас наедине.
– Военный придвинул табурет у кровати с раненым.
– Я не буду этого делать, мне нужно наблюдать за его состоянием. К тому же я знаю вас, военных. Сейчас вы начнете наседать на бедного юношу, совершенно не делая скидок на его состояние.
– Черт с вами, Джоан. Дадите мне подписку о том, что не разгласите нашу беседу.
– Легко, я их уже столько раз давала, что забыла, что можно рассказывать, а что нет.
Военный придвинулся поближе к кровати и постарался заглянуть в глаза Себа.
– Как вы себя чувствуете, сержант Маккинли?
– Спросил военный.
Себ скосил глаза в его сторону. Как ему хотелось проснуться и оказаться в другом месте.
– Хреново.
– Ответил Себ, не знакомый с уставом и субординацией.
– Хреново было бы, если бы тебя сейчас везли в пластиковом мешке, как многих твоих товарищей, а ты счастливчик. Попал в плен, и там выжил. Попал в мясорубку и снова живой. Радуйся.
– Я рад.
– Прохрипел Себ. Ему хотелось откашляться, но он опасался это делать.
– Вот и замечательно. У меня есть несколько вопросов к тебе, которые откладывать никак нельзя. Все же, ты пока единственный, кто был в плену у противника, и тебе может быть что-то известно из того, что я у тебя спрошу.
– Я этого не помню.
Военный непонимающе посмотрел на Себа, а потом и на медсестру.
– Возможно, сильная контузия.
– Ответила она.
– Мы с ним еще не общались, поэтому и диагноз никакой не ставили.
– Гадство!
– Ругнулся военный.
– Что ты помнишь последнее?
Себ стал лихорадочно соображать, с какого момента ему лучше начать врать. Вдруг он начнет спрашивать имена его боевых товарищей, о которых он не имел никакого понятия?
– Как мать с отцом провожали меня, собаку свою помню.
– Себ замолчал, делая вид, что пытается разворошить воспоминания.
– Всё. Потом я открыл глаза и увидел эту рыженькую.
Военный нервно и резко встал. Табурет проскрипел ножками по полу и упал.
– Делайте, что хотите, но только чтобы он все вспомнил.
– Военный направил в медсестру палец, как пистолет.
– Но мы же полевой госпиталь, мы не для этого. Здесь нужна совсем другая реабилитация.
Военный зло посмотрел на Джоан и вышел, громко хлопнув дверью. Медсестра посмотрела на Себа.
– Вы, военные, такие узколобые. Сами войну придумали, сами в ней еще и в секретики играете, а все кругом виноваты. В туалет хочешь?
Себ только сейчас понял, что в туалет ему придется ходить, не вставая с кровати, и если бы не повязка на лице, то Джоан увидела бы, как залило краской лицо юноши.
– Нет.
– Резко сказал Себ, хотя позывы уже были.
– Как захочешь, у тебя микрофон в спинке, скажи громко, я приду, утку поставлю.
– Угу.
– Тихо сказал Себ, желая потерять сознание, и сходить в туалет, не выходя из него.
Джоан вышла, оставив после себя легкий шлейф парфюма. Себ, хрипло выругался, и закашлялся. Боль прошла по всему телу. От сломанных ребер, к каждой ране, оставленной на теле осколками.
Невероятный поворот событий, что невольно можно позавидовать погибшим товарищам, чьи упокоенные души, безмятежно взирали с небес на бренный мир, не знающий покоя.
За Джулией приехали в ту же ночь. Девушка не могла уснуть, переживая в душе событие произошедшее с ней и с отцом. Зачем она только напросилась ехать с отцом в город? Сидела бы себе как мышь, на ферме, и не интересовала бы никого.
Во втором часу ночи забрехал пес, а вскоре послышался топот и ржание коней. Джулия сразу поняла, что это по ее душу. Девушка вскочила с кровати и скинув сорочку, оделась в обычную одежду, готовая ускользнуть из дома.
В дверь настойчиво постучали. Джулия вошла в спальню родителей. Отец уже разжигал керосиновую лампу.
– Отец, это за мной.
– Сказала она сухо.
– Да подожди пугаться, и нас пугать, с матерью. Может, заблудились люди.
– Может, но я на всякий случай вылезу в окно, пока ты с ними будешь разговаривать. Если что, я возьму Крепыша, и сбегу на нем.
– Ладно.
– Дочка, не делай глупостей, угробишь себе всю молодость, а то и жизнь. Обойдется все.
– Не обойдется, мам. Я знаю кто эти люди, и на что они способны.
– Но ведь, дуче Рамирес, на нашей стороне. Он поможет.