— Я родился в Лондоне.

— Прекрасно. Тогда ты должен знать, что такое английский здравый смысл.

— Это, — поморщился Марч, — твердая уверенность правоты англичан во всех случаях жизни.

— Да, — кивнул Лавузен, — кроме того, убежденность, что выше английской морали, литературы, фунта стерлингов ничего не существует, что основы коммерческого брака незыблемы, а король — существо неоспоримое. Горе тому, кто подумает плохо! [1]

Повинуясь короткому жесту Лавузена, Марч, свернув за угол, не успел ответить.

— Я не понимаю, — начал Марч.

В оглушительном треске автомобилей слова исчезли, как бабочки.

Город развернул перед ними пышный ковер улицы.

По торцовым мостовым шелестели ландо, и — о, ужас! — Марч, обернувшись, уловил в толпе экипажей всадника на великолепной лошади.

Это зрелище было настолько невероятно, что Марч остановился, вызвав ропот прохожих, и только когда Лавузен тронул его за плечо, он, тяжело вздохнув, вошел в подъезд редакции.

Тяжелое здание содрогалось от грохота.

Бесшумный лифт выбросил «неаполитанского бандита» и рассеянного Марча на шестой этаж, в обширную комнату, где люди суетились вокруг узкого рупора. Один из сотрудников, овладев отверстием соединенного с пишущей машинкой фонографа, кричал в фонотрубку слова передовицы.

Продиктованное лентой выползало из пишущей машины и, наматываясь на валик под потолком, струилось в кабинет.

Через открытые двери, кто-то толстый и достаточно лысый, чтобы быть редактором, правил ленту, продолжавшую течь по столу вниз, сквозь этажи в развернутые пасти ротационок.

Сотрудник, кончив, уступил место хроникеру. Тот уже с блокнотом в руках прокричал в трубку о 60 жертвах движения и неудачно утопившемся поэте.

Полумертвый поэт распластался под громадными окнами редактора, а уже у трубки солидный бас докладывал о демонстрации коммунистов на утренней сессии палаты общин.

Лавузен, наблюдавший все это с здоровым скептицизмом человека, в чьих руках зажаты судьбы Британии, поймав на лету вдохновенного репортера, крикнул:

— Я хочу сдать объявление!

— 164-я комната внизу.

В комнате они сразу наткнулись на седеющего джентльмена, согнувшегося ровно пополам над толстеннейшей книгой.

Четыре машинистки яростно бились над ундервудами. На стенам вспыхивали надписи.

— Что вам угодно? — проснулся седеющий джентльмен.

Лавузен придвинулся ближе.

— Я хочу дать объявление об утере.

— Пожалуйста. Что именно?

— Предмет весом в 64 килограмма.

— У вас его украли?

— Нет, — вздохнул Лавузен, — я его потерял, вот этот джентльмен может подтвердить, — он указал на Марча.

— Гм… — нахмурился старик, — где же вы его… так сказать.

— В Лондоне. Кстати не забудьте упомянуть в объявлении, что в кармане этого предмета находился…

— Документ?

— Нет, так одна глупость, — пожал плечами Лавузен.

— Постойте, я не понимаю, как в кармане, да что вы потеряли, сэр?

— Самого себя и принадлежащий мне по праву здравый смысл. Написали?

— Нет, и не напишу. Вы сумасшедший! Не трудитесь оправдываться.

Лавузен дотронулся до шляпы.

На пороге он обернулся и указал Марчу на вспыхнувшую телеграмму.

В гостинице Лавузен задержался перед зеркалом в раздевальной, где, вместо служащих, автоматы в виде железных людей сорвали с них платья и шляпы, выплюнув изо рта сумерки.

Люстры рассыпались брызгами в серебристых зеркалах, а ковры ласкали лак ботинок.

Марч занял первый свободный стол.

Когда подали бутылки, Лавузен налил и спросил:

— Ты прочел последнюю телеграмму в редакции?

— Да. Принц Уэльсский вернулся.

— Ну вот я и нашел себя, следовательно давать объявление было незачем, а теперь смотри, — он поставил откупоренную бутылку вверх дном.

— Что вы делаете? — ужаснулся Марч, — вино льется на скатерть.

— Пусть льется. Когда опрокидываешь предметы, события, людей вверх ногами, из них выливается вся чепуха, называемая здравым смыслом, и они становятся настоящими неподдельными фактами. Весь мир необходимо поставить вверх ногами, и только тогда труха условностей, традиций, предрассудков высыпется из него. Теперь иди, отдыхай, по твоим глазам я вижу, что ты согласен со мной. Завтра я намерен лечь спать уже принцем Уэльсским.