Ты только попроси. Сейчас и навсегда

Аннотация

Долгие ночи в заснеженном Мюнхене… Эрик так долго ждал прощения горячей испанки Джудит, что теперь не уступит ее сердце никому. Подвенечный шелк на смуглой коже будет великолепен! Страстный шепот любви, хриплый голос похоти… Отдаваясь фантазиям, они наслаждаются друг другом, словно безумные. Теперь Джудит не нужно разрешение, чтобы получить то, что она хочет. В битве желаний любой ее каприз будет исполнен. Почти любой…

Переведено по изданию: Maxwell. M. P'ideme lo que quieras, ahora y siempre: Novela / Megan Maxwell. – Barselona: Esencia Planeta, 2013. – 432 p. Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства 1 Выйдя из офиса, я сломя голову помчалась домой. И тут при виде упакованных коробок с вещами у меня защемило сердце. Все пошло к чертям. В один миг сорвалась поездка в Германию и пошла под откос моя жизнь. Бросаю пару вещей в рюкзак и исчезаю до того, как здесь появится Эрик. Телефон разрывается. Это он, но я не собираюсь отвечать. Нет ни малейшего желания разговаривать с Эриком. Собравшись, вылетаю из дома и тороплюсь в кафе: я по телефону договорилась с сестрой, что мы встретимся там. Мне нужно с ней поговорить. Я взяла с нее слово, что она никому не расскажет о месте нашей встречи. Сестра приезжает, мы нежно обнимаемся. Немного остыв от встречи, она выслушивает меня. Я рассказываю ей только часть истории – ту, от которой она не потеряет дар речи. Опускаю все, что так или иначе касается секса, но Ракель есть Ракель! И когда концы с концами не сходятся, она начинает стонать и приговаривать: «Ты сошла с ума!», «У тебя мозгов не хватает!», «Эрик – отличная партия!» или «Как ты могла это сделать?» В конце концов я собираюсь с силами и прощаюсь с ней, но, несмотря на ее напор, не признаюсь, куда еду. Я ее хорошо знаю: она все разболтает Эрику, как только он ей позвонит. Когда же мне удается отделаться от сестры, набираю номер отца. Всего несколькими словами я даю ему понять, что все объясню, когда через пару дней приеду к нему в Херес. Потом сажусь в машину и еду в Валенсию. Там останавливаюсь в хостеле и целых три дня только и делаю, что гуляю по пляжу, сплю и плачу. Ничего лучшего в голову мне не пришло. На звонки Эрика не отвечаю. Не хочу… На четвертый день, чувствуя себя немного легче, я отправляюсь в Херес. Как всегда, папа меня встречает с распростертыми объятиями. Каждое его слово полно ласки и любви. Я сообщаю, что мои отношения с Эриком окончены, но он не может в это поверить. Эрик несколько раз ему звонил, переживая, где я и что я, и, по словам отца, этот мужчина слишком меня любит, чтобы просто так отпустить. Отец – неисправимый романтик. Бедняга. На следующий день, когда я проснулась, Эрик уже в доме моего отца. Папа позвонил ему. Увидев меня, Эрик пытается поговорить со мной, но я отказываюсь! Я превращаюсь в настоящую фурию: шиплю, кричу, высказываю ему все, что накипело, а затем перед носом захлопываю дверь. Я остаюсь одна в своей комнате. Проходит какое-то время, и я слышу, что отец просит его уйти. Теперь можно вздохнуть спокойно. К счастью, папа понимает, что я сейчас не в силах трезво мыслить и, вместо того чтобы как-то разрешить ситуацию, только все усложню. У двери моей комнаты Эрик сообщает, что уходит, – в его голосе смешиваются тревога и гнев. Вернее, он не просто уходит – он уезжает в Германию, где ему нужно решить кое-какие дела. Он еще раз, очень настойчиво, просит меня выйти, но, поняв, что я своего решения не изменю, наконец оставляет меня в покое. Прошло два дня, но тоска никуда не девается. Я никак не могу забыть Эрика. К тому же он постоянно звонит, несмотря на то что я не отвечаю. Но будучи мазохисткой в самом чистом ее проявлении, я снова и снова слушаю наши песни. Наверное, для того, чтобы терзать себя и наслаждаться собственной болью, погибая в океане потерь и печали. Единственное положительное во всем этом – то, что я точно знаю: он сейчас далеко. К тому же у меня есть мотоцикл, на котором я могу всласть погонять по улицам Хереса, выпуская наружу накопившиеся эмоции. Через несколько дней звонит Мигель, мой бывший сотрудник в компании «Мюллер», и делится ошарашившей меня новостью: Эрик уволил мою бывшую начальницу. Не веря своим ушам, я слушаю Мигеля. Он рассказывает, что Эрик устроил жуткий скандал – он отлично запомнил, как она издевалась надо мной в кафетерии, а он появился для этой суки так некстати. Результат – увольнение. Поделом! Возможно, вы скажете, что я не должна бы этому радоваться. Но то зло, которое затаилось у меня внутри, радуется, что эта гадюка наконец получила по заслугам. Как говорит мой мудрый отец, «время ставит каждого на свое место». Вот и эту дрянь время поставило туда, куда она заслуживает, – выставило на чертову улицу. В этот же вечер приезжает сестра с Хесусом и Лус и сообщает нам замечательную новость: они ждут второго ребенка. И уже заметен животик! Мы с отцом заговорщицки перемигиваемся и улыбаемся. Сестра счастлива, зять тоже, а Лус вне себя от радости: у нее будет братик или сестричка! На следующий день в доме появляется Фернандо. Встретившись, мы долго и тепло обнимаемся. Впервые со времени нашего знакомства мы не общались несколько месяцев, и теперь оба ощущаем, что то, что когда-то существовало между нами, уже закончилось. Он не спрашивает меня об Эрике. Он ни на что не намекает, но я чувствую, что он догадывается, что между нами все кончено или, во всяком случае, что-то произошло. Вечером, когда мы с сестрой и Фернандо заходим перекусить в ресторан Пачуки, я спрашиваю: – Фернандо, если бы я попросила тебя об одной услуге, ты бы ее сделал? – Это зависит от услуги. Мы смеемся. И тогда я, решительно настроенная добиться своей цели, объясняю: – Мне нужны адреса двух женщин. – Что за женщины? Делаю глоток кока-колы и отвечаю: – Одну зовут Мариса де ла Роса, и она живет в Уэльве. Она замужем за типом по имени Марио Родригес, пластическим хирургом. Больше я о ней ничего не знаю. А другую зовут Ребекка, она на протяжении двух лет была невестой Эрика Циммермана. – Джудит, – протестует сестра, – не выдумывай! – Помолчи, Ракель. Но когда сестра открывает рот, ее уже не унять. Повздорив с ней, я снова поворачиваюсь к Фернандо, который до сих пор не проронил ни слова. – Ты можешь мне раздобыть то, о чем я попросила? – Зачем это тебе? – интересуется он в свою очередь. Естественно, я не собираюсь рассказывать, что со мной произошло. – Фернандо, ничего плохого я не сделаю, – пытаюсь я оправдаться. – Но если ты сможешь мне помочь, я тебя отблагодарю. Несколько секунд он торжествующе на меня смотрит, а Ракель все так же продолжает болтать. В конце концов он соглашается, встает из-за стола, отходит и звонит по мобильному. Я немного волнуюсь. Через десять минут он протягивает мне листок бумаги. – О Ребекке я могу только сказать, что она в Германии и у нее нет постоянного места жительства, а вот адрес второй женщины. Определенно, твои подруги из высшего общества и играют в те же игры, что и Эрик Циммерман. – О каких играх ты говоришь? – спрашивает Ракель. Мы с Фернандо переглядываемся. Если он еще хоть слово скажет, я врежу ему по зубам! Но мы отлично друг друга понимаем. Я даю ему понять, чтобы он не вздумал отвечать сестре, иначе будет иметь дело со мной, и он слушается. Отличный друг. В итоге Фернандо успокаивается и говорит: – Но только никаких глупостей с этими дамочками. Договорились, Джудит? Сестра отрицательно качает головой и сердито сопит. А я выхватываю листок и целую его в щечку: – Спасибо. Огромное спасибо. Оставшись поздно вечером одна в комнате, чувствую, что меня просто переполняет злость. От мысли, что я завтра встречусь с Марисой – если, конечно, мне повезет, – начинает быстрее колотиться сердце. Эта злая ведьма узнает, с кем связалась. Утром я просыпаюсь в семь часов. На улице дождь. Сестра тоже проснулась и, заметив, что я собираюсь уезжать, пристает ко мне как банный лист. Избавиться от нее и ее бесконечных вопросов можно только одним путем – сбежать. – Я еду в Уэльву заглянуть к Марисе де ла Роса. Но Ракель есть Ракель! Поняв, что от нее так просто не отделаться, я разрешаю ей поехать со мной. Однако она всю дорогу тараторит, и я уже раскаиваюсь в принятом решении – у меня возникает свирепое желание выбросить ее в придорожную канаву. Она такая болтливая и надоедливая, что может вывести из себя кого угодно. Ей неизвестно, что на самом деле произошло между мной и Эриком, и она без устали выдвигает предположения. Если бы она узнала правду, у нее бы челюсть отвисла. Сестра, конечно, не поняла бы наши с Эриком игры – так уж она смотрит на мир. Наверняка она подумала бы, что мы самые настоящие развратники. Когда мы с ней встретились, после того как все случилось, я описала ситуацию без лишних подробностей. Я просто сказала, что эти женщины посеяли вражду между мной и Эриком, поэтому мы поссорились и позже расстались. Больше я ничего говорить не хотела. Мы почти добрались до Уэльвы, и я с некоторым удивлением для себя осознаю, что совсем не нервничаю. Чего не скажешь о моей сестренке. Найдя адрес, который мне записал Фернандо, паркую машину. Осматриваю район и вижу, что Мариса живет хорошо, даже очень хорошо – это роскошный район. – Я до сих пор не понимаю, что мы здесь делаем, дорогуша, – шепотом бормочет сестра, выходя из машины. – Ракель, останься здесь. Но, пропуская мимо ушей мое требование, она решительно захлопывает дверь: – Даже не мечтай, милая моя. Куда ты, туда и я. Я вздыхаю: – Да ладно тебе, мне вовсе не нужен телохранитель. Она становится рядом со мной: – Нет, нужен. Я тебе не доверяю. Ты ругаешься и иногда бываешь слишком грубой. – Черт возьми! – Вот видишь? Ты сказала «черт!», – не унимается она. Не удостоив ее ответом, направляюсь к красивому подъезду. Звоню в домофон и, когда отвечает женский голос, говорю без колебаний: – Почта. Открывается дверь, сестра смотрит на меня, вытаращив глаза: – Ох, Джудит! Мне кажется, что ты сейчас сделаешь глупость. Только спокойно, дорогая, спокойно, я тебя знаю, договорились? Я смеюсь и говорю шепотом, пока мы ждем лифт: – Глупость совершила она, когда меня недооценила. – Джу-удит!.. – Так, слушай. – Я стараюсь говорить спокойно. – С этого момента я хочу, чтобы ты молчала как рыба. Это касается только меня и этой женщины, понятно? Приезжает лифт, мы входим, и я жму на кнопку пятого этажа. Поднявшись на нужный этаж, нахожу квартиру «D» и звоню. Мгновение спустя дверь открывает незнакомка в форме служанки. – Что вам угодно? – спрашивает девушка. – Добрый день! – отвечаю я со своей самой обворожительной улыбкой. – Я хотела бы побеседовать с сеньорой Марисой де ла Роса. Она дома? – Кто спрашивает? – Скажите, что это Ванесса Архона из Кадиса. Девушка исчезает. – Ванесса Архона? – шепчет сестра. – Что еще за Ванесса? Одним взглядом я заставляю ее замолчать. Через пару секунд перед нами появляется Мариса – вся такая хорошенькая, в белом костюмчике. Увидев меня, она сразу меняется в лице. Ого, да она испугана. Перед тем как она что-нибудь сделает или скажет, я с силой хватаюсь за дверь, чтобы она ее не закрыла, а потом почти кричу: – Ну здравствуй, потаскуха! – Дорога-а-ая! – недовольно вскрикивает сестра. Марису трусит. Я бросаю взгляд на сестру, чтобы та замолчала. – Я просто хочу, чтобы ты знала о том, что теперь мне известно, где ты живешь, – шиплю я. – Запомнила? Мариса побледнела, но я продолжаю: – Меня вывела из себя твоя грязная игра… Поверь, если я захочу, то могу стать куда хуже и коварней, чем ты и твои подружки. – Я… я не знала, что… – Закрой пасть, Мариса! – цежу я сквозь зубы. Она умолкает, и я продолжаю: – Мне наплевать на то, что ты говоришь. Ты, ведьма, использовала меня для своих пагубных делишек. А своей подружке Бетте, с которой ты, без сомнения, продолжаешь общаться, скажи, что, когда я с ней встречусь, она узнает, с кем имеет дело. Мариса дрожит и смотрит вглубь квартиры. Я понимаю – она боится того, что я могу сказать. – Пожалуйста, – умоляет она, – здесь родители мужа и… – Родители твоего мужа? – перебиваю ее и аплодирую. – Гениально! Познакомь меня с ними. Я с удовольствием расскажу им кое-что об их ангельской невестке. Мариса в растерянности отрицательно качает головой: она в шоке. Мне жаль ее. Пусть она и гадина, но я-то не такая. Поэтому я решаю, что пора заканчивать свой визит. – Если ты еще раз попытаешься меня оклеветать, твоя прекрасная и спокойная жизнь с родителями и знаменитым муженьком закончится, – продолжаю я на полтона тише. – Поверь, я сама об этом позабочусь, ясно? – Бледная как мел она кивает. Мариса не ожидала меня здесь увидеть, а тем более в таком расположении духа. Когда я высказала все, что хотела, и уже собралась уходить, слышу голос собственной сестры: – Это и есть та дурнушка, которую ты искала? Я утвердительно киваю и, к своему удивлению, слышу, как Ракель произносит: – Если еще раз приблизишься к моей сестре и ее жениху, клянусь памятью своей матери, которая смотрит на нас с небес, я сама сюда вернусь с разделочным ножом отца и вырежу твои глаза, потаскуха! После слов моей дорогой сестренки Мариса захлопывает перед нами дверь. Немного шокированная, я смотрю на Ракель и по дороге к лифту весело замечаю: – Мне казалось, самая грубая и сквернословящая в нашей семье – это я. – И, увидев, что она улыбается, добавляю: – Разве я тебя не просила молчать? – Послушай, дорогуша, когда вмешиваются в мою семью или причиняют ей боль, то во мне просыпается зверь. Как говорит Эстебан [1] , «убью!». Мы садимся в машину в приподнятом настроении и возвращаемся в Херес. 1 Белен Эстебан – испанская телеведущая, которая в одной из программ сказала: «Я за свою дочь убью!» ( Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное .) Дома отец и зять расспрашивают нас о поездке. Мы с сестрой переглядываемся и хохочем, но ничего не рассказываем. Это путешествие стало только нашим – моим и Ракель. 2 Семнадцатое декабря. Скоро Рождество, и в Херес съезжаются мои старые друзья. Если двадцать первого декабря будет конец света, мы, по крайней мере, в последний раз увидимся. Как и каждый год, мы встречаемся на грандиозной вечеринке, которую организовывает Фернандо в загородном доме своего отца. Здесь мы отлично отрываемся. Смех, танцы, приколы, ну и целая толпа гостей, конечно. Весь вечер Фернандо не делает никаких намеков, и я ему за это благодарна. Мне не того. Праздник идет своим ходом. Фернандо садится рядом со мной, и мы начинаем откровенничать. Из его слов я понимаю, что ему многое известно о моих отношениях с Эриком. – Фернандо, я… Он не дает мне договорить и прикладывает палец к моим губам, чтобы я помолчала: – Сегодня будешь слушаться меня. Я же говорил тебе, что мне не нравится этот тип. – Да… – Что он совсем тебе не подходит, ты это понимаешь так же, как и я. – Да… – Однако нравится мне это или нет, но я прекрасно понимаю, что происходит на самом деле. И на самом деле ты влюблена в него по уши, а он влюблен в тебя. Я с изумлением смотрю на него, а он продолжает: – Эрик – человек властный, он может получить любую женщину, какую захочет. Но он показал мне, что испытывает к тебе нечто очень сильное, и я это знаю не понаслышке. – О чем ты? – В тот день, когда ты исчезла из офиса, он в отчаянии мне трезвонил, наверное, добрую тысячу раз. А когда я говорю «в отчаянии», это значит в отчаянии. – Он тебе звонил? – Да, каждый день по нескольку раз. Несмотря на то что он вовсе не святой, этот парень рискнул, проглотил гордость только для того, чтобы просить моей помощи. Не знаю, как он раздобыл номер моего мобильного, но знаю точно: он позвонил мне, умоляя найти тебя. Он очень за тебя волновался. Я чувствую, что сейчас сердце выскочит из груди. Мысль о том, что Айсмен с ума сходил из-за моего отсутствия, лишает меня разума. Полностью. – Он сказал, что повел себя как идиот, – продолжает Фернандо, – и поэтому ты ушла. Я нашел тебя в Валенсии, но не рассказал ему об этом. К тому же я не пытался связаться с тобой, потому что считал, что тебе нужно было время подумать. Ведь так? – Да. Ошарашенная его словами, я молча смотрю на него. – Ты приняла решение? – спрашивает он. – Да. – И я могу узнать какое? Делаю глоток, убираю волосы от лица и с болью в сердце еле слышно произношу: – Все, что было между мной и Эриком, закончилось. Фернандо кивает, смотрит в сторону каких-то друзей и, тяжело вздохнув, шепчет: – Хересаночка, думаю, что ты ошибаешься. – Что?! – То, что слышишь. – И что это значит?! Ты что, дурак? Мой друг улыбается и, отпив свой коктейль, отвечает: – Эх, если бы твои глаза блестели при мне так, как они блестят при нем! – восклицает он. – Если бы ты сходила с ума по мне так, как ты сходишь с ума по нему! И если бы я не знал, что этот богач без ума от тебя и способен позвонить мне и попросить найти тебя, несмотря на то что я могу воспользоваться моментом и настроить тебя против него. Я закрываю глаза. А когда Фернандо продолжает, жмурюсь еще сильнее. – Самым важным для него было знать, что ты в безопасности и с тобой все в порядке. Это показывает, какого класса этот человек. Показывает, насколько сильно Эрик тебя любит. – Я открываю глаза и внимательно слушаю его. – Я понимаю, что, признавшись тебе в этом, только уменьшаю свои шансы. Но если то, что существует между тобой и этим самонадеянным красавчиком, настолько настоящее… Вы сами показываете, насколько это важное и настоящее, то зачем с этим заканчивать? – Ты советуешь мне с ним сойтись?! Фернандо улыбается, убирает с моего лица прядь волос и шепчет: – Ты красивая, великолепная, прекрасная женщина, и я всегда считал тебя достаточно умной, чтобы не позволить себя обмануть или заставить делать что-то против своей воли. К тому же я люблю тебя как друга. Если ты влюбилась в этого типа, то почему бы и не сойтись? Послушай, хересаночка, если ты счастлива с Эриком… Подумай о том, что ты его любишь, взвесь, чего именно хочешь. Если твое сердце просит остаться с ним, не отказывайся, иначе еще не раз об этом пожалеешь. Договорились? Его слова задевают мою душу. Но перед тем как я начну безудержно рыдать и из моих глаз хлынет Ниагарский водопад, я улыбаюсь. Звучит песня Шакиры «Вперед, вперед». – Я не хочу сейчас об этом думать. Пойдем танцевать, – предлагаю я. Фернандо отвечает мне улыбкой, берет меня за руку и ведет в центр танцпола, где мы танцуем и вместе с друзьями подпеваем: Вперед, давай, э-э, вперед, вперед, э-э. Зачем ты здесь? Э-э. Это наше время! Э-э. Вперед, давай, э-э, вперед, вперед, э-э [2] . Праздник продолжается, и несколько часов спустя я болтаю с Серхио и Эленой, которые держат самый посещаемый паб в Хересе. Как-то под Рождество я работала у них официанткой, и они снова пригласили меня поработать. Я с удовольствием соглашаюсь. И поскольку я сейчас безработная, то любой доход будет как нельзя кстати. Возвращаюсь домой на рассвете, немного уставшая, пьяная и довольная. 2 Перевод с исп. песни «Вперед, вперед» (оригинальное название «Waka Waka») Шакиры. Придерживаясь ежегодной традиции, я записываюсь на участие в благотворительных мотогонках. Вырученные от продажи билетов деньги пойдут на подарки и игрушки для обездоленных детей Кадиса. Гонки состоятся двадцать второго декабря в Пуэрто-де-Санта-Мария. Отец, Бичаррон и Лусена очень довольны: подобные мероприятия им приносят столько же удовольствия, сколько и мне. Двадцатого января мой телефон звонит восемнадцатый раз. Я еле живая. В пабе работать, конечно, весело, но очень тяжело. Беру телефон и, увидев, что звонит Фрида, сразу же прихожу в себя и отвечаю на звонок. – Джуд, привет! Счастливого Рождества! Как дела? – Счастливого Рождества! Я в порядке, а ты? – Отлично, красавица, отлично. У нее немного напряжен голос, и меня это настораживает. – Что случилось? – спрашиваю я. – Что-то произошло? С Эриком все хорошо? После неловкой паузы Фрида все же решается спросить: – То, что я слышала о Бетте, это правда? – Нет, – отвечаю я и тяжело вздыхаю, вспомнив о ней. – Это она все подстроила. – Я так и знала, – тихо говорит она. – Но это не важно, Фрида, – добавляю я. – Все это уже не имеет значения. – Как это не имеет значения? А мне не все равно! Я хочу услышать твою версию. Я тотчас же рассказываю ей со всеми подробностями, и, после того как завершаю рассказ, она говорит: – Эта Мариса мне никогда не нравилась. Шлюха… А Эрик ведет себя как болван. Ох уж эти мужчины! Он знает, что Мариса – подруга Бетты, она их познакомила. – Она их познакомила?! – Да. Бетта, как и Мариса, из Уэльвы. Они начали встречаться, она переехала жить к нему в Германию, пока не произошло то, что произошло, а потом я потеряла ее след. Но Марису нужно проучить. – Успокойся. Я уже наведалась к этой ведьме и ясно дала ей понять, что со мной игры плохи. – Да что ты говоришь! – То, что слышишь. Я предупредила ее, что тоже умею играть не по правилам. Фрида разразилась смехом, и я вместе с ней. – Как Эрик? – спрашиваю, не в силах сдержать себя. – Плохо, – отвечает она, и я вздыхаю. Фрида продолжает: – Мы вчера вечером вместе ужинали. Увидев его без тебя, поинтересовалась, где ты. Вот тогда я и узнала, что произошло между вами. Я пришла в ярость и высказала ему все, что думаю. Мне забавно это слышать. Потягиваясь, я спрашиваю: – Но с ним все в порядке? – Нет, Джудит, не в порядке, и это вовсе не касается его болезни. Я говорю о нем самом. Именно поэтому, как только я приехала в Испанию, я сразу тебе позвонила. Ты должна все уладить. Ты должна ответить на его звонки. Эрик очень по тебе скучает. – Он сам махнул на меня рукой, теперь пусть пожинает плоды. – Я понимаю. Он мне тоже об этом говорил. Он упрямец, но упрямец, который тебя любит, в этом даже не сомневайся. От услышанного у меня внутри запорхали даже не бабочки, а целые страусы. Я мегамазохистка. Я рада, что Эрик до сих пор меня любит и скучает по мне, несмотря на то что я сама упорно в это не верю. – Я звоню тебе сказать, что в эти выходные на сочельник мы будем ужинать у свекров в Кониле, а потом будем отдыхать у себя дома в Сааре. Новый год мы всей семьей будем праздновать в Германии. Само собой разумеется, Эрик присоединится к нам в Сааре. Ты хотела бы к нам приехать? Заманчивое предложение. Раньше оно показалось бы мне великолепным. Но я отвечаю: – Нет, спасибо. Я не могу. Я буду праздновать со своими близкими, вдобавок я в эти дни работаю по ночам, и… – Ты работаешь по ночам? – Да. – И кем ты работаешь? – Официанткой в одном пабе и… – Фу-у, Джудит! Официанткой! Эрику это совсем не понравится. Я его знаю, и ему это ой как не понравится. – Нравится это Эрику или не нравится – не моя проблема, – перебиваю я, не желая вдаваться в подробности. – К тому же в субботу в Кадисе я участвую в гонках и… – У тебя гонки? – Да. – Какие? – По мотокроссу. – Гонки по мотокроссу? – Да. – Мотокросс! – удивленно повторяет она. – Джуд, я тебя обожаю. Ты моя героиня. Какие еще дерзкие штуки ты умеешь вытворять? Если у меня будет дочь, я хотела бы, чтобы она была похожей на тебя. Меня рассмешило ее удивление, и я продолжаю: – Это общественные гонки, их цель – собрать деньги на покупку игрушек для детей, которые не могут себе этого позволить. – Вот как! В таком случае мы обязательно приедем. Где, ты говоришь, это будет? – В Пуэрто-де-Санта-Мария. – В котором часу? – Начало в одиннадцать часов утра. Только послушай, Фрида… Не говори об этом Эрику. Он не в восторге от гонок. Это будет для него кошмаром, вспомни, что случилось с его сестрой. – Чтобы я не сказала Эрику?! – с насмешкой говорит она, не желая меня слушать. – Я это сделаю первым делом. Сразу, как только его увижу… Если он не захочет ехать, пусть не едет, ну а я, разумеется, приеду к тебе обязательно. – Фрида, я не желаю его видеть. Я очень злюсь на него. – Да ладно тебе, ради бога! Ты сейчас ведешь себя хуже, чем он! Послушай, а вдруг завтра произойдет конец света, как предсказывали майя, и ты его больше не увидишь… Ты об этом подумала? От этих слов я расхохоталась, хотя, признаюсь, я об этом думала. – Фрида, конца света не будет. А что касается Эрика, то тот человек, который мне не доверяет и сердится на меня, не дав возможности объясниться, не заслуживает места в моей жизни. К тому же я сыта им по горло. Он мудак. – О господи! Ты действительно похлеще него. Послушай, вы оба такие глупые – вы не видите, что созданы друг для друга! Может, вы все же отбросите свою чертову гордость и дадите друг другу шанс, которого оба заслуживаете. Да, он упрямец! Но ты тоже упрямая! Джудит, ради всего святого, вы должны поговорить! Напоминаю тебе, что совсем недавно ты собиралась переехать в Германию. Или ты уже забыла? – И не дав мне возможности что-либо ответить, добавляет: – Ладно, доверься мне. До субботы, Джуд. И со странной болью в животе от всего услышанного я прощаюсь с Фридой. 3 Пятница позади, и конец света не настал! Майя не угадали. В субботу я просыпаюсь совсем рано. Работа официантки отнимает у меня все силы, но этим утром я уже открыла глаза. Смотрю в окно. Дождя нет! Отлично! От мысли, что в нескольких километрах находится Эрик и мы можем встретиться, я прихожу в крайнее волнение. Но своим домашним я ничего не рассказываю. Не хочу, чтобы они волновались. Я с улыбкой наблюдаю, как приезжают Бичаррон и Лусена с прицепом для мотоцикла. Отец садится рядом с Хесусом. – Поехали, смугляночка! – кричит отец. – Все готово. Я вместе с сестрой и племянницей выхожу из дома, держа в руках спортивную сумку с гоночным комбинезоном, и возле машины с радостью замечаю Фернандо. – Ты едешь вместе с нами? Он весело кивает. – Скажи мне, я хоть раз пропускал твои гонки? Мы рассаживаемся по двум машинам. Отец, племянница, Бичаррон и Лусена едут в одной машине, а моя сестра, Хесус, Фернандо и я – в другой. Приехав в Пуэрто-де-Санта-Мария, мы направляемся к месту проведения гонок. Как всегда, здесь полно народу. Выстояв в очереди, чтобы подтвердить участие и получить номер, отец возвращается переполненный радостью. – Смугляночка, твой номер – восемьдесят семь. Я одобрительно киваю и окидываю взглядом толпу в поисках Фриды. Но тщетно – слишком много людей. Проверяю мобильный. Сообщений нет. Вместе с сестрой мы идем к импровизированным раздевалкам, они были сооружены специально для участников гонки. Здесь я снимаю джинсы и надеваю свой кожаный красно-белый комбинезон. Сестра помогает надеть защиту на колени. – Джудит, ты когда-нибудь должна будешь сказать отцу, что с этим покончено, – заявляет она. – Ты не можешь вечно прыгать на своем мотоцикле. – Почему нет, если мне это нравится?.. Ракель улыбается и целует меня. – Ты, конечно, права. В глубине души я восхищаюсь той воинствующей пацанкой, которая живет в тебе. – Ты когда-нибудь перестанешь меня так называть? – Нет, дорогая. Я имею в виду, что мне бы тоже хотелось иметь ту силу, которая есть в тебе. – Ракель, в тебе она тоже есть… – говорю и ласково ей улыбаюсь. – Я до сих пор помню, как ты участвовала в гонках. Сестра закатывает глаза. – Да это было всего два раза, – уточняет она. – Я не слишком в этом сильна. Не так, как хотелось бы папе. Она права. Несмотря на то что мы были созданы одним отцом, мы с ней многим отличаемся. И одним из этих различий является мотокросс. Я всегда им жила. Она всегда его переживала. Переодевшись, направляюсь к отцу и моей команде, если ее можно так назвать. Племянница вне себя от радости и, заметив меня, начитает восторженно подпрыгивать. Я для нее супертетя! Я фотографируюсь с племянницей и с остальными. У меня на губах улыбка. Впервые за многие дни я открыто и спокойно улыбаюсь. Я занимаюсь тем, что мне нравится, и это видно по моему лицу. Мимо проходит продавец напитков, и отец покупает мне кока-колу. Довольная, я начинаю пить, как вдруг сестра восклицает: – Ах, Джудит! – Что? – Думаю, что ты его подцепила. Лукаво на нее поглядываю, а она, приблизившись ко мне, забавляясь, шушукает: – Не стоит смотреть на гонщика с номером 66, справа от тебя. Совсем не стоит, но этот парень просто красавчик. Я с любопытством поворачиваюсь и улыбаюсь, узнав Давида Гепардо. Он мне подмигивает, и мы идем друг другу навстречу. Мы знакомы уже много лет. Он родом из местечка Эстрелья-де-Маркес, что неподалеку от Хереса. Мы оба без ума от мотокросса и порой встречаемся на гонках. Некоторое время мы болтаем. Давид, как всегда, очарователен. Просто конфетка. Беру то, что он мне дает, прощаюсь с ним и возвращаюсь к сестре. – Что у тебя в руке? – Какая ты любопытная, Ракель! – упрекаю ее. Но, поняв, что она не оставит меня в покое, пока я не покажу ей, что у меня, отвечаю: – Его номер телефона. Довольна? Сначала сестра прикрывает рот рукой, а потом выкрикивает: – Эх, дорогуша, если я снова появлюсь на свет, то попрошу стать тобой. Я расхохоталась и в этот момент услышала знакомый голос: – Джудит! Поворачиваюсь и вижу Фриду, которая бежит ко мне обниматься, при этом загадочно улыбаясь. Я с радостью встречаю и обнимаю ее и только потом замечаю, что за ней идут Андрес и Эрик. – Конец света не настал, – шепчет Фрида. – Я же тебе говорила, – смеясь, отвечаю я. Бо-о-оже мой! Эрик приехал! У меня все сжимается внутри, и вдруг вся моя уверенность улетучивается. Почему я такая глупая? Может быть, от любви мы становимся неуверенными? Скорее всего, в моем случае так и есть. Я представляю, чего стоило Эрику появиться на подобном мероприятии. Только боль и напряжение. Поэтому решаю не смотреть на него, к тому же я до сих пор сержусь. Расцеловав Фриду, ласково приветствую Андреса и маленького Глена, который сидит у него на руках. Когда очередь доходит до Эрика, то, не глядя на него, четко выговариваю: – Добрый день, сеньор Циммерман. – Привет, Джуд. Меня будоражит его голос. Меня будоражит его присутствие. Он весь меня будоражит! Но я собираю свои последние силы – их я храню глубоко внутри специально для подобных моментов, – поворачиваюсь к смущенной сестре и говорю: – Ракель, познакомься, это Фрида, Андрес и малыш Глен, а этот… это сеньор Циммерман. Надо было видеть их лица. Та холодность, с которой я говорю об Эрике, приводит в изумление всех, кроме него самого. Он, как обычно, окидывает меня недобрым взглядом. В этот момент появляется Фернандо. – Джудит, ты в следующем заезде, – предупреждает он меня. Вдруг он замечает Эрика и столбенеет. Они приветствуют друг друга кивками, а я, посмотрев на Фриду, говорю: – Я должна вас оставить. Пора выезжать. Фрида, мой номер – восемьдесят семь. Пожелай мне удачи. Развернувшись, ко мне подходит Давид Гепардо – гонщик, с которым я недавно общалась, – и мы тихонько бьемся кулаками. Он желает мне удачи! Я отвечаю ему улыбкой и ухожу в компании Ракель и Фернандо. Оказавшись достаточно далеко от остальных, я говорю сестре, вручая ей бумажку: – Запиши мне на мобильный номер Давида, хорошо? Сестра кивает и берет ее. – Надо же, дорогуша! – выкрикивает она. – Эрик прие-е-ехал! Несмотря на внутреннюю глупую радость, я с неловким выражением лица иронизирую: – О, как это волнительно! Моя сестра – закоренелый романтик. – Джудит, ради всего святого! Он здесь из-за тебя, не из-за меня и не из-за какой-либо другой женщины. Разве этого не видно? Этот парень без ума от тебя. Я бы тебя задушила. – Больше ни слова, Ракель. Я не хочу об этом говорить. Однако моя сестра есть моя сестра! – Определенно, – не унимается она, – ему совсем не понравилось, что ты обратилась к нему по фамилии. – Замолчи, Ракель! Но, верная своей натуре, она гнет свое: – Ух, что будет, если узнает папа! Папа? Я резко останавливаюсь. Смотрю ей в лицо и четко говорю: – Ни слова папе о том, что он здесь. Пока ты не начала болтать, как в мексиканском сериале, напоминаю, что мы с сеньором Циммерманом расстались. Чего из всего этого ты не поняла? Фернандо, который все это время был рядом, пытается нас помирить: – Девочки, хватит вам! Не ссорьтесь. Это того не стоит. – Как это не стоит! – возражает сестра. – Эрик – это… – Ракель… – негодую я. Фернандо, которого всегда забавляли наши перепалки, говорит: – Ладно, Джудит, не заводись. Возможно, тебе стоит послушать сестру и… Не в силах выдержать их разглагольствования, яростно смотрю на Фернандо и ору как одержимая: – Почему бы тебе не закрыть пасть?! Честное слово, ты намного симпатичней. Фернандо с сестрой переглядываются и хохочут. Они что, спятили? Мы подошли к отцу, Бичаррону и Лусене. Ох уж эта тройка! Надеваю каску, защитные очки и слушаю советы отца по регулировке. Затем сажусь на мотоцикл и еду к воротам. Там жду вместе с другими участниками, пока нас впустят на трек. Надежно скрыв взгляд за темными очками, я высматриваю Эрика. И, конечно, замечаю – он такой высокий, что его сложно не увидеть. Он великолепен в джинсах с заниженным поясом и в черном свитере. Господи, какой же он красивый! Он из тех мужчин, который будет великолепным даже с салатом на голове. Он беседует с Андресом и Фридой, но я-то его знаю: он ужасно напряжен, это напряжение видно даже на лице. Я знаю, что за серебристыми «авиаторами» «Рей Бен» его глаза ищут меня. У меня учащается сердцебиение. Но я-то маленькая, меня трудно найти среди гонщиков в похожей одежде, и это дает мне преимущество. Поэтому я могу спокойно наслаждаться тем, что вижу. Когда открывают трек, судьи располагают нас на стартовой решетке. Они предупреждают, что будет несколько заездов по девять человек вне зависимости от пола и что четверка победителей переходит в следующий тур. Заняв позицию, я слышу голосок племянницы и киваю ей. Она в ответ смеется и хлопает в ладоши. Какая же моя Лус красавица! Потом мой взгляд падает на Эрика. Он неподвижен. Почти не дышит. Но он здесь, он готов смотреть на гонку, несмотря на ту тревогу, которая, я это точно знаю, будет его мучить. Я снова концентрируюсь на своей задаче. Я должна быть среди первой четверки, если хочу попасть в следующий тур. Отбрасываю все мысли и газую. Фокусирую внимание на гонке и забываю обо всем остальном. Я должна это сделать. В первые мгновения старта у меня всегда подскакивает адреналин. От резких звуков газующих моторов по коже бегут мурашки, а когда судья опускает флаг, я нажимаю на газ и вылетаю, как пуля. С самого начала я занимаю хорошую позицию и, как меня предупредил отец, осторожно прохожу первый поворот с огромными выбоинами. Я подпрыгиваю, скольжу на крыле. О, как же мне это нравится! Я, словно безумная, наслаждаюсь потрясающим снижением и тут наблюдаю, как гонщик слева теряет управление и падает. Уф, вот это он стукнулся! А я все добавляю и добавляю газу и снова взлетаю. Скольжу, ускоряю ход, подпрыгиваю, снова скольжу и после трех поворотов в кругу оказываюсь в четверке первых. Отлично! Записываюсь в следующий тур. На выезде с трека меня встречает и обнимает папа – он без ума от радости. Я снимаю испачканные очки. Все в восторге от моего успеха. Переполненная эмоциями племянница прыгает от счастья. Ее тетя – героиня, и я рада за малышку. Давид Гепардо участвует в следующем заезде. Он проходит мимо меня, и мы снова сталкиваемся кулаками. В этот момент подходит Фрида и с восхищением кричит: – Поздравляю! Боже мой, Джудит, ты была потрясающей. Улыбаюсь в ответ и выпиваю глоток кока-колы: я умираю от жажды. Мой взгляд переходит Фриде за спину, и я вижу, что Эрик не спешит ко мне. Он стоит в нескольких метрах от нас и разговаривает с Андресом, держа Глена на руках. – Не поздороваешься с ним? – спрашивает Фрида. – Я уже с ним здоровалась. Она улыбается и еще ближе подходит ко мне. – То, что ты его называешь сеньором Циммерманом, немного жестоко, – шепчет она. – Только серьезно, ты и вправду не подойдешь к нему? – Нет. – Уверяю тебя, что ему стоило огромных усилий сюда приехать. И ты знаешь почему. – Знаю, – отвечаю я, – но он мог бы и отказаться от поездки. – Да ладно тебе, Джудит!.. – настаивает она. Мы еще некоторое время болтаем, но я все же не собираюсь «слезать с осла», как говорит мой отец. Я не буду подходить к Эрику. Он этого не заслуживает. Он сам мне сказал, что между нами все кончено, и я вернула ему кольцо. Конец истории. День проходит, я перехожу из одного тура в другой и так выхожу в финал. Эрик до сих пор здесь. Я вижу, как он разговаривает с моим отцом. Они увлечены беседой, и вот отец улыбается и по-мужски хлопает его по спине. О чем они могут говорить? Я видела, как Эрик постоянно ищет меня взглядом. Меня это возбуждает, но я продолжаю стоять на своем. Он пытался ко мне подойти, но каждый раз, когда я угадывала его намерение, сразу ускользала, теряясь среди толпы. – У тебя на лице написано, что ты хочешь кока-колы, верно? Поворачиваюсь – передо мной стоит Давид Герпардо с кока-колой в руках. Беру ее и, ожидая, пока нас пригласят на последний заезд, опускаюсь на лавочку вместе с Давидом. Эрик, который стоит недалеко от нас, снимает очки. Он хочет, чтобы я знала, что он за мной наблюдает. Желает, чтобы я знала о его неудовольствии. Но даже если он в очках, я все равно знаю, как он на меня смотрит. В конце концов я поворачиваюсь к нему спиной, но чувствую на себе его взгляд. Меня это одновременно беспокоит и возбуждает. Мы долго разговариваем с Давидом, смеемся и наблюдаем за тем, как гонщики проходят последний отборочный заезд. Ветер треплет мне волосы, и Давид заправляет мою прядь волос за ухо. Оп-ля, это наверняка выведет из себя сеньора Циммермана! Видеть это не хочу. Но та больная, которая сидит внутри, заставляет меня повернуться, и, действительно, я вижу, как выражение на его лице меняется от раздражения до крайней ярости. Ой, да пошел он! Нам объявляют, что через пять минут пройдет последний заезд. Решающий заезд. Мы с Давидом встаем, вновь сталкиваемся кулаками и направляемся к своим мотоциклам. Отец вручает мне шлем и очки и, подойдя ближе, спрашивает: – Ты вызываешь ревность у своего жениха, кокетничая с Давидом Гепардо? – Папа, у меня нет жениха, – твердо говорю я. Он хмыкает. Я не даю ему продолжить и заявляю: – Если ты говоришь о том, о ком я думаю, то тут уже все решено. Хватит! Мой добродушный папочка вздыхает и говорит: – А мне кажется, что Эрик так не думает. Не перечеркивай все. – Папа, мне все равно. – Ох! Ты такая же упрямица, как и твоя мать. Ну точь-в-точь! – Ну и пусть… Я этому даже рада, – угрюмо отвечаю я. Отец кивает, тяжело вздыхает и с забавным выражением лица произносит: – Да-да, смугляночка! Нам, мужчинам, нравятся сложные женщины, и ты, жизнь моя, ну совсем непростая. От твоего дьявольского характера можно сойти с ума! – Он хохочет. – Я не дал ускользнуть твоей матери, а Эрик, клянусь, не позволит убежать тебе. Такие, как вы, для нас слишком дороги и интересны. Я в бешенстве поправляю шлем и надеваю очки. Не хочу больше об этом говорить! Нажимаю на газ и уезжаю к старту. Как и во время предыдущих заездов, я собираюсь с мыслями и в ожидании сигнала к старту многократно газую. Но разница в том, что сейчас я сердита, очень сердита, и от этого я еще больше бешусь. Отец, который знает меня лучше всех на свете, дает мне знаки, чтобы я сбавила обороты и успокоилась. Гонка начинается, и если я хочу добиться своей цели, то должна хорошенько поработать. Что я и делаю. Я лечу, словно за мной гонится черт. Я подвергаю себя еще большему риску и наслаждаюсь адреналином, витающим в воздухе. Краем глаза замечаю, как справа меня обходят Давид и еще один гонщик. Я ускоряюсь, обгоняю другой мотоцикл, но Давид Гепардо хорош, и, перед тем как достигнуть участка трека с ямами, он добавляет скорость и успешно перепрыгивает выбоины. Я на таком участке почти всегда теряю время и рискую упасть. Но сейчас я легко прохожу его. Мне удается удержать управление мотоциклом, пусть даже стиснув зубы, и дальше я продолжаю с ускорением. Не люблю проигрывать даже в парчиси [3] . 3 Парчиси – настольная игра, прародительницей которой была индийская игра пачиси. Я еще больше жму на газ, прижимаю Давида, обгоняю его. Он снова меня опережает. Мы скользим на крыльях, и третий мотоциклист обходит нас слева. А чтоб его! Я ускоряюсь… Он ускоряется… Мы все ускоряем ход. Когда на финише судья опускает флаг, я вскидываю руку вверх. Я – вторая! Давид – первый. Мы проезжаем круг почета и приветствуем зрителей. В ответ на их аплодисменты и радостные улыбки мы с Давидом широко улыбаемся. Он доволен, я тоже. Мы снимаем шлемы, очки, и люди начинают аплодировать еще сильнее. Я знаю, что такая близость с Давидом вовсе не понравится Эрику. Точно знаю. Но мне это необходимо, неосознанно я мечтаю его спровоцировать. Я хозяйка своей жизни. Я хозяйка своим действиям! Ни он, ни кто-либо другой не покорит мою волю. Отец вместе с остальными выходит на трек поздравить нас. Сестра заключает меня в объятия, потом это делает Фернандо, племянница, Фрида. Все кричат «чемпионка», как будто я победила в мировом чемпионате. Эрик не подходит, он остается за спинами моих друзей. Я знаю, что он ждет, чтобы я первой к нему подошла, как это было раньше. Но нет. Не сейчас. Как говорится в нашей песне, «мы противоположные полюса», и если он упрямый, то пусть зарубит себе на носу, что я еще упрямей. Мы стоим на пьедестале почета, и в это время объявляют, сколько денег получилось собрать для детских подарков. Я поражена. Это огромная сумма! Я догадываюсь о том, что львиную долю внес Эрик. О нет, я знаю это совершенно точно – нет надобности, чтобы мне кто-то об этом говорил. Приятно пораженная суммой вырученных денег, я улыбаюсь. Все зрители рукоплещут, включая Эрика. Он выглядит немного расслабленным, и, поднимая свой бокал, я замечаю выражение гордости у него на лице. Я тронута до глубины души. В другом случае я бы ему подмигнула и сказала бы взглядом «люблю», но не сейчас. Не сейчас. Сойдя с пьедестала, мы с Давидом делаем тысячу фото со всеми желающими. Через полчаса народ расходится и участники гонки начинают собирать свои вещи. Перед тем как уехать, ко мне подходит Давид и напоминает, что он пробудет у себя в городке до шестого января. Я обещаю ему позвонить, и он кивает в знак согласия. Выйдя из раздевалки и держа в руках комбинезон, я чувствую, что меня хватают под руку и тянут. Это Эрик. О господи! О го-о-осподи! Это серьезное выражение лица сводит меня с ума. Его зрачки расширяются. Он одним взглядом говорит, насколько я ему нужна, но я не отвечаю, и он прижимает меня к себе. Когда я оказываюсь рядом с его губами, он шепчет: – Я до смерти хочу тебя поцеловать. И все, больше ни слова. Он целует меня, а незнакомые нам люди, оказавшиеся рядом, в восторге аплодируют проявлению такой пылкости. Несколько секунд я позволяю Эрику терзать мои губы. Ох! Мне безумно это нравится. Наконец Айсмен отстраняется и, глядя мне в глаза, говорит хриплым голосом: – Это как в гонках, дорогая: кто не рискует, тот не выигрывает. Я киваю. Он прав. Полностью отдавая себе отчет в том, что творю, я отвечаю, ошарашивая его: – Так и есть, сеньор Циммерман. Проблема в том, что меня вы уже проиграли. Его взгляд сразу же черствеет. Я поворачиваюсь и ухожу к машине зятя. Эрик стоит. Я догадываюсь, что он остолбенел от моих слов, но знаю, что продолжает наблюдать за мной. 4 Вечер. Я уже вернулась в Херес. Телефон просто разрывается от звонков. Я едва сдерживаю себя, чтобы не запустить его в стенку. Это Эрик, и он хочет со мной поговорить. Я отключаю телефон. Тогда он звонит папе, но я отказываюсь отвечать. В воскресенье утром я застаю сестру, прилипшую к экрану телевизора и увлеченно смотрящую мексиканский телесериал «Я твоя госпожа». Какой же бред! Вхожу в кухню и вижу великолепный букет красных роз на очень длинных стеблях. Я проклинаю их про себя; я ведь знаю, кто их прислал. – Посмотри, дорогая, какую прелесть тебе прислали! – говорит за моей спиной Ракель. Поскольку мне не нужно даже спрашивать, от кого они, хватаю их и швыряю в урну. Сестра орет, словно бешеная: – Что ты делаешь? – Что хочу, то и делаю! Она быстро вынимает розы из мусорного ведра. – Ради всего святого! Это просто кощунство – выбрасывать такие цветы. Они наверняка стоили кучу бабок. – Да пусть они стоят целый миллион, мне все равно. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть, как сестра снова ставит розы в вазу. – Ты даже не прочтешь записку? – настаивает она. – Нет, и ты тоже, – отвечаю и, вырвав ее у нее из рук, бросаю записку в мусорное ведро. Вскоре появляются отец и зять и смотрят на нас. Сестра опять мешает мне подойти к розам. – Можете в такое поверить? Она хотела выбросить эту красоту в мусор! – О да, я могу, – заверяет отец. Хесус улыбается и, подойдя к сестре, чмокает ее в шею. – Хорошо еще, что ты смогла их спасти, голубушка. Я не отвечаю. Не смотрю в их сторону. Терпеть не могу все эти «сю-сю» типа «невестушка» и «женишок». Почему они ведут себя как дети? Я разогреваю себе кофе в микроволновке и, выпив его, слышу, как звонят в дверь. Выругавшись, встаю – я готова сбежать в любой момент, если это явился Эрик. Уловив мое настроение, отец идет открывать. Через пару секунд он с улыбкой на губах возвращается один и что-то ставит на стол. – Это тебе, смугляночка. Все смотрят на меня в ожидании, когда я распакую огромную бело-золотую коробку. В конце концов я сдаюсь и открываю ее. В тот момент, когда я снимаю верхнюю упаковку, в кухню входит племянница и вскрикивает: – Сладкий футбольный стадион! Какой кла-а-ассный! – Думаю, кое-кто хочет подсластить тебе жизнь, дорогая, – подшучивает отец. Разинув рот от удивления, я рассматриваю футбольное поле. На торте повторили каждую деталь. Есть даже трибуны со зрителями! А на табло по-немецки написано: « Ich liebe dich» («Я тебя люблю»). Сердце бьется как сумасшедшее. Я не привыкла к подобным штучкам и даже не знаю, что сказать. Он меня совсем сбил с толку, он сводит меня с ума! Тут я начинаю рычать, но сестра уже оказалась рядом со мной. Она осведомляется: – Ты же не собираешься его выбрасывать? – Кажется, собираюсь, – отвечаю я. Между нами становится племянница и, подняв палец, говорит: – Те-е-етенька, ты не можешь его выбросить! – Почему это я не могу его выбросить? – сердито спрашиваю я. – Потому что это очень красивый подарок от дяди и мы должны его съесть. Я улыбаюсь при виде ее шкодливого лица, но с моих губ моментально слетает улыбка, когда она добавляет: – К тому же ты должна его простить. Он этого заслуживает. – Заслуживает? Лус утвердительно кивает. – Когда я повздорила с Алисией из-за фильма и она назвала меня глупой, я очень разозлилась, правда ведь? – напоминает мне племянница, и я соглашаюсь. И эта умница продолжает: – Она попросила прощения, а ты спросила у меня, была ли моя злость намного важнее, чем то, что я потеряю свою лучшую подругу. Поэтому я тебе говорю то же самое, тетя. Ты настолько сильно злишься на дядю Эрика, что не можешь простить его? Я поражена словами, которые только что сказала малышка. Тут вмешивается отец: – Смугляночка, мы рабы своих слов. – Это точно, папа, и Эрик тоже их раб, – заявляю я, вспомнив все, что он мне наговорил. Племянница смотрит на меня в ожидании ответа. Она совсем ребенок, и я не должна об этом забывать. Именно поэтому, собрав остатки спокойствия, я тихо отвечаю: – Лус, если хочешь, можешь съесть это футбольное поле сама. Я тебе его дарю, договорились? – Ух-тышка! – хлопает в ладоши малышка. Все мои родные улыбаются, а у меня земля уходит из-под ног. Почему никто из них не пытается меня понять? Они знают, что мы с Эриком разошлись, хотя никто кроме сестры не знает, что это произошло из-за женщины. Честно говоря, даже ей я не открыла всех подробностей. Если бы Ракель или кто-нибудь еще узнал подоплеку нашей ссоры, они бы просто сошли с ума! К десяти часам я иду в паб. Пора на работу. Но когда я в дверях здороваюсь с друзьями, вижу проезжающий мимо темный БМВ, за рулем которого сидит Эрик. Я прячусь, и он меня не замечает. Судя по его направлению, он едет к отцу. Я чертыхаюсь. Ну почему он такой настырный? Когда отчаяние начинает перерастать в глубокую тревогу, кто-то касается моей спины. Я поворачиваюсь и оказываюсь перед Давидом Гепардо. Какой же он красавчик! Я радостно улыбаюсь и пытаюсь полностью на нем сконцентрироваться. Мы заходим в бар, и он приглашает меня выпить. Он такой милый, ну просто прелесть, и по его взгляду и словам легко догадаться, что он ищет. Секс! Конечно, секс. Но в данный момент это не для меня. Я сегодня не очень любезна – решаю пропустить его намеки мимо ушей и начинаю обслуживать клиентов. Минут двадцать спустя в бар входит Эрик, и мое сердце начинает неистово стучать. Тук-тук… Тук-тук… Он один. Оглядывается и сразу меня находит. Прямиком идет ко мне и говорит: – Джуд, немедленно выходи отсюда, и поедем со мной. Давид смотрит на него, потом переводит взгляд на меня. – Ты знаешь этого типа? – спрашивает он. Я только собиралась ответить, как Эрик меня опережает: – Это моя женщина. Еще вопросы? Его женщина? Он что, Господь всемогущий? Давид в шоке смотрит на меня. Я хлопаю глазами и, заканчивая готовить кубату для одного рыжеволосого парня справа, отвечаю: – Я не твоя женщина. – Ах, нет? – уточняет Эрик. – Нет. Я подаю рыжеволосому коктейль, и он мне улыбается. Я тоже. Взяв с него деньги, я смотрю на Эрика, который прямо кипит от гнева. Стараясь быть спокойной, говорю: – Я вовсе не твоя. Между нами все кончено и… Но Эрик, впившись в меня своими умопомрачительными голубыми глазами, не дает закончить. – Джуд, дорогая, давай ты перестанешь говорить глупости и выйдешь со мной. Рассерженная его словами, я рычу: – Это ты перестань говорить глупости, дорогой. Повторяю: я не твоя женщина и не твоя невеста. Я вовсе не твоя и хочу, чтобы ты оставил меня в покое. – Джуд… – Я хочу, чтобы ты забыл обо мне и позволил работать, – сердито продолжаю я. – Я хочу, чтобы ты обратил внимание на другую девушку и занялся ею. Я хочу, чтобы ты оказался далеко, как можно дальше от меня, теперь понятно? У меня серьезное выражение лица, а вот у Эрика мрачное. Он смотрит на меня… смотрит… и смотрит… Его скулы напряжены, и я знаю, что он сейчас сдерживает те самые дикие порывы, от которых я обычно схожу с ума. Господи, я настоящая мазохистка! Давид не сводит глаз с нас обоих. Не успела я еще что-то добавить, как Эрик тихо произносит: – Ладно, Джуд. Я сделаю то, что ты просишь. Не проронив больше ни слова, разворачивается и идет вглубь бара. Я неловко провожаю его взглядом. – Что это за тип? – спрашивает Давид. Я не отвечаю, только смотрю Эрику вслед и вижу, как второй бармен наливает ему виски. Давид не унимается. – Если это не слишком бестактно, то кто же это? – Некто из моего прошлого, – отвечаю еле слышно. Проклиная все на свете, пытаюсь забыть о том, что Эрик рядом. Я продолжаю с улыбкой наливать напитки всем, кто подходит к бару. Долгое время я на него не смотрю. Мне хочется забыть о его присутствии и отвлечься. Давид – само обаяние и изо всех сил старается меня рассмешить. Но моя улыбка исчезает и в жилах стынет кровь, когда я поворачиваюсь, чтобы взять бутылку с полки, и вижу, как Эрик общается с хорошенькой девушкой. На меня он не смотрит. Он полностью увлечен девушкой, и меня это выводит из себя. Что за фигня?! Черт… Какая же я ревни-и-ивая! Взяв бутылку, разворачиваюсь. У меня нет никакого желания лицезреть то, что он вытворяет, но мое чертово любопытство заставляет меня посмотреть в их сторону. Те сигналы, которые подает ему девушка, типичны для всех нас, женщин, когда мы заинтересовались незнакомым мужчиной. Она касается своих волос, ушей, ее улыбочка как будто говорит: «Иди же ко мне, иди ближе, ближе… Я приглашаю тебя на нечто большее». Вдруг рыжеволосая девушка проводит пальцем по его щеке. Почему она его трогает? Он улыбается. Эрик не двигается, и я вижу, как она приближается к нему все теснее, до тех пор, пока не оказывается сидящей у него прямо между ног. Эрик смотрит на нее. Его страстный взгляд меня возбуждает. Он проводит пальцем по ее шее, и это меня заводит. Что этот глупец делает? Она улыбается, а он опускает взгляд. Я его убью! Я знаю, что означает этот взгляд и эта хитрая улыбочка, – секс! Сердце сейчас вырвется из груди. Эрик делает то, о чем я его попросила. Он увлекся другой, развлекается, а я, как дура, страдаю от того, чего пожелала сама. Черт, меня это просто убивает! Минут через пятнадцать он встает, берет девушку за руку и, даже не глянув на меня, выходит из заведения. Я его убью-у-у!.. Сердце колотится просто бешено. Если я и дальше так буду дышать, то думаю, что отравлюсь кислородом. Я выхожу из-за барной стойки и иду в туалет, где лью себе на затылок прохладную воду. Колет шея… Опять эти пятна! Эрик мне только что продемонстрировал, что он не разводит канитель, что его игра серьезная и разрушительная. Мне нужно проветриться или сбежать отсюда. Мне нужно исчезнуть из этого места, иначе я способна здесь, в Хересе, устроить «техасские разборки бензопилой»… Выйдя из туалета, я кое-как отделываюсь от Давида и договариваюсь с ним встретиться следующим вечером. Подхожу к своей машине, сажусь и только здесь срываюсь от отчаяния на крик. Почему я такая дура?! Почему я приказала Эрику делать то, что причиняет мне боль?! Почему я не могу быть такой же хладнокровной, как он? Я темпераментная испанка, а он всего лишь невозмутимый немец. Я завожу машину, и начинает играть радио. Голос Алекса Убаго наполняет салон, и я закрываю глаза. У меня мурашки на коже от песни «Ничего не боясь». Идиотка, идиотка, идиотка… Я законченная идиотка ! Включаю мобильный и машинально начинаю подпевать: Я умираю от желания объяснить тебе то, Что творится у меня в голове, Я умираю от желания отдаться тебе и постоянно Удивлять тебя, Каждый день чувствовать выстрел стрелы При встрече с тобой. Все равно, что скажут, все равно, что подумают. Если я сошел с ума, то это касается только меня… [4] Ищу номер телефона Эрика и, когда уже собираюсь ему позвонить, останавливаю себя. Что я делаю? Какого черта я вытворяю? Доведенная до безумия, я закрываю мобильный. Я не буду ему звонить. Я не сумасшедшая! Но та фурия, которая сидит у меня внутри, опять берет верх. Я вынимаю ключи из замка зажигания, выхожу из машины и, хлопнув дверью своего «леонсито», снова захожу в паб. Я одинокая, ни с кем не встречаюсь, и я хозяйка своей жизни. Ищу Давида. Нахожу его и целую. Он моментально отвечает. 4 Перевод с исп. песни Алекса Убаго «Ничего не боясь» (оригинальное название «Sin miedo a nada»). Какие же парни легкие на подъем! Несколько минут я позволяю его языку играть с моим, и, когда я оказываюсь почти на грани того, чтобы намекнуть ему о переходе в другое место, вдруг открываются двери и входит рыжеволосая девушка, которая уходила с Эриком. Я совершенно не ожидала ее снова здесь увидеть и теперь изумленно провожаю взглядом. Она подходит к бару, заказывает коктейль у второго бармена и затем присоединяется к компании подруг. В этот момент раздается сигнал мобильного. Это сообщение от Эрика. Читаю: «Закрутить с кем-то так же легко, как дышать. Не совершай того, в чем будешь раскаиваться». Не знаю почему, но я разразилась смехом. И сквозь смех проклинаю его. Будь ты проклят, Эрик! И ты сам, и твои игры. Давид смотрит на меня. Я говорю ему, что должна работать, и возвращаюсь на свое место. В половине седьмого возвращаюсь в дом отца. Все спят. Иду к мусорному ведру и, порывшись в нем, нахожу записку, которая была в букете роз, что он мне прислал. Распечатываю и читаю: «Дорогая, я скотина. Но скотина, которая тебя любит и хочет, чтобы ты его простила. Эрик». 5 Когда я просыпаюсь, уже очень поздно. Я провела такую ночку, что не пожелала бы и самому страшному врагу. Хотя нет… Эрику пожелала бы! Сестра и отец уже занялись приготовлением ужина к Рождеству, а зять с племянницей играют на игровой приставке. Я выпиваю кофе, а потом присоединяюсь к ним и минут десять играю в «Марио Брос». Звонит мой мобильный. Это Эрик. Я сразу его отключаю. В семь вечера по дороге в душ я смотрю в зеркало. Внешне я выгляжу совсем неплохо, но внутри – совершенно разбита. Включаю мобильный и, увидев дюжину пропущенных звонков от Эрика, читаю сообщение от Давида: «Заеду за тобой в полночь. Оденься красиво». Это «оденься красиво» вызывает у меня улыбку. Печальную улыбку. Лишенную всякого интереса. Я в отчаянии опираюсь на умывальник. Что со мной происходит? Почему я не могу выбросить его из головы? Почему говорю одно, а хочу сделать совсем другое? Почему?.. Почему?.. Ответ на эти бесконечные «почему» очевиден. Я его люблю. Я по уши влюблена в Эрика, и, как говорит Фернандо, если я не «слезу с осла», то очень сильно об этом пожалею. Но я не собираюсь «слезать с осла». Я сыта по горло его глупостью и упрямством! Я налажу свою жизнь сама! Расстроенная, решаю принять душ, но перед этим возвращаюсь кое за чем в комнату. Уже в ванной закрываю дверь на задвижку, ставлю диск с записью «Аэросмит» и включаю песню «Я схожу с ума». Делаю как можно громче, откручиваю кран в душе. Закрываю глаза и начинаю чувственно двигаться в такт музыки, затем сажусь на край ванны с вибратором в руке. Я хочу пофантазировать. Мне это необходимо. Я этого жажду. С закрытыми глазами слушаю гремящую в ванной музыку. Ты сводишь меня с ума, с ума, Я от тебя без ума, детка. Я схожу с ума, с ума, детка, я схожу с ума. И это происходит каждый раз, когда ты уходишь. Что мне делать, дорогая? Мне так страшно… [5] Я развожу ноги и отпускаю воображение. Я представляю, что Эрик стоит позади меня, что он шепчет на ухо, чтобы я показала себя другим. Меня настигает тот самый жар. 5 Перевод с англ. песни группы «Аэросмит» «Я схожу с ума» (оригинальное название «Crazy»). Телом овладевает взрыв наслаждения, но, когда я хочу свести ноги, голос Эрика просит меня не делать этого. Я погружаюсь в широкую ванную и кладу ноги на бортики. Закрыв глаза, я открываю себя тому, кто желает меня видеть. Я извиваюсь от возбуждения и кусаю губы. Я представляю, что Эрик здесь. Он меня просит. Мне хочется снова пережить самые сладкие моменты прошлого и снова их прочувствовать. Мне нравится чистая страсть. Она привлекает меня так же, как и Эрика. Я задыхаюсь. Музыка гремит, и я могу позволить себе шептать его имя как раз в тот момент, когда приподнимаюсь в ванной, а тело содрогается от волшебного оргазма. Придя в себя, я открываю глаза. Я одна. Эрик приходил ко мне только в моем воображении. Ты сводишь меня с ума, с ума, Я от тебя без ума, детка. Я схожу с ума, с ума, детка, я схожу с ума. И это происходит каждый раз, когда ты уходишь. Что мне делать, дорогая? Мне так страшно… После душа и небольшой разгрузки я возвращаюсь к себе в комнату. Прячу вибратор и включаю мобильный. Шестнадцать пропущенных звонков от Эрика. Я улыбаюсь и представляю, как он рассержен. Да пошел этот немец! Вот такая я мазохистка. Я хочу в сочельник быть красивой. И поэтому решаю надеть самое откровенное платье черного цвета. Настоящая бомба! Почему-то я уверена, что Эрик сегодня тоже будет в пабе… Наверное, я хочу, чтобы он умер от злости, поняв, что потерял меня. Выйдя из комнаты, меня замечает сестра и восклицает, остолбенев от удивления: – Дорога-а-ая, какое обалденное платье! – Тебе нравится? Ракель кивает и подходит поближе. – Оно великолепно, но мне кажется, что оно слишком открытое. Ты так не считаешь? В коридоре я смотрюсь в зеркало. Декольте платья стягивается серебристым кольцом, и вырез опускается до живота. Очень сексуально, и я это знаю. В этот прекрасный момент появляется отец. – Боже мой, смугляночка, ты выглядишь просто потрясающе! – говорит он, рассматривая меня. – Спасибо, папа. – Но, послушай, жизнь моя, тебе не кажется, что у тебя слишком открыта грудь? Я закатываю глаза, а сестра снова на меня набрасывается: – Папа, я ей сказала то же самое. Она красивая, но… – Ты собираешься работать в этом платье? – спрашивает отец. – Да. А что? Отец машет головой и чешет затылок. – Ох, смугляночка! Не думаю, что Эрику это понравится. – Па-а-апа, ну хоть сейчас можно не говорить о нем?! – раздраженно восклицаю я. В этот момент заходит зять и останавливается, не сводя с меня глаз: – Господи, свояченица, ты просто сногсшибательная! Расплываюсь в улыбке и, повернувшись к отцу и сестре, говорю: – Вот именно… именно это я и хотела услышать. В половине десятого вечера мы садимся за стол и смакуем изысканные блюда, которые со всей любовью отец приготовил для нас. Креветки просто великолепны, а ягненок – пальчики оближешь. Ужин проходит в атмосфере веселья, больше всего мы смеемся над тем, что болтает племянница. После ужина я решаю подправить макияж. Пора ехать на работу. Я договорилась о встрече с Давидом и собираюсь обо всем забыть и хорошо провести время. Однако когда я возвращаюсь в обеденный зал, то застываю на месте при виде своей семьи, которая непринужденно беседует с… Эриком! Увидев меня, он пробегает взглядом по моему лицу, а затем по всему телу. – Привет, дорогая! – приветствует он меня, однако, заметив, как я на него смотрю, спешит исправиться: – Прости, вероятно, «дорогая» было лишним. Я на мгновение впадаю в ступор, а когда собираюсь ответить, вмешивается сестра: – Дорогая, посмотри, кто пришел. Какой сюрприз, правда? Я молчу. Отвожу взгляд, не желая видеть торжествующую улыбку отца. Затем ухожу в кухню. У меня сейчас случится удар. Что он здесь делает? Воды, мне нужна вода! Пару секунд спустя входит отец: – Жизнь моя, этот парень – хороший человек, и он без ума от тебя. К тому же… – Папа, пожалуйста, не начинай. Между нами все кончено. – Этот мужчина любит тебя, разве ты не видишь? – Нет, папа, не вижу. Что он здесь делает? – Я его пригласил. – Па-а-апа! Не спуская с меня глаз, отец продолжает: – Послушай, смугляночка, оставь свое упрямство для других случаев и поговори с ним. Я пытаюсь понять тебя, но не понимаю, почему ты не разговариваешь с ним. – Мне не о чем с ним разговаривать, папа. Уже не о чем. – Дорогая, – не унимается он, – вы повздорили. Пары ссорятся и… Мы слышим, как звонят в дверь. Смотрю на часы. Я знаю, кто это, и закрываю глаза. Вскоре появляется сестра, вслед за которой идет племянница, и в замешательстве шепчет: – Джудит, ради всего святого! Ты сошла с ума? За тобой пришел Давид Гепардо, и сейчас он в гостиной вместе с Эриком. О господи! Что же мы делаем? – Гепардо, гонщик? Он здесь? – спрашивает отец. – Да, – кивает сестра. – Ой-ой-ой! – выпаливает он. Меня разбирает нервный смех. – Тетя, у тебя два жениха? – интересуется племянница. – Нет, конечно же нет! – отвечаю, глядя на малышку. – А почему тогда за тобой приехали сразу два жениха? – Твоя тетя – это нечто особенное! – недовольно бормочет сестра. Я смотрю на Ракель. Больше всего мне хочется ее прибить. Но тут она просит малышку помолчать. Отец нервно проводит рукой по волосам – от лба к затылку. – Ты пригласила Давида? – Да, – отвечаю я. – У меня есть свои собственные планы. А вы… вы сводники и… О гос-с-споди! Бедняга кивает. Вот это настоящая головная боль! Сестра в истерике. – Что будем делать? – снова спрашивает она, всматриваясь в мое лицо. Делаю еще один глоток воды и, готовая сделать то, что задумала, отвечаю: – Что ты будешь делать – не знаю. А я… я ухожу с Давидом. – Ох, Трианская Дева Мария! Какая досада! – Почему досада? Сестра нервно переминается с ноги на ногу. Я нервничаю еще больше, но не подаю виду. Я совершенно не рассчитывала на то, что Эрик появится в доме отца. И тогда Ракель подходит ко мне. – Эрик – твой жених и… – Он мне не жених. Сколько раз я еще должна это повторить? Вдруг у сестры округляются глаза и я слышу позади себя: – Джуд, ты не пойдешь с этим типом. Я этого не позволю. Эрик! Я разворачиваюсь. Смотрю на него. О го-о-о-споди, он невероятно краси-и-и-вый! «Не позволит»… Ну что ж, посмотрим… А если он не один такой? Осознавая свой и его гнев, я спрашиваю (чувствую, что мое озорство играет, как шампанское): – И кто мне в этом помешает? Ты? Он не отвечает. Молчит. Только смотрит на меня, окатывая холодом небесно-голубых глаз. – Если мне придется взвалить тебя на плечо и унести с собой, чтобы тебе помешать, я это сделаю, – в конце концов шипит он. Подобное заявление меня не удивляет. И, конечно, мне вовсе не страшно. – Да, конечно… Так все и будет… Когда рак на горе свистнет. Если тебе хватит наглости… – Джуд… не провоцируй меня, – резко прерывает он меня. Улыбаюсь от его предупреждения и понимаю, что моя улыбка еще больше его раззадоривает. – Малышка, за это время мое терпение уже иссякло и… – Твое терпение?! – Вне себя от ярости, я срываюсь на настоящий базарный крик. – Это мое терпение на исходе. Ты мне звонишь. Преследуешь меня. Не даешь мне покоя. Приходишь ко мне на работу. Мои родные настаивают, что ты мой жених, но нет!.. Ты мне не жених. И теперь ты говоришь, что твое терпение иссякло. – Джуд, я тебя люблю. – Тем хуже для тебя, – парирую я, не полностью понимая, что именно говорю. – Я не могу без тебя жить. – Его голос еле слышен, он невероятно напряжен, почти хрипит. С уст сестры срывается мягкое «о-о-х-х!». Ее лицо нужно видеть. От романтичных слов Эрика она уже улетела на луну. Разозлившись и не желая выслушивать то, что он собирается мне сказать, я подхожу к нему, приподнимаюсь на цыпочки и произношу как можно ближе к его лицу: – Между нами все кончено. Какую часть из этой фразы ты не можешь переварить? Увидев меня в таком состоянии, сестра слетает со своего розового облака, хватает меня за руку и отодвигает от Эрика: – Джудит, ради бога! В кухне полно колющих предметов, а ты сейчас оружие массового поражения. Эрик делает шаг вперед, отодвигает сестру и, глядя мне в глаза, заявляет: – Ты пойдешь со мной. – Я? Пойду с тобой? – повторяю я, ехидно улыбаясь. Мой необыкновенный Айсмен кивает с сокрушительной уверенностью, чем сразу приводит меня в замешательство, и повторяет: – Со мной. Я чувствую себя неловко оттого, что каждая пора его тела источает искренность, но приподнимаю одну бровь: – Даже не мечтай об этом. Эрик улыбается. Это холодная, вызывающая на дуэль улыбка. – О чем даже не мечтать? Пожимаю плечами, дерзко на него смотрю и веду себя самым нахальным образом, насколько я способна: – Ни о чем. – Джуд… – О, прошу тебя! – недовольно тяну я, борясь с желанием схватить рядом стоящую сковороду и со всей силы огреть его по голове. – Джудит, – бормочет сестра, – сейчас же убери руку от сковороды. – Да замолчи ты, Ракель! – уже не кричу, а ору я. – Не знаю, кто из вас надоедливей – ты или он. Обидевшись на мои слова, сестра выходит из кухни и закрывает за собой дверь. Я собираюсь последовать за ней, но Эрик становится на моем пути. Я фыркаю. Сдерживая желание убить его, шиплю: – Я же ясно тебе сказала: если ты не уйдешь, то начнутся неприятности. – Я знаю. – И? Он смотрит на меня… смотрит… смотрит… и наконец произносит: – Я поступил плохо. Я, как ты говоришь, «упрямая голова», и мне нужно, что бы ты меня простила. – Ты прощен, но между нами все кончено. – Малышка… Не дав мне времени отреагировать, он обнимает меня и целует. Покоряет меня. Он нападает на мои губы с таким обожанием и так властно прижимает к себе. Сердце выскакивает, но, когда он отрывает свои губы от моих, я его одергиваю: – Я устала от твоих приказов. Он снова меня целует, и от этого поцелуя я чуть не лишаюсь дара речи. – Устала… от твоих выходок и приступов ярости и… Он снова овладевает моим ртом, и, когда отрывает от себя, я еле дыша шепчу: – Не делай этого больше, пожалуйста. Эрик смотрит на меня, а потом отводит взгляд и словно подставляет голову. – Если ты мне дашь по голове сковородой, давай, но я все равно тебя не отпущу. Я буду тебя целовать до тех пор, пока ты не согласишься дать мне еще один шанс. И только сейчас я понимаю, что держусь за ручку огромной сковороды. Понимаю и тут же отпускаю ее. Я себя знаю. Как говорит сестра, я оружие массового поражения! Эрик улыбается, а я произношу со всей уверенностью: – Эрик, мы расстались. – Нет, дорогая. – Да… Да, расстались! – повторяю я. – Я исчезла из твоей компании и из твоей жизни. Чего ты еще хочешь? – Я хочу тебя. Я до сих пор остаюсь в его объятиях. Мои силы начинают испаряться. Я это замечаю: тело начинает меня подводить. – Я люблю тебя, – продолжает он, его губы рядом с моими губами. – И от такой любви я иногда поступаю неразумно. Да, я засомневался. Я заподозрил тебя, когда увидел фотографии с тобой и Беттой. Но мои подозрения развеялись после разговора с тобой в офисе. Ты доказала мне, каким я был идиотом. Ты не Бетта. Ты не лгунья и не подлая мошенница, ты не такая, как она. Ты чудесная и удивительная женщина, которая не заслуживает ни одного дурного слова. Да, я повел себя гнусно, но никогда себя не прощу за то, что разбил тебе сердце. – Эрик, не… – Дорогая, ни секунды не сомневайся в том, что ты самое важное в моей жизни и что я без ума от тебя. – Я смотрю на него, а он спрашивает: – Ты больше меня не любишь? – Я не отвечаю, и тогда он продолжает: – Если ты мне скажешь, что все ушло, я обещаю отпустить тебя, уйти и больше никогда не беспокоить. Но если ты меня любишь, прости за упрямство. Ты же знаешь, я тупоголовый немец! И я до сих пор хочу, чтобы ты поехала со мной, потому что я не могу без тебя жить. У меня сейчас разорвется сердце. Он произносит такие прекрасные слова! Но нет… Я не должна его слушать и еле слышно произношу: – Не делай со мной этого, Эрик… Не отпуская меня, он умоляет, прижавшись ко мне лбом: – Прошу тебя, любовь моя, прошу тебя… Прошу, послушай меня. Ты меня так разозлила, что я вышел из себя, но у меня это плохо получается. У меня нет ни твоей магии, ни твоей грации, ни твоего остроумия, я не мастер эффектных сцен. Я всего лишь банальный немец, который стоит перед тобой и просит… умоляет тебя еще об одном шансе. – Эрик… – Послушай, – быстро перебивает он меня, – я поговорил с владельцами паба, где ты работаешь, и все уладил. Тебе больше не нужно идти работать. Я… – Что ты сделал? – Малышка… Я прихожу в ярость. Я снова прихожу в ярость. – Да что же это такое?! Да кто ты такой, чтобы… чтобы… Ты сошел с ума? – Дорогая. Я умираю от ревности и… – О ревности я ничего знать не желаю, но я тебя точно убью. – Мой голос становится все тверже. – Ты забрал единственную работу, которая у меня была. Да кем ты себя возомнил, чтобы вытворять такое? Кем?! Я понадеялась, что мои слова его разозлят, но не тут-то было. – Я знаю, что мой поступок мог показаться необдуманным, но я хочу быть рядом с тобой, я в этом нуждаюсь, – упорствует мой Айсмен. Я по-настоящему таю, когда он добавляет: – И я не могу позволить, чтобы ты и дальше дарила свои прелестные улыбки и время кому-то другому, но не мне. Я люблю тебя, малышка. Я слишком тебя люблю, чтобы забыть тебя, и сделаю все что угодно, чтобы ты снова полюбила меня. Я мечтаю, чтобы был тебе нужен так же, как ты нужна мне. У меня наливаются слезами глаза. Я выдохлась. У меня закончились аргументы. Я запуталась. Мужчина, которого я люблю, стоит передо мной и произносит самые чудесные слова, которые я когда-либо слышала. Но я упорно стою на своем решении. – Отпусти меня. – Итак, это точно? Ты больше меня не любишь? – спрашивает он напряженным и взволнованным тоном. Моя голова сейчас взорвется. – Я этого не сказала, но мне нужно поговорить с Давидом. Он продолжает меня держать. – Зачем? Несмотря на то что я околдована его страстным признанием, у меня хватает сил окинуть его холодным взглядом. – Потому что он меня ждет, он заехал за мной и заслуживает объяснений. Эрик кивает, и пусть ему это совсем не просто сделать, но он все же отпускает меня. Наконец я выхожу за Эриком из кухни. Когда Давид замечает меня, он издает восхищенный свист: – Джудит, ты умопомрачительна. – Спасибо, – отвечаю с натянутой улыбкой. Не желая больше ни о чем размышлять, не желая продолжать разговор перед ошеломленными отцом и сестрой, я хватаю Давида под руку и увожу в сад, чтобы поговорить с ним наедине. Давид кивает. Он узнал в Эрике вчерашнего парня из паба. Он понимает все, что я ему могу рассказать, и, чмокнув меня в щеку, уезжает. Я возвращаюсь в дом. Все на меня смотрят в ожидании, а Эрик протягивает руку, чтобы я ее взяла: – Ты поедешь со мной? Я не отвечаю. Лишь смотрю на него, смотрю и смотрю… – Тетя, ты должна его простить, – говорит племянница. – Эрик хороший. Посмотри, он принес мне коробку конфет со Спанч Бобом. И тут я замечаю, как Эрик подмигивает племяннице. Он подкупил ее? Она смеется и дарит ему щербатую заговорщическую улыбку. Ох уж эта парочка! Я смотрю на отца, и он растроганно кивает. Я смотрю на сестру, и она, хихикнув, утвердительно кивает вслед за отцом. Это то, чего я хочу. Это то, что мне нужно. – Для начала мы с тобой поговорим, – заявляю я, подняв на Эрика глаза. – Все, что захочешь, дорогая. Племянница подпрыгивает от радости. – Дай мне немного времени. Захожу к себе в комнату, за мной следует сестра. Я по-прежнему остаюсь в таком ступоре, что она меня обнимает, лишь для того чтобы слегка привести в себя. – Упрямица, оставь свою гордость и наслаждайся мужчиной, который приехал за тобой. Вы поссорились? Ну и ладно, дорогая. Я с Хесусом тоже иногда ссорюсь. Поверь мне, самое лучшее в ссоре – это примирение. Не отрицай свои чувства и разреши себе любить. Сердитая на себя за то, что оказалась такой ветреной, я сажусь на кровать. – Дело в том, что он выводит меня из себя, Ракель. – Ну, так Хесус меня тоже выводит! Но мы любим друг друга, и только это имеет значение, дорогуша. В конце концов я улыбаюсь, и теперь сестра помогает мне сложить кое-какие вещи в рюкзак. Мое чувство по отношению к Эрику настолько мощное, что я не могу с этим совладать. Я его люблю, обожаю и не могу без него жить. Возвращаюсь в гостиную с вещами, Эрик улыбается, обнимает меня. По всему телу пробегают мурашки, когда он при отце и всей семье заявляет: – Я буду завоевывать тебя каждый день. 6 Попрощавшись с родными, сажусь в машину Эрика. Я пошла на попятную. Пошла на попятную и снова оказалась с ним. Голова идет кругом, и я до сих пор не понимаю, что делаю. Но вскоре слегка прихожу в себя и перевожу внимание на дорогу. Мне казалось, что мы едем в Саару, к Фриде и Андресу, но, к своему удивлению, замечаю, что мы направляемся к прекрасной вилле, которую Эрик арендовал весной. Как только за нами закрываются железные ворота, в глубине сада появляется чудесный дом. – Что мы здесь делаем? Эрик поворачивается ко мне. – Нам нужно побыть наедине. Киваю. Это как раз то, что мне нужно. Выйдя из машины, Эрик берет мои вещи в одну руку, а другую протягивает ко мне. Он крепко и властно прижимает меня к себе, и так мы входим в дом. Моему удивлению нет предела, когда я вижу, насколько поменялся интерьер дома. Современная мебель. Однотонные и разноцветные стены. Огромный плазменный телевизор. И новый камин. Все новое, абсолютно все. Пораженная, замечаю, что он включает музыку. Не успеваю я что-то сказать, когда он объясняет: – Я купил этот дом. Невероятно. Но как это возможно, что я об этом не узнала? – Ты купил этот дом? – Да. Для тебя. – Для меня?! – Да, дорогая. Это подарок на Крещение. Я в изумлении смотрю по сторонам. – Пойдем, – говорит Эрик, поставив мои вещи. – Нам нужно поговорить. Музыка наполняет просторную комнату. Я не могу удержаться и не рассматривать все вокруг, любуясь окружающей красотой. Опускаюсь в удобное кресло перед потрескивающим камином. – Ты великолепна в этом платье, – заявляет он, присаживаясь со мной рядом. – Спасибо. Веришь или нет, но я покупала его для тебя. Кивнув, Айсмен пробегает взглядом по моему телу и, не в силах сдержать себя, говорит: – Но ты же собиралась открыть прелести, которые предназначались мне, другим мужчинам. Ну вот. Начинается. Он уже меня подкалывает! Я считаю до сорока пяти… Нет, до сорока шести. Делаю глубокий вдох и только после этого отвечаю: – Как ты однажды сказал, я не святая. И когда у меня нет парня, я открываю и дарю все, что хочу, тому, кому хочу и когда хочу. – У Эрика приподнимается одна бровь, а я продолжаю: – Я сама себе хозяйка, и ты должен это зарубить на носу. – Точно. Когда у тебя нет парня, все так и обстоит, – утверждает он, не отрывая от меня глаз. Вдруг я понимаю, что звучит песня, которая мне очень нравится. Господи, это та самая песня, которая напоминала мне об Эрике каждый раз, когда я ее слушала! Наши взгляды снова встречаются, словно шпаги на дуэли, а голос Рикардо Монтанер умоляет: Убеди меня быть счастливым, убеди. Убеди меня не умирать, убеди. В том, что счастье и ощущение полноты Не одно и то же. В том, что время с тобой летит незаметно, А без тебя – это целая вечность. Эти слова настолько точно передают наши с Эриком отношения, что я мысленно улетаю куда-то к сияющим вершинам. Но вскоре Эрик отступает и меняет тему. – Мама и сестра передают тебе привет. Они надеются увидеть тебя на вечеринке, которую планируют провести пятого января в Германии. Ты помнишь об этом? – Да, но на меня не рассчитывай. Я не поеду. Я до сих пор хмурюсь, но довольна тем, что остаюсь на высоте. Несмотря на то что меня переполняет счастье – я рядом с любимым человеком, – мною до сих пор движут гордость и ярость. И Эрик это понимает. – Джуд… Я сожалею обо всем, что случилось. Ты была права. Я должен был поверить тебе и не задавать никаких вопросов. Но я бываю иногда таким упрямым и… – Но что тебя заставило поменять свое мнение? – То, с каким запалом ты отстаивала свою правоту, вынудило меня осознать, как отвратительно я с тобой поступил. Еще до того, как ты ушла, дорогая, я уже понял свою ошибку. Парни иногда просто напрашиваются на хороший удар кирпичом по голове. – Убеди меня… После этих слов Эрик поворачивается ко мне, а я мысленно себя ругаю. «Убеди меня?» Да что я такое несу, господи?! От этой песни у меня просто помутилось в голове. Не давая ему ответить, ворчу: – Но для этого мне нужно было уволиться и вернуть тебе кольцо? – Ты не уволена и… – Запомни, я уволилась . Я не собираюсь возвращаться в твою чертову компанию ни за что в жизни. – Почему? – Потому что не собираюсь! Кстати, меня очень порадовала новость о том, что ты выбросил на улицу мою бывшую начальницу. Пока ты опять не начал меня упрашивать, запомни: я не думаю возвращаться в твою компанию. Запомнил? Эрик кивает, но некоторое время задумчиво молчит. В конце концов он произносит: – Я не допущу, чтобы ты работала официанткой ни здесь, ни где-либо в другом месте. Не выношу, когда на тебя глазеют мужики. Я жуткий собственник, когда речь заходит о тебе и… Оглушенная порывом ревности – пусть я от него и улетаю на седьмое небо, – я отвечаю: – Послушай, красавчик, на сегодняшний день в Испании жуткая безработица. Мне нужно найти работу, и, сам понимаешь, я не могу строить из себя принцессу. В любом случае я не хочу сейчас об этом говорить, договорились? Эрик выглядит убежденным. – А что насчет кольца?.. – Я не желаю его. Ой, что я несу! Сама себе удивляюсь. – Оно твое, дорогая, – нежно и спокойно отвечает он. – Я не хочу его. Он пытается меня поцеловать, а я уворачиваюсь. И, не дожидаясь, пока он еще что-то скажет, решительно его перебиваю: – Не угнетай меня своими кольцами, компромиссами, переездами и прочим. Мы сейчас говорим о нас и наших отношениях. Произошло кое-что, что совершенно изменило мою жизнь. Теперь я не хочу ни титула невесты, ни обручальных колец – ничего. Понятно? Он снова кивает. Меня просто изумляет его покорность. Неужели он меня так сильно любит? Однако песня заканчивается и начинает звучать «Нирвана». Отлично! Вот и закончилась романтика. Между нами повисает напряженное молчание, но он ни на секунду не спускает с меня глаз. И вдруг уголки его губ расплываются в улыбке: – Ты удивительно смелая и совершенно необыкновенная. Не желая улыбаться, я вопросительно приподнимаю бровь. – К тому же я иногда ругаюсь. Эрик смеется моим словам. – Я потерял дар речи от того, что ты устроила в офисе. – От чего? Оттого, что я высказала правду своей бывшей идиотке начальнице? Или оттого, что я уволилась с работы? – От всего этого и оттого, что ты послала меня к черту перед директором по персоналу. Кстати, больше не делай этого, иначе я потеряю свой авторитет в компании. Договорились? На этот раз киваю я и улыбаюсь. Он прав. Это было просто ужасно. В комнате повисает молчание. Эрик смотрит на меня – я вижу, что он ждет от меня поцелуя. Я понимаю, что он жаждет контакта со мной, но пока не хочу, чтобы для него это все так просто закончилось. – Ты уверен, что ты меня так сильно любишь? – Еще больше, – шепчет он, приблизив нос к моей шее. У меня колотится сердце, я теряю голову от его запаха, близости и уверенности. Я сейчас могу мечтать только о том, чтобы он меня раздел и овладел мною. Его близость невыносима, но я полна решимости высказать все, что накипело. Я отодвигаюсь и шепчу: – Я хочу, чтобы ты знал, как сильно я рассержена. – Мне жаль, крошка. – Ты заставил меня страдать. – Мне жаль, малышка. Он снова за свое. Его губы целуют мое обнаженное плечо. О боо-о-оже, как же приятно! Но нет. Он должен испить всю чашу, он заслужил наказание. И поэтому я глубоко вздыхаю и говорю: – Ты, сеньор Циммерман, прочувствуешь это, прочувствуешь очень хорошо! С этого момента каждый раз, как я буду на тебя сердиться, ты будешь наказан. Я устала оттого, что наказываешь только ты. Он удивленно поднимает бровь: – И как ты собираешься меня наказывать? Я встаю с кресла. Ему не нравятся неуправляемые? Ну, тогда держись. Медленно поворачиваюсь перед ним, уверенная в своей сексуальности. – Пока что лишив тебя того, чего ты больше всего желаешь. Айсмен встает. Ох! Он просто великан. Пригвоздив меня голубыми глазами к месту, он спрашивает: – Что ты имеешь в виду? Я делаю несколько шагов по комнате. Он наблюдает за мной, и, когда оказываюсь за столом, я проясняю: – Ты не будешь наслаждаться моим телом. Это и есть твое наказание. Вот это напряжение! Воздух можно резать ножом. Выражение его лица меняется у меня на глазах. Я ожидала, что он начнет кричать и сопротивляться, но он внезапно произносит ледяным голосом: – Ты хочешь свести меня с ума? – Я не отвечаю, и он мрачно продолжает: – Ты убежала от меня. Довела меня до безумия. Я терялся в догадках, не зная, куда ты делась. Все это время ты не отвечала на телефонные звонки. Захлопнула перед моим носом дверь, а вчера вечером ты улыбалась каким-то типам. И ты еще считаешь, что я наказан недостаточно, и пытаешься подвергнуть меня наказаниям? – Ага! Он ругается по-немецки. Ого, как он грязно ругается! Но, обернувшись ко мне, он совершенно меняет тон: – Любимая, я хочу заниматься с тобой любовью. Я хочу целовать тебя. Хочу показать, как я люблю тебя. Хочу заключить в свои объятия твое обнаженное тело. Ты нужна мне. И ты говоришь, что лишишь меня всего этого? Я подтверждаю это своим самым холодным и сдержанным тоном: – Да, все верно. Ты не дотронешься ни до единого моего волоса до тех пор, пока я не разрешу. Ты разбил мне сердце и, если ты меня любишь, будешь соблюдать мои условия, как я всегда соблюдала твои. Эрик снова ругается по-немецки. – И до каких пор я буду наказан? – настоятельно спрашивает он. – До тех пор, пока я это не решу. Он закрывает глаза. Делает вдох через нос, а когда открывает глаза, решительно кивает. – Хорошо, малышка. Если ты считаешь, что должна поступить именно так, вперед. Я довольно улыбаюсь. Вышло по-моему. Ура! Я перевожу взгляд на часы: ого, уже половина третьего, скоро утро. Спать мне не хочется, но мне нужно спрятаться от него подальше, иначе я первой нарушу это абсурдное наказание. Я потягиваюсь и спрашиваю: – Ты скажешь мне, где моя комната? – Твоя комната?! Сдерживаю смех при виде его физиономии и настаиваю на своем: – Эрик, ты же не думаешь, что мы будем спать вместе? – Но… – Нет, Эрик, нет, – прерываю его. – Я хочу собственное пространство. Я не желаю делить с тобой постель. Ты этого не заслуживаешь. Он медленно кивает. У него напряженное выражение лица, и я понимаю, что он сейчас вспоминает всех моих предков, причем в самых забористых выражениях. Пережив первый удар, он тихо говорит: – Ты сама знаешь, что в доме четыре комнаты. Выбирай, какую хочешь. Я буду спать в любой другой. Не глянув на него, хватаю рюкзак и направляюсь в ту комнату, которой мы пользовались весной. Это наша комната. Она великолепна. В центре Эрик поставил чудесную огромную кровать с балдахином. Декапированная белая мебель, льняные оранжевые шторы сочетаются с покрывалом такого же цвета. Поднимаю глаза и вижу вентилятор. Я обожаю вентиляторы! Закрываю дверь, и мое сердце неистово колотится. Что же я делаю? Я хочу, чтобы он меня раздел, поцеловал, любил меня так, как это нравится нам обоим… Но вот я здесь, отказываясь от того, чего сама страстно желаю, и отказываясь от него. Поставив вещи у стены спальни, смотрю на себя в овальное зеркало, гармонирующее с мебелью, и улыбаюсь. В этом платье я действительно невероятно сексуальная, а мой вид может воспламенить и статую. Теперь уже не удивляюсь, почему Эрик на меня так смотрит. Я лукаво улыбаюсь и собираюсь подлить еще масла в огонь. Я хочу наказать его. Открываю дверь и вижу Эрика перед камином. – Я могу тебя попросить? – Конечно. Отдавая себе полный отчет в том, о чем я его сейчас попрошу, приближаюсь, откидываю темные длинные волосы на плечо и изнеженно прошу: – Ты мог бы мне расстегнуть молнию на платье? Отворачиваюсь, чтобы он не заметил моей улыбки, и слышу, как он фыркает. Я не вижу его лица, но догадываюсь, что его взгляд прикован к моей спине. К моей коже. Он кладет на меня руки. Ух, какой он горячий! Очень медленно он расстегивает молнию. Я чувствую его дыхание у себя на шее. Это возбуждает меня! Я знаю, каких усилий ему стоит не разорвать платье и нарушить запрет. – Джуд… – Да, Эрик… – Я хочу, – шепчет он мне на ухо вмиг осипшим голосом. У меня мурашки бегут по коже, волосы становятся дыбом, но я молчу. Не могу говорить. На мне нет бюстгальтера, а молния заканчивается ниже крестца. Я знаю, что он смотрит на мои черные бикини. На мою кожу. На мои ягодицы. Я знаю это. Я хорошо его знаю. Я тоже его хочу. Я безумно соскучилась по его поцелуям. Но я собираюсь вести свою игру до конца. – И чего ты хочешь? – спрашиваю, не оборачиваясь. Он делает шаг ко мне, становится совсем близко. Я даю обнять себя сзади, теперь его слова звучат у меня над ухом: – Я хочу тебя. Боже мой, я безумная! Не говоря уже о том, что я страшно разгорячена и невероятно возбуждена. Не поворачиваясь, я откидываю голову ему на грудь, закрываю глаза и шепчу: – Ты хотел бы ко мне прикоснуться, раздеть меня и заняться со мной любовью? – Да. – Властно? – еле слышно спрашиваю я. – Да. Я наконец глубоко вздыхаю – оказывается, я успела затаить дыхание. Еще минута – и совсем бы задохнулась. Я замечаю, как его возбуждение становится с каждым мгновением все явственнее. И я наслаждаюсь тем, как он целует мои плечи. – Тебе хотелось бы разделить меня с другим мужчиной? – Если только ты этого захочешь, дорогая. Мне кажется, что с минуты на минуты у меня из ушей повалит пар. – Я хочу этого. Я бы смотрела тебе в глаза и наслаждалась бы твоими губами, пока другой мужчина обладал бы мной. – Да… – Ты бы позволил ему проникнуть в меня. Открыл бы меня для него и наблюдал бы за тем, как он ласкает меня. А я буду наслаждаться и смотреть только тебе в глаза. Я замечаю, что у Эрика пересохло в горле и у него выскакивает сердце. Но вот я остаюсь почти спокойной. Удивительно… Он касается горячими губами моего затылка. Я вздрагиваю, отхожу от него и, глядя ему прямо в глаза, поизношу самым серьезным тоном: – Нет, Эрик… Ты наказан. Я придерживаю платье, якобы для того, чтобы оно не упало, и, уходя, произношу: – Спокойной ночи, дорогой. Захожу в комнату и закрываю за собой дверь. Я вся дрожу: только что я поступила с ним так, как он когда-то поступил со мной в свингер-клубе. Я впустую его разгорячила. Я горю. Я возбуждена. Мне жарко… Очень жарко. Снимаю платье и бросаю его на стул. В одних бикини сажусь на край кровати и смотрю на дверь. Я знаю, что он сейчас придет. Его взгляд, голос, каждое его движение рассказали мне, как сильно я ему нужна и как сильно он всего хочет. Вскоре я слышу приближающиеся шаги. Я начинаю учащенно дышать. Я хочу, чтобы он вошел. Я хочу, чтобы он открыл дверь. Я хочу, чтобы он овладел мною, глядя мне в глаза. Не отрывая взгляда от двери, слушаю его движения. Он колеблется. Я знаю, что в этот момент он не отдает себе отчета в том, что делает. Сейчас я превращаюсь для него в искушение. Я только что его разгорячила, возбудила. Но я та женщина, которую он не хочет разочаровать. Поворачивается дверная ручка. О да! Моя киска содрогается от желания насладиться тем, что умеет ей подарить только Эрик… Дикий секс. Но вдруг ручка останавливается. Я раскрываю рот от разочарования, а челюсть отвисает еще ниже, когда я слышу удаляющиеся шаги. Он ушел? Когда я наконец закрываю рот, мне хочется плакать. Какая же я дура. Идиотка! Он только что выполнил то, о чем я его попросила, и, нравится мне это или нет, я должна быть довольной. Я долго не могу уснуть. Не получается. Та жажда, которую у меня вызывает Эрик, слишком чарующа. Мы одни в этом прекрасном доме, мы желаем друг друга как сумасшедшие, но никто из нас не делает шага навстречу, не пытается исправить ошибки. 7 Первым делом, только встав утром, я звоню отцу. Хочу, чтобы он не волновался. Говорю ему, что у меня все в порядке, и меня трогает до глубины души его счастливый голос. Он рад за меня и Эрика – его словам я могу только улыбнуться. Он интересуется, понравился ли мне дом, который купил Эрик. Удивляюсь, что отец обо всем знал, и он признается, что действительно был в курсе: Эрик попросил его проследить за ремонтом, поэтому папа с удовольствием согласился помочь и сохранить все в секрете. Отец и Эрик слишком хорошо ладят друг с другом. Я этому рада, но в то же время меня это немного беспокоит. Поговорив с отцом, открываю дверь и выглядываю. Ничего не видно, только музыка слышна. Кажется, поет Стиви Уандер. Я чищу зубы, быстро причесываюсь и надеваю джинсы. Захожу в просторную гостиную, теперь совмещенную с кухней, и вижу Эрика на диване с газетой в руках. Увидев меня, он улыбается. Какой же он привлекательный! Он чертовски красив в спортивной серо-фиолетовой майке «Lakers» и в джинсовых штанах. – Доброе утро. Кофе хочешь? – спрашивает он в хорошем расположении духа. Хмурю брови и киваю: – Да, с молоком. Я молча наблюдаю, как он встает, подходит к кухонному столу и наливает кофе с молоком в красно-белую чашку. Все это время я любуюсь его руками, такими сильными и желанными. Руками, которые умеют ласками довести меня до безумия. – Хочешь тосты, колбасу, омлет, кекс с изюмом, печенье? – Нет, ничего. – Ничего?! – Я на диете. – На диете? Он с удивлением на меня смотрит. Я никогда ему не говорила, что сижу на диете. С первого дня нашего знакомства мне самой не по душе это мучение. – Тебе не нужна никакая диета, – уверяет он меня, ставя передо мной кофе с молоком. – Поешь. Я не отвечаю. Просто молчу и пью кофе. Эрик, который все это время не отводил от меня взгляда, терпеливо ждет. И только когда кофе уже выпит, спрашивает: – Как спалось? – Хорошо, – лгу я. Не собираюсь ему признаваться в том, что всю ночь не сомкнула глаз, думая о нем. – А ты? Губы Эрика расплываются в улыбке, и он тихо произносит: – Если честно, то я так и не смог уснуть, думал о тебе. Я киваю. Как приятно это слышать! Но от его взгляда мое сердце неистово заколотилось – он меня провоцирует! Чтобы оказаться как можно дальше от этого искушения, я встаю со стула, подхожу к окну и смотрю на улицу. Честно говоря, я способна зубами сорвать с него эту майку «Lakers»! Идет дождь. Через пару секунд я чувствую, что он подошел ко мне сзади, но не прикоснулся. – Чем бы ты хотела сегодня заняться? У-у-у! Да ясное дело, чем я хотела бы заняться, – сексом! Но я не собираюсь ему об этом говорить и лишь передергиваю плечами: – Тем же, чем и ты. – М-м-м!.. Тем же, чем и я? – шепчет он возле моего уха. О боже мой! Айсмен хочет заняться тем же, что и я. Сексом! От его голоса у меня по коже мгновенно побежали мурашки, я представляю, о чем он думает. Не в силах удержаться, я поворачиваюсь. Глаза его смеются, и он добавляет: – Если это то, чего хотел бы я, то можешь уже раздеваться, малышка. – Эрик… Забавляясь и соблазняя меня, словно дьявол, он ухмыляется и отходит от меня. – Хочешь, поедем в Саару повидаться с Фридой и Андресом? – спрашивает он, удалившись от меня на достаточное расстояние. Я понимаю, это чудесная идея, и с удовольствием соглашаюсь. Через полчаса мы уже сидим в машине и едем в сторону Саары де Лос Атунес. Идет дождь. Холодно. Он включает музыку и снова звучит песня «Убеди меня!». Почему опять она? Ругаюсь про себя и закрываю глаза. Затем открываю и смотрю в окно. Я молчу. – Ты не поешь? Конечно, про себя я пою, но ему об этом ни за что не признаюсь. – Не хочется. Опять тишина, пока Эрик снова не прерывает молчание. – Знаешь, однажды одна прекрасная девушка, которую я обожаю, рассказала мне, что ее мама сказала, что только песня приручает животных и… – Ты меня называешь животным? Он ошарашенно подскакивает: – Нет, вовсе нет. – Ну, тогда пой сам, если хочешь, я не хочу. Эрик кивает и закусывает губу. Подумав, покорно отвечает: – Ладно, малышка, я буду молчать. Вокруг нас такое напряжение, что его можно пощупать руками. За все время поездки ни один из нас не проронил ни слова. Наконец мы добираемся до цели путешествия. Фрида и Андрес в восторге обнимают меня – больше всех довольна Фрида, и, как только уводит меня от мужчин, она шепчет: – Наконец-то, наконец-то… Как я рада, что вы снова вместе! – Не торопись праздновать победу, я держу его на поводке. – На поводке? Я с улыбкой объясняю: – Я мучаю его, не давая ему ни нежности, ни секса. – Что?! Глянув на Эрика и увидев его нахмуренное выражение лица, шепчу: – Когда я совершаю что-то плохое, он меня наказывает. А теперь я решила делать то же самое. Вот поэтому и лишила его секса. – С тобой или со всеми женщинами? Этот вопрос меня настораживает. Я об этом не подумала, но надеюсь, что он меня понял, как и понял то, что у него не будет секса со всеми женщинами! При виде моего выражения лица теперь смеется Фрида: – Оп-ля! Интересно, а что он придумал в качестве наказания для тебя? Вспоминаю о его наказаниях и краснею, как помидор. Фрида смеется еще больше. – Ни за что не стану тебе об этом рассказывать! Уж я-то знаю, куда ты клонишь. Ее улыбающаяся физиономия меня смешит. – Ладно, тебе расскажу – мне не стыдно разговаривать с тобой о сексе. Во время первого наказания он привел меня в свингер-клуб и, возбудив меня до такой степени, что я раскрыла ноги перед другими мужчинами, заставил вернуться в отель, где ни я, ни он не прикоснулись друг к другу. Второй раз он отдал меня женщине и… – О г-о-о-осподи! Я в восторге от наказаний Эрика, а твое, я считаю, слишком жестокое. При виде лица Фриды я снова хохочу. – Зато теперь он точно знает, с кем ведет игру. Я стану его страшным сном, и он пожалеет о том, что так разозлил меня. После полудня дождить перестало, и мы решаем пойти в какой-нибудь ресторан. Как всегда, все очень вкусно. К тому же я не завтракала, поэтому у меня зверский аппетит. Я объедаюсь креветками, катраном под соусом и крошечными осьминогами. Эрик, шокированный, смотрит на меня: – Ты разве не на диете? – На диете, – весело отвечаю я, – но только на двух. На одной я остаюсь голодной. От моих слов он хохочет, машинально приближается ко мне и целует. Я принимаю его поцелуй. О боже! Он мне так нужен. Но когда он отстраняется, я добавляю теперь совершенно серьезно: – Контролируйте свои инстинкты, сеньор Циммерман. От вашего наказания вас никто не освобождал. Его выражение лица снова становится серьезным, и он с горечью кивает. Фрида смотрит на меня, а я гримасничаю в ответ на ее улыбку. Мы весело проводим остаток дня. Мне нравится находиться в обществе Фриды, но я чувствую, что Эрик ищет моего внимания. Он жаждет моих поцелуев и так же, как и я, хочет ласки… Я до сих пор сердита на него, поэтому могу сдержать себя. Вечером мы возвращаемся домой. Когда настает время ложиться спать, я скрепя сердце соблазнительно целую его в губы и иду к себе в комнату; но перед тем, как я до нее дошла, Эрик берет меня за руку: – Сколько это будет продолжаться? Хочу сказать, что уже закончилось. Хочу сказать, что больше так не могу. Но гордость не дает мне капитулировать. Подмигиваю ему, освобождаю руку и вхожу в спальню, так ничего и не ответив. Оказавшись внутри, мои самые дикие инстинкты начинают кричать, чтобы я открыла дверь и покончила с тем глупым наказанием, которое придумала сама, но мое же самолюбие меня сдерживает. Как и в предыдущий вечер, я слышу, когда он подходит к двери. Я знаю, что ему хочется войти, но, постояв немного, он снова уходит. Утром Эрику звонит мать и просит его срочно вернуться в Германию. Во время его отсутствия женщина, ухаживающая за его племянником, решила уйти с работы. Никого не предупредив, она уехала со своей семьей в Вену. Эрик стоит на распутье: племянник или я. Что ему делать? Несколько часов подряд я наблюдаю, как он пытается решить эту проблему по телефону. Он спорит с этой женщиной, даже кричит на нее. Ему непонятно, почему она не предупредила заранее – тогда бы он смог найти ей замену. А после разговора с сестрой он просто приходит в отчаяние. Он говорит по телефону с матерью и снова ссорится. Слышу, как он разговаривает с малышом Флином, и чувствую его бессилие – судя по всему, разговор не клеится. Наступает вечер – Эрик вконец измотан и угнетен. Даже я понимаю, что он не знает, что делать дальше. Ну что ж, наступило время утихомирить свою гордость и сделать шаг навстречу. Я говорю ему, что поеду вместе с ним в Германию: нужно же когда-то решить эту головоломку. Услышав мои слова, Эрик закрывает глаза, прижимается лбом к моей голове и обнимает меня. Я звоню отцу и сообщаю, что обязательно вернусь тридцать первого числа на семейный ужин. Отец согласен. Из нашего разговора я делаю вывод, что, если даже я решу остаться в Германии, он это поймет и не расстроится. В этот же вечер мы садимся в Хересе на частный реактивный самолет Эрика, который доставляет нас в Мюнхенский аэропорт имени Франца Йозефа Штрауса. 8 В Германии прошел сильный снегопад, и сейчас здесь чертовски холодно. Когда мы прилетели, нас уже ожидала какая-то темная машина. Эрик приветствует шофера и представляет меня – теперь я знаю, что шофера зовут Норберт. Мы садимся в машину. Я рассматриваю широкие заснеженные улицы, а Эрик по телефону беседует с матерью, обещая заехать к ней на следующий день. Удивительно, что никто не играет в снежки и не лепит снежных баб. Спустя полчаса, когда машина останавливается напротив огромных решетчатых ворот, понимаю, что мы приехали. Ворота открываются. Сразу возле них я вижу небольшой домик. Эрик шепотом рассказывает, что в нем живет семейная пара, работающая в его доме. Машина продолжает путь через прекрасный ледяной сад. Когда передо мной появляется огромный домина, который поразил бы воображение любого, я могу только изумленно хлопать глазами. Как только машина останавливается, Эрик помогает мне выйти из автомобиля. Заметив, как я рассматриваю все вокруг, говорит: – Добро пожаловать домой. От того, как он на меня смотрит, от его голоса и выражения лица у меня по коже бегут мурашки. Он решительно хватает меня за руку и тянет за собой. Я послушно следую за ним. Нам открывает дверь женщина лет пятидесяти, и Эрик сразу мне ее представляет: – Джудит, это Симона. Она вместе со своим мужем ухаживает за домом. Женщина улыбается, и я с удовольствием отвечаю на ее улыбку. Мы входим в просторный вестибюль, и к нам подходит тот самый шофер, который встречал нас в аэропорту. – Норберт – супруг Симоны, – говорит Эрик. Не раздумывая ни секунды, я каждого из них целую в обе щеки. И чтобы окончательно поразить их, говорю на своем совершенном немецком: – Рада с вами познакомиться. Шокированные моей эмоциональностью, супруги переглядываются и отвечают: – Мы тоже рады, сеньорита. Эрик улыбается. – Симона, Норберт, идите отдыхать. Уже поздно. – Сначала мы поднимем ваши вещи, хозяин, – показывает на багаж Норберт. Когда они уходят с вещами, Эрик насмешливо шепчет: – Мы в Германии не такие любители целоваться, ты застала их врасплох. – Да что ты! Как жаль… Одарив меня ослепительно белой улыбкой, Эрик всматривается в меня самыми прекрасными глазами в мире и тихо говорит: – Ничего страшного, Джуд. – Он нежно поглаживает меня по щеке. – Уверен, что им понравится то, какая ты есть, так же как и мне. Утвердительно киваю и делаю шаг назад, чтобы немного отдалиться от него. Чувствую, что сдерживаться мне становится все труднее. Оглядываюсь, чтобы понять, куда идти дальше, и, увидев двойную лестницу, по которой поднялась прислуга, шепчу: – Впечатляюще. – Тебе нравится? – интересуется он, осторожно взяв меня за руку. – Боже мой, Эрик!.. Как это может не нравиться?! Но он… он просто поражает воображение. Он огромный. Он удивительный. – Пойдем, я покажу тебе весь дом, – говорит он, не отпуская моей руки. – Мы здесь одни, за исключением Симоны и Норберта, но они скоро уйдут. Флин у матери. Мы поедем за ним завтра. Мне нравится ощущать прикосновение его руки. Я чувствую, как он сейчас счастлив, и от этого у меня на сердце потихоньку тает лед. Мы входим в огромную гостиную: большой и величественный камин приглашает погреться. Я с любопытством осматриваюсь. Мебель выдержана в темных тонах. Настоящий мужской дом: ни фотографий, ни единой безделушки. Ничего. Ведя меня за руку, Эрик показывает все помещения первого этажа: две шикарные ванные комнаты, невероятного дизайна кухня, прачечная. Ошеломленная увиденным, я иду рядом с ним. Мы проходим по коридору, он открывает дверь, и мы попадаем в неимоверно огромный и при этом чистейший гараж. Господи! Мечта моего отца! Здесь стоят внедорожник «Мицубиси» темно-синего цвета, светло-серый «Майбах-Экселеро», «Ауди А6» черного цвета и темно-серый мотоцикл БМВ 1.100. Я в изумлении смотрю на него. Когда мне кажется, что удивить меня больше ничего не может, Эрик, пройдя по коридору, открывает другую дверь – перед моим взором появляется потрясающий прямоугольный бассейн, при виде которого у меня отвисает челюсть. Бассейн в доме. Вот это шикарно! Эрик улыбается. Похоже, его забавляет моя реакция. Я пытаюсь себя сдерживать, но ничего не получается. Вот такая я неуравновешенная! Выйдя из голубого помещения с бассейном, мы дальше идем по коридору и входим в кабинет. В его кабинет. Все вокруг из темного дуба, огромная библиотека с передвижной лестницей (ну, типа тех, какие показывают в фильмах). Какая прихоть! На столе вижу ноутбук с экраном в двадцать дюймов, а на дополнительном столике – принтер и другую периферию. Справа от стола камин, в котором горит огонь, а слева – за стеклянной витриной – красуются всевозможные пистолеты. – Они твои, да? – спрашиваю, подойдя к витрине. – Да. Я с ужасом рассматриваю пистолеты. – Мне никогда не нравилось оружие. – Но, перед тем как он успел что-то ответить, продолжаю: – Ты умеешь ими пользоваться? Как всегда, он долго на меня смотрит и наконец произносит: – Немного. Я занимаюсь спортивной стрельбой. Не давая больше возможности задавать вопросы, он снова берет меня за руку и выводит из кабинета. Мы переходим еще в одно помещение, где мне в глаза бросается невероятное количество игрушек и письменный стол. Эрик объясняет, что это комната Флина, здесь он играет и занимается. Все сложено очень аккуратно, каждая вещь – на своем месте. Вот этот порядок меня просто оглушает. Если бы моя племянница или я сама занялись уборкой игрушек в комнате, то это был бы настоящий хаос. Я, конечно, оставляю свои мысли при себе, и мы выходим из этой комнаты, чтобы войти в следующую. Она почти пуста, за исключением беговой дорожки и коробок – уймы коробок. – Эта комната для тебя. Для твоих вещей, – вдруг произносит Эрик. – Для меня? Он кивает и продолжает: – Здесь ты сможешь получить свое личное пространство: то, что ты хочешь, и то, что тебе нравится. – Я собираюсь что-то сказать, но он добавляет: – Как ты уже заметила, у Флина и у меня свое личное пространство есть. И у тебя оно тоже будет – для всего, что ты захочешь. Я даже не знаю, что ответить ему на эти слова. Я настолько опешила, что решаю лучше промолчать, чем ляпнуть что-то, о чем потом буду сожалеть. Эрик еще ближе подходит ко мне и целует в лоб. – Пойдем. Я покажу тебе остальное, – шепчет он. После увиденной здесь роскоши, погруженная в свои мысли, я поднимаюсь по великолепной двойной лестнице. Эрик вскользь упоминает, что на этом этаже расположено семь комнат, при каждой из которых есть ванная. Комната Эрика потрясающая. Огромная. Она выдержана в синих тонах, а в центре стоит гигантская кровать, от вида которой сразу подскакивают и сердце, и давление. А ванная рядом – это еще одно чудо: джакузи, гидромассажный душ. Все просто роскошное. Вернувшись в комнату, я обращаю внимание на лампу, стоящую на одном из столиков. Это та самая лампа, которую мы купили на блошином рынке и на которой я оставила отпечатки своих губ. Она здесь совершенно лишняя! И абсолютно не вписывается в стиль, слишком неформальная. Пусть я не смотрю на Эрика, но все же чувствую, что он за мной наблюдает. Тайком перевожу взгляд в другой конец комнаты и замечаю свой багаж. И изо всех сил скрываю, что меня это взволновало. Но экскурсия продолжается: мы покидаем комнату Эрика и входим в комнату Флина. Я вижу идеально расставленные машинки. Неужели этот мальчик настолько аккуратен? Честно говоря, я очень удивлена. Его комната красивая, но безличная: не похоже, что здесь кто-то живет, а тем более мальчишка. Мы выходим, и Эрик показывает мне остальные пять комнат. Они большие, красивые, но слишком безжизненные. Видно, что никто ими не пользуется. Когда осмотр этажа заканчивается, Эрик снова берет меня за руку и тянет по лестнице вниз. Мы попадаем в неимоверной красоты кухню, выдержанную в оттенках цвета дерева и металла. Эрик открывает американский холодильник и вынимает для меня холодную кока-колу, а себе пиво. – Надеюсь, дом тебе понравился. – Эрик, он чудесен. Мой Айсмен улыбается и делает глоток пива. – Он настолько огромный, что… ух! – произношу я и прикладываю руку ко лбу. – Да у тебя, черт возьми, такой домина… Если бы его увидел мой отец, у него бы помутнело в глазах. Да… Ведь весь мой дом меньше, чем одна ванная комната первого этажа. – Эрик смеется, а я спрашиваю: – Почему ты об этом никогда не рассказывал? Он пожимает плечами, окидывает взглядом кухню, как только что это сделала я, и говорит: – Не знаю. Ты никогда не спрашивала о моем доме. Улыбаюсь. Может быть, я выгляжу глупо, но не могу перестать улыбаться. Мне нравится Эрик. Мне нравится его дом. Мне нравится быть здесь вместе с ним. Мне нравится все, абсолютно все, что с ним связано! Чтобы я не смогла ускользнуть, он обхватывает меня за талию и сажает на стол. Становится у меня между ног и приторно-сладким голосом спрашивает: – Ты уже сняла с меня наказание? Этот вопрос и внезапная близость застали меня врасплох, так что я сразу не нахожусь с ответом. С одной стороны, я должна оставаться железной леди, какой я, по идее, являюсь, и заставить заплатить его за то, как мне было тяжело, но, с другой стороны, он настолько мне нужен, что я готова простить ему абсолютно все до конца жизни и прокричать: «Трахни меня прямо здесь!» Мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность. Мы возбуждаем друг друга. Глазами целуем друг друга. И, что естественно в моем случае, я мысленно начинаю взвешивать. Простить его? Или не простить? Однако, сытый по горло ожиданием, он впивается в мой рот своими соблазнительными губами. Они обжигают меня, и я слышу, как он говорит: – Поцелуй меня… Я не двигаюсь. Не отвечаю на его поцелуй. Я настолько оцепенела от желания, что едва могу дышать. – Малышка, поцелуй меня, – настаивает он. Увидев, что я ничего не предпринимаю, обхватывает мою голову руками и делает то, что лишает меня рассудка: он проводит языком по моей верхней губе, потом по нижней и, чтобы завершить сладкую пытку, нежно покусывает губы. Его дыхание учащается. Я же дышу как астматик. Наконец, не в силах больше ждать, он целует меня. Он завладевает моим ртом настолько роскошно, что я готова абсолютно на все, чего он пожелает. Не отрываясь от моих губ, он медленно проводит рукой вниз по шее, а затем опускает ее на спину. Эрик пальцами впивается мне в тело и притягивает к себе настолько близко, что я чувствую, как в мое лоно упирается сладостный, искушающий и возбужденный член. О боже! Хорошо, что на мне джинсы. Иначе Эрик давно уже сорвал бы с меня трусики… Точнее сказать, я сама бы с себя их сорвала. Я бессознательно откидываю голову назад и закрываю глаза. И тогда он, увидев, что я наслаждаюсь, кусает меня за подбородок и, опускаясь языком вниз по горлу, шепчет: – Дорогая, пойдем в комнату. Я хочу раздеть тебя и взять тебя так, как мечтал сделать все эти дни. Я хочу раскрыть перед собой твои ноги и смаковать тобой, готов погрузиться в тебя столько раз, сколько у тебя хватит сил стонать… Я готов слушать твои крики, пока они не утихомирят мое страстное желание в тебе. У меня кругом идет голова от этих слов. «Страстное желание!» Они моментально меня опьяняют, и, как всегда, мне хочется большего. Но я не должна этого делать. Я изо всех сил борюсь со своим желанием и возбуждением. Собрав оставшиеся силы, я отступаю назад, заранее зная, что произойдет: – Нет… Я тебя еще не простила. – Джуд, я хочу тебя… – Нет… Ты не должен. – Джуд, дорогая… – протестует он. – Скажи мне, где моя комната и… Не успела я закончить фразу, как он разочарованно отстраняется от меня. Выражение его лица настолько же напряженное, насколько напряжено то, что у него между ног. Он закрывает глаза и опирается на стол. Я вижу, что у него даже побелели костяшки на пальцах. В конце концов он тихо произносит, даже не взглянув на меня: – Хорошо, будем дальше играть в твою игру. Иди за мной. На это раз не взяв меня за руку, он направляется к лестнице – мне остается только следовать за ним. Я рассматриваю его широкие плечи, сильные ноги и бедра. Эрик такой соблазнительный! Настоящее искушение, ох! Только теперь я понимаю, от чего именно я только что отказалась. Поднявшись на второй этаж, он идет прямиком к своей комнате, открывает дверь, берет мои чемоданы и выходит в коридор: – В какой комнате ты хочешь спать? – В той, что свободна, – с трудом могу ответить я. В ярости Эрик решительно шагает вглубь коридора и открывает дверь самой удаленной от него комнаты. Мы входим, он оставляет мои вещи и, бросив мне «Спокойной ночи», даже не взглянув на меня, закрывает дверь и уходит. Пару секунд я стою как дура и смотрю на дверь – грудь вздымается и опускается от возбуждения. Что я наделала! Может быть, я окончательно чокнулась? Не в силах еще что-либо сказать или сделать, я раздеваюсь, надеваю пижаму и ложусь в чудесную кровать. Не хочу ни о чем думать, поэтому включаю айпод и напеваю: «Убеди меня быть счастливым, убеди». Под конец песни я гашу свет. Мне нужно поспать. Но мое подсознание меня предает. В моем похотливом и влажном сне я вижу, как Эрик целует меня и раздвигает мне ноги, открывая путь для другого мужчины. Я приподнимаю бедра, чтобы он проникал в меня все глубже, и тогда этот мужчина, лица которого я не вижу, ускоряет свои движения до тех пор, пока не может больше сдерживаться. Он испытывает оргазм, а я, тяжело дыша, умоляю о продолжении. И тогда незнакомец освобождает меня и Эрик, мой похотливый, сексуальный и пленительный Айсмен, занимает его место. Он касается моих бедер… О да! Разводит мне ноги… Да-а! Впивается в меня страстными, ошеломляюще-желанными глазами, заставляя меня смотреть на него точно так же. Похотливым тоном он произносит: «Ты только попроси». Не давая мне ответить, моя любовь, мой мужчина, мой Айсмен одним точным и пылким ударом врывается в меня, заставляя меня кричать от наслаждения. Эрик! Он, только он, дарит мне то, что мне нужно на самом деле. Он, только он, знает, что мне нравится. Один… два… три… Двадцать раз он ныряет в мое лоно, доводя меня до безумия. Я кричу, задыхаюсь, царапаю ему спину, пока мой любимый мужчина двигается во мне, доводя меня до самого сладкого, чудесного и сногсшибательного оргазма. Я просыпаюсь мокрая от пота. Я одна в постели, но до сих пор не могу прийти в себя от увиденного сна. Не знаю, сколько я еще смогу протянуть это наказание сексуального воздержания, но знаю точно одно: мне нужен Эрик, и я умираю от желания оказаться в его объятиях. 9 Не знаю, в котором часу я проснулась. Протягиваю руку, чтобы посмотреть на часы. Без пяти десять. Вскакиваю с постели. Немцы встают рано, и мне не хочется показаться соней. Быстро принимаю душ и, надев простое шерстяное платье черного цвета и высокие сапоги, спускаюсь в гостиную. Никого там не найдя, направляюсь в кухню. Эрик за круглым столом читает газету. Увидев меня, перелистывает страницу. – Добрый день, соня, – без улыбки приветствует он меня. Симона, занятая приготовлением еды, поворачивается ко мне и желает мне доброго утра. Удивительно, но я действительно спала, как медведь в берлоге. – Добрый день, – отвечаю я. Эрик даже не пытается встать и поцеловать меня. Странно, но я все-таки сдерживаю свой порыв и проглатываю горечь от того, что так и не получила столь желанного утреннего поцелуя. Симона подает мне колбасу, сыр и мед. Однако когда я отказываюсь от этого и прошу только кофе, она достает кекс, который сама испекла. Добрая женщина подталкивает меня, чтобы я села за стол рядом с Эриком. – Хорошо спала? – осведомляется он. Утвердительно киваю, стараясь не вспоминать свой обольстительный сон. Если бы он только знал… Через пару минут Симона ставит передо мной горячий кофе с молоком и немаленький, чисто немецкий кусок кекса. Я такая голодная… Кусаю ванильный кекс с маслом и восклицаю: – М-м-м, Симона, он такой вкусный! Довольная женщина кивает и выходит из кухни, а я продолжаю поглощать свой завтрак. Эрик молча наблюдает за мной. Наконец я понимаю, что больше не выдержу его взгляда ни секунды. Я смотрю ему в глаза и спрашиваю: – Что случилось? Почему ты на меня так смотришь? Стараясь остаться невозмутимым, он откидывается на стул и отвечает: – Я до сих пор не верю, что ты сидишь здесь, в кухне, у меня дома… – Но прежде чем я смогла что-то сказать, он меняет тему: – Когда закончишь, мы поедем к матери. Я должен забрать Флина, а потом мы вместе пообедаем. После этого у меня запланирована встреча. А вечером еще и баскетбол. – Ты играешь в баскетбол? – Да. – Серьезно? – Да. – С кем? – С друзьями. – А почему ты мне не говорил, что играешь в баскетбол? Эрик долго на меня смотрит и затем тихо отвечает: – Потому что ты никогда меня об этом не спрашивала. Но теперь мы в Германии, на моей территории, и, возможно, мне еще удастся тебя не раз удивить. Киваю, как глупая кукла. Я думала, что знаю его, но теперь… Сегодня мне стало известно, что он занимается спортивной стрельбой, играет в баскетбол и, очевидно, еще многим может меня удивить. Но я молчу, продолжая завтракать. Я начинаю немного волноваться от предстоящей встречи с матерью и маленьким Флином, у меня в голове крутится уйма мыслей. – Ты говорил, что здесь, в Германии, не любят целоваться… Правильно я понимаю – они и утром могут друг друга не поцеловать? Вижу, что этот вопрос застал его врасплох, однако, опять разворачивая газету, он спокойно отвечает: – Утренний поцелуй… Он бы был, если бы мы оба этого хотели. Оп-ля… Он только что мне сказал, что ему не хочется меня поцеловать. Черт возьми! Он кормит меня моими же пилюлями, но я не очень послушная больная. Продолжаю жевать кекс, но у меня, наверное, такое выражение лица, что он спрашивает: – Ты еще что-то хочешь спросить? Отрицательно качаю головой. Он снова отводит взгляд и упирается в газетные строчки, но краем глаза я замечаю, что уголки его губ приподняты в улыбке. Вот хитрюга! Наконец я заканчиваю свой вкуснейший завтрак. Эрик поднимается, и я вместе с ним. Идем к выходу и достаем из шкафа свои пальто. Эрик опять на меня смотрит. – Что еще? – спрашиваю, увидев выражение его лица. – То, что ты носишь, вряд ли защитит тебя от холода. Это тебе не Испания. Щупаю свое пальто от «Десигуаль» [6] и отвечаю: – Спокойно, оно защищает куда лучше, чем ты думаешь. Нахмурив брови, Эрик заботливо приподнимает воротник моего пальто. Пока мы идем к гаражу, он замечает, крепко схватив меня за руку: – Надо будет что-нибудь купить тебе… Не хочу, чтобы ты заболела. Я вздыхаю, но молчу. Молчу я и о том, что не собираюсь оставаться здесь так долго, чтобы ему пришлось мне что-то покупать. Мы садимся в «Мицубиси», Эрик пультом открывает гаражные ворота. Воздух в салоне прогревается за несколько секунд, честное слово, ворота открываются дольше. Этот «Мицубиси» просто верх роскоши! 6 «Десигуаль» (оригинальное название Desigual) – испанский бренд, специализирующийся на производстве одежды, обуви, аксессуаров и домашнего текстиля. Звучит радио, и я с улыбкой узнаю музыку «Марун файв» [7] . Эрик сосредоточенно ведет машину с серьезным видом, впрочем, он всегда такой. Не дожидаясь, пока я начну задавать вопросы, он сам рассказывает, куда мы едем. Из слов Эрика я узнаю, что его дом расположен в округе Трудеринг – в довольно живописном и отнюдь небедном месте, и это становится ясно при свете дня. Вокруг такие же дома, как у Эрика. Да уж, домишки не для бедных! Один лучше другого. Когда мы выезжаем на трассу, он говорит, что немного южнее раскинулись поля и можно даже прогуляться в небольшом леске. Приятная новость. Иметь неподалеку местечко для прогулок, как в Хересе, это просто супер! 7 «Марун файв» (оригинальное название «Maroon 5») – американская поп-рок-группа. Проезжаем через округ Рим и приближаемся еще к одной прекрасной части города под названием Богенхаузен. Здесь и живет мать Эрика. По обе стороны улицы выстроены шале – наконец мы останавливаемся перед темными решетчатыми воротами. И тут я вся сжимаюсь. Я, конечно, знакома с Соней, и она само обаяние, но ведь она мать Эрика, и поэтому я немного нервничаю. Эрик припарковал автомобиль в небольшом гараже. Он молча поворачивается ко мне и улыбается. О да, он меня хорошо знает! Он понимает, что, когда я так долго молчу, значит, я нервничаю. Я все собираюсь с духом, чтобы выкинуть одну из своих шуточек, чтобы разрядить обстановку, но тут открывается дверь и появляется Соня. – Как я рада! Как я рада видеть здесь вас обоих! – счастливо говорит она. Я в ответ улыбаюсь – да иначе и быть не может. А когда Соня обнимает меня, а я – ее, она шепчет мне на ухо: – Добро пожаловать в Германию и в мой дом, дорогая. Мы будем тебя любить очень-очень сильно. – Спасибо, – сквозь слезы шепчу я. Эрик подходит к матери и целует ее, затем уверенно берет мою руку и мы вместе идем в дом. Его атмосфера меня окутывает, успокаивает и согревает. Но какой-то странный звук… Что-то ужасно грохочет. – Это Флин в гостиной играет в одну из своих дьявольских игр, – объясняет Соня. И, повернувшись к Эрику, добавляет: – У меня уже голова идет кругом. Он не может играть без этой чертовой музыки. – Эрик ухмыляется, и она продолжает: – Кстати, только что звонила Марта. Твоя сестра попросила подождать ее – к обеду она будет. Говорит, что очень хочет повидать Джуд. – Отлично, – кивает Эрик, а у меня уже начинает закипать голова от оглушительной музыки, звучащей в гостиной. Некоторое время Эрик разговаривает с матерью о той женщине, которая ухаживала за Флином. Они очень разочарованы ее поступком и обсуждают, что для мальчишки нужно будет нанять нового воспитателя. Я удивляюсь, что им совсем не мешает громкая музыка. Более того, создается впечатление, что они к этому привыкли. Когда мать и сын заканчивают разговор, к Соне подходит девушка и что-то ей говорит, та извиняется и вместе с ней уходит. Эрик берет меня за руку и спрашивает: – Готова познакомиться с Флином? Я утвердительно киваю: мне всегда нравились дети. Мы идем к гостиной, Эрик открывает огромные раздвижные двери белого цвета, и громкость музыки поднимается до небес. Флин что, глухой? Я захожу в комнату и озираюсь по сторонам. Она большая, просторная и светлая, здесь полно фотографий и цветов. Но шум просто невыносимый. Прямо передо мной огромный плазменный телевизор, где безжалостно дерутся два воина. Узнаю игру – это «Мортал Комбат: Армагеддон». Та самая игра, которая очень нравится моему другу Начо и в которую мы с ним играли целыми часами. Не игра, а настоящее наваждение. На экране прыгают и сражаются воины, и я замечаю, как из-за малинового дивана, стоящего перед телевизором, выглядывает красная кепка. Должно быть, это и есть Флин. Эрик хмурится: громче уже некуда. Он отпускает меня, идет к дивану, молча наклоняется над ним, берет пульт и уменьшает громкость. – Дядя Эрик! – слышится радостный голосок. Мальчишка вскакивает и обнимает моего любимого Айсмена. Эрик тоже его обнимает – худенькое тельце почти полностью прячется в дядиных объятиях – и, улыбаясь, закрывает глаза. Боже, какой трогательный момент! У меня просто слезы на глаза наворачиваются – как же мой немец любит своего племянника! Несколько секунд я наблюдаю за тем, как они болтают о разных разностях. Наконец малыш смеется. Прежде чем представить меня, Эрик полностью отдает свое внимание мальчику, взволнованному его присутствием, и рассказывает ему кое-что об игре. Через несколько минут, за которые парень до сих пор не понял, что здесь еще есть я, Эрик встает с дивана и произносит: – Флин, я хочу тебе представить сеньориту Джудит. С того места, где я стою, мне видно, что Флин напряжен. Такая реакция присуща моему Айсмену, и я совершенно не удивляюсь тому, что его племянник ведет себя похоже. Я без промедлений иду к дивану и, хотя мальчик на меня не смотрит, здороваюсь по-немецки: – Привет, Флин! Внезапно он поворачивает ко мне свое личико, впивается в меня огромными миндалевидными глазами и отвечает. Одновременно Эрик снимает с него кепку, открывая передо мной темноволосую шевелюру: – Привет, сеньорита Джудит! Вот это голосочек! Китаец? Флин – китаец? Я с удивлением вглядываюсь в восточные черты лица. Конечно, я ожидала встретить типичного белокурого мальчика с голубыми глазами. Но теперь приходится скрыть первоначальный шок, и с самой искренней улыбкой я произношу перед веселой физиономией Эрика: – Флин, ты можешь называть меня просто Джуд или Джудит, договорились? Его глаза глубоко меня сканируют, и он кивает. У него такой же недоверчивый взгляд, как у дяди, у меня даже мурашки бегут по коже. Вот это парочка! Но перед тем как он смог хоть слово произнести, в гостиную входит мать Эрика. – О боже мой! Как прекрасно разговаривать, а не кричать. Я скоро оглохну! Флин, дорогой, ты мог бы играть с меньшей громкостью? – Нет, Соня, – отвечает мальчик, до сих пор не отрывая от меня взгляда. Соня? Как-то совсем непривычно. Почему он не называет ее бабушкой или бабулей? Несколько минут я наблюдаю, как женщина разговаривает с мальчиком. Эту беседу прерывает звонок мобильного. Мальчуган снова садится на диван, а Соня отвечает. – Дядя, сыграем партию? – спрашивает Флин. Эрик смотрит на мать, но та быстро выходит из гостиной. Подумав несколько минут, он садится рядом с племянником. Однако перед тем как они начали играть, я вмешиваюсь: – А я могу поиграть? – Девчонки не умеют в это играть, – отвечает Флин, не глядя на меня. Я шокирована и, переведя взгляд на Эрика, понимаю, что тот сдерживает улыбку. Что сказал этот лилипут? Если я и ненавижу что-то в своей жизни, так это раз и навсегда установившиеся взгляды на возможности разных полов. Ошарашенная, я смотрю на сопляка, который даже не посмотрел в мою сторону. – А с чего ты взял, что девчонки не умеют в это играть? – Потому что это мужская игра, а не женская, – отвечает маленький негодяй и на этот раз пронизывает меня взглядом темных узких глаз. – Ты ошибаешься, Флин, – спокойно отвечаю я. – Нет, не ошибаюсь, – не унимается мальчуган. – Вы, девчонки, слишком глупые, чтобы играть в такие игры. Вам больше нравится играть в принцев и моду. – Ты действительно так думаешь? – Да. – А если я покажу тебе, что мы, девчонки, тоже играем в «Мортал Комбат»? Мальчик качает головой, обдумывает свой ответ и наконец произносит: – Я не играю с девчонками. Изумленная, я поднимаю на Эрика глаза в поисках помощи и спрашиваю его по-испански: – Это такое шовинистическое образование вы даете этому ворчливому лилипуту? – И, не дожидаясь ответа, добавляю с фальшивой улыбкой: – А, да, точно, это же твой племянник, и это мне говорит о другом, но я нахамлю ему, несмотря на то что он еще ребенок. Эрик лыбится, как дурак, и отвечает, поправляя мальчишке челку: – Не пугайся, малышка. Он такое творит, чтобы произвести на тебя впечатление. И, кстати, Флин в совершенстве говорит по-испански. У меня отвисает челюсть, и, перед тем как я смогла что-то ответить, мальчик меня опережает: – Я не ворчливый лилипут, и я с тобой не играю, потому что хочу играть только с дядей. – Флин… – укоризненно произносит Эрик. Поняв, что начало знакомства с мальчиком оказалось не таким, как мне хотелось бы, я улыбаюсь и шепчу: – Беру свои слова обратно, ворчливый лилипут. И будь спокоен, я не буду с тобой играть, если ты этого не хочешь. Ничего не ответив, он отворачивается и включает кнопку «play». Снова начинает играть жуткая музыка! Эрик подмигивает мне и вступает с ним в игру. Минут двадцать я наблюдаю за ними. Они оба хороши, но я понимаю, что знаю такие движения, которые им неизвестны, но которые я не собираюсь им раскрывать. Устав наблюдать за тем, как эти два властных шовиниста обходятся без меня, я поднимаюсь и начинаю разгуливать по огромной гостиной. Подхожу к большому камину и рассматриваю стоящие на нем фотографии. Я вижу Эрика с двумя девушками. Одна из них Марта, а другая, по всей видимости, Ханна, мать Флина. Они улыбаются, и я замечаю, насколько Ханна и Эрик похожи: светлые волосы, небесно-голубые глаза и одна и та же улыбка. Я бессознательно улыбаюсь. Есть и другие фотографии. На них Соня со своими детьми. Младенец Флин на руках у матери, одетый в костюм тыквы. Марта и Эрик в обнимку. Я с удивлением нахожу одно фото Эрика, на котором он намного моложе и у него длинные волосы. Вау, какой же мой Айсмен сексуальный! – Привет, Джудит! Услышав свое имя, оборачиваюсь и встречаюсь с обворожительной улыбкой Марты. Из-за этого шума я не слышала, как она зашла. Мы обнимаемся, и она, взяв меня за руку, говорит: – Вижу, что эти воины променяли тебя на игру. Мы обе смотрим на них, и я с издевкой отвечаю: – По словам некоторых, девчонки в это играть не умеют. Марта смеется, вздыхает и подходит ко мне. – Мой племянник – маленький властный монстр. Уверена, что это он тебе сказал, правильно? – Я киваю, а она снова вздыхает, после чего добавляет: – Пойдем в кухню что-нибудь выпьем. О да, скорее бы отсюда выйти: мои уши больше не могут выносить этот грохот. В кухне мы встречаем женщину, которая занимается приготовлением еды. Марта представляет мне ее как Кристел и, когда та возвращается к своим делам, спрашивает: – Что бы ты хотела выпить? – Кока-колу. Марта открывает холодильник и берет две бутылки. Затем кивает мне, и я следую за ней в прекрасную столовую, смежную с кухней. Мы садимся за стол, за стеклянной дверью я замечаю на улице Соню, которая все еще говорит по телефону. Увидев нас, она улыбается, а Марта шепчет: – Мама и ее женихи. Я поражена. Разве Соня не замужем за отцом Марты? И когда я больше не могу сдерживать свое любопытство, Марта делает глоток кока-колы и объясняет: – Мать с отцом развелись, когда мне было восемь. И хотя я обожаю своего отца, понимаю, что он очень скучный. Мать полна энергии, и ей нужен другой человек, который способен устроить ей безумную жизнь. – Я киваю, словно дурочка, а она весело продолжает шепотом: – Посмотри на нее, она похожа на пятнадцатилетнюю девчонку, когда разговаривает со своими ухажерами по телефону. Всматриваюсь в Соню и понимаю, что Марта права. В этот момент Соня закрывает мобильный и подпрыгивает от радости. Затем открывает дверь и, войдя и увидев, что мы одни, сообщает нам, снимая пальто: – Девочки… меня только что пригласили в Швейцарию. Я согласилась и завтра уезжаю. Ее восторг вызывает у меня улыбку. – Мама, с кем? – интересуется Марта. Соня присаживается рядом с нами и заговорщически шепчет: – С красавчиком Тревором Гервером. – Тревором Гервером?! – всплескивает руками Марта, и Соня кивает. – Ага, доченька! – Мама, вот это да! Тревор – это настоящая конфетка. Взъерошивая волосы, Соня объясняет: – Доченька, я тебе уже говорила, что этот мужчина частенько поглядывал на мои ножки. Более того, в тот день, когда я с ним прыгала с парашютом, я заметила, что… – Ты прыгала с парашютом? – переспрашиваю я, когда прихожу в себя и уже могу закрыть рот. Мать с дочкой взглядами приказывают мне помолчать, а Марта предупреждает: – Об этом брату ни слова, или он нас пришьет, договорились? Изумленно я киваю головой. Этот рискованный вид спорта Эрику совсем не понравится. – Если он узнает, что мы обе этим занимаемся, он просто сойдет с ума. Я представить не могу, что его остановит, – сообщает мне Соня. – После того смертельного происшествия с нашей дорогой Ханной он стал очень строгим и всегда пытается избежать риска. – Знаю… знаю… Я занимаюсь мотокроссом, и в тот день, когда он это увидел, он почти… – Ты занимаешься мотокроссом? – удивленно спрашивает Марта. Киваю, а она аплодирует мне. – Да-а!.. – вступает в разговор Соня. – Именно этим занималась моя дочь с кузеном. И Эрик не рассердился, когда об этом узнал? – Рассердился, – улыбаясь, отвечаю, – но я дала ему понять, что мотокросс – это часть меня самой и он ничего с этим поделать не сможет. Марта с матерью смеются. – У меня в гараже до сих пор стоит мотоцикл Ханны, – замечает Соня. – Можешь брать его, когда захочешь. Хоть ты им попользуешься. – Мама! – возражает Марта. – Ты хочешь рассердить Эрика? Соня вздыхает, потом качает головой и, глядя на дочь, отвечает: – Эрика можно рассердить одним лишь взглядом, дорогая. – В этом ты права, – смеется Марта. – И хотя он упорствует, стараясь сделать так, чтобы мы жили под стеклянным колпаком, пусть зарубит себе на носу, что жизнь нам дана для наслаждения. Если должно произойти что-то страшное, то это не обязательно произойдет на мотоцикле или с парашютом. Если бы Ханна была жива, она бы ему об этом сказала. Кстати, дорогая, – оборачивается ко мне Соня, – если хочешь, мотоцикл твой. – Спасибо, буду иметь в виду. – Я улыбаюсь ей в ответ. Честно говоря, я ею просто очарована. В итоге мы все хохочем. Уж нам-то ясно, что Эрик с нами не соскучится. После этих веселых откровений я узнаю, что тот самый Тревор, поклонник Сони, является владельцем парашютной школы, которая расположена недалеко от Мюнхена. Меня это очень заинтересовало: я была бы тоже совсем не против пройти курс и насладиться вкусом свободного падения. Но, слушая их разговор о поездке в Швейцарию, я вдруг понимаю, что через два дня новогодняя ночь! И, не в силах промолчать, я спрашиваю: – Ты вернешься к Новому году? Обе дамы оборачиваются ко мне, и Соня отвечает: – Нет, солнце мое. Я проведу его с Тревором в Швейцарии. – Эрик и Флин останутся одни? – расспрашиваю я, хлопая глазами и разинув рот. Обе кивают. – Да, – поясняет Марта. – У меня свои планы, у мамы тоже. Вероятно, у меня такое выражение лица, что Соня решает объясниться: – С того времени как умерла моя Ханна, эта ночь перестала быть чем-то особенным для всех нас, и в первую очередь для меня. Эрик это понимает, и с Флином остается именно он. – И, быстро меняя тему, шепчет: – О, Марта, что мне взять с собой в Швейцарию?! Еще некоторое время я слушаю их, но думаю о другом: отец никогда в жизни, даже в мыслях, не оставил бы нас одних в эту особую ночь – ни сестру, ни меня, ни мою племянницу. Но вскоре обаяние Марты заставляет меня улыбнуться. Однако наш разговор прерывается: появляется Эрик, держа за руку мальчика. Он, конечно, не дурак и, глянув на нас троих, понимает, что мы обсуждали то, что ему знать не следует. Чтобы разрядить обстановку, Марта встает поздороваться с ним, а Соня в этот момент поворачивается ко мне и шепчет: – Ни слова о том, о чем мы только что говорили, моему вечно сердитому сыну. Сохрани это в секрете, договорились, солнце мое? Я едва заметно киваю и замечаю, что Эрик улыбается каким-то словам Флина. Через двадцать минут мы впятером сидим вокруг стола и вкушаем изысканную немецкую кухню. Все очень вкусно. В половине четвертого, когда мы все расположились в гостиной и болтаем, Эрик смотрит на часы и встает. Он подходит ко мне и, наклонившись, говорит, пронзая меня взглядом своих великолепных голубых глаз: – Дорогая, через час мне нужно быть на Оберфёрингском стадионе. Не знаю, нравится ли тебе баскетбол, но мне было бы приятно, если бы ты поехала со мной и посмотрела матч. От его голоса у меня внутри запорхали бабочки: от его близости и от того, как он сказал «дорогая». Я хочу его поцеловать. Хочу, чтобы он меня поцеловал. Но здесь не лучшее место, чтобы отпустить свою сдерживаемую страсть. Нет никакой необходимости мне что-то говорить, он и так знает, о чем я думаю. Он это чувствует. В конце концов, очарованная им, я киваю, и он улыбается. – Я тоже хочу поехать, – слышу голос Флина. Эрик отворачивается от меня. Наш волшебный миг остался позади, и теперь он обращает внимание только на мальчика. – Конечно. Надень пальто. 10 Через пятнадцать минут мы втроем сидим в «Мицубиси» и Эрик везет нас на Оберфёрингский стадион. Добравшись туда, Эрик паркует машину, а Флин пулей вылетает и исчезает. Я взволнованно поднимаю взгляд на Эрика, но он, спокойно взяв свою спортивную сумку, говорит: – Не волнуйся. Флин отлично знает этот стадион. Немного успокоившись, по дороге спрашиваю его: – Ты заметил, как твой племянник на меня смотрит? – А ты помнишь, как на меня вначале смотрела твоя племянница? – отвечает Эрик. Я смеюсь, и он добавляет: – Флин – ребенок. Тебе стоит только его завоевать, как я это сделал с Лус. – Ладно, согласна. Не знаю почему, но мне кажется, что твой племянник, как и его дядюшка, крепкий орешек! Эрик оглушительно смеется. Он останавливается, чтобы взглянуть на меня. Сделав пару шагов, наклоняется, чтобы его лицо было напротив моего, и шепчет: – Если бы я не был наказан, я немедленно бы поцеловал тебя. Я напал бы на твои губы и пожирал бы их с неистовым наслаждением. Потом я затащил бы тебя в машину, сорвал бы с тебя одежду и самозабвенно занимался бы с тобой любовью. Но, к моему сожалению, ты меня наказала, и у меня нет никакой возможности что-нибудь из этого сделать. Мое сердце бешено колотится. Тук-тук… Тук-тук… Бо-о-оже, как же меня заводит то, что он только что сказал! И когда я уже была готова его поцеловать, вдруг слышу: – Джудит! Эрик! Смотрю влево и замечаю Фриду и Андреса с малышом Гленом. Понятно, что мы бросились друг другу навстречу и стали горячо обниматься. – Ты тоже играешь в баскетбол? – спрашиваю я у Андреса. Врач забавно подмигивает мне и шепчет: – Я самый лучший в этой команде. – И мы все хохочем. Когда мы приходим в раздевалку, Фрида и Андрес начинают целоваться. Они такие милые! Эрик смотрит на меня с вожделением, но не подходит. – Солнышко, иди с Фридой. Увидимся после матча, – говорит он и исчезает за дверью. Боже мой, я хочу, чтобы он меня поцелова-а-ал! Но он этого не сделал. Когда за ним закрывается дверь, у меня, наверное, такое выражение лица, что Фрида спрашивает: – Только не говори, что он до сих пор наказан. Я, как дурочка, киваю, а моя подруга заливается смехом. – Ладно… пойдем на стадион поддерживать наших мальчиков. Кстати, мне нравятся твои сапоги. Они красивые и сексуальные! Погруженная в свои мысли, я следую за Фридой. Распахиваем одну их дверей. Ого! Передо мной открывается вид на красивое баскетбольное поле. Флин уже там, он сидит на желтых сиденьях и играет в PSP. Заметив нас, он вскакивает и подходит к нам. Но, даже не поздоровавшись, сразу направляется к Глену. Похоже, ему нравится малыш Глен. Мы садимся, а Флин просит у Фриды разрешения взять на руки Глена. Та отдает малыша, и на протяжении нескольких минут я наблюдаю, как он забавно болтает с Гленом, а тот улыбается в ответ. Стадион начинает заполняться людьми, и вскоре Флин снова вручает малыша матери и уходит, усевшись на несколько рядов ниже нас. – Что случилось с Флином? – интересуется Фрида, глядя на меня. Я пожимаю плечами и отвечаю: – Откровенно говоря, мы с ним не очень хорошо сошлись: он не захотел со мной играть и с трудом снисходит до простого разговора. Он всегда такой или это только тогда, когда я рядом? Фрида смеется. – Он хороший мальчик, но не очень общительный. Заметь, я очень давно его знаю, но за все это время обменялась с ним едва ли десятком слов. Он помешан на машинках и компьютерных играх. Но когда он видит Глена, то совершенно меняется и улыбка не сходит с его лица. – Вдруг она умолкает, а потом шепчет: – Фу, какая вонь! Я пойду в туалет поменять подгузник этому маленькому скунсику, иначе мы умрем от этого запаха. – Хочешь, чтобы я пошла с тобой? – Нет, Джудит. Останься здесь. Я ненадолго. Она уходит. Мне видно, что Флин заметил, что я осталась одна. Улыбаюсь ему, приглашая сесть рядом с собой, но он отказывается. Он не двигается с места, и я сдаюсь. Минут через пять появляется группа девушек моего возраста – все такие симпатичные и надушенные, одна лучше другой. Они садятся как раз передо мной. Девушки живо обсуждают одну парикмахерскую до тех пор, пока на поле не появляются игроки, которые вышли разогреться. У меня отвисает челюсть, когда я узнаю того, кто разговаривает с Эриком и Андресом. Это Бьорн! Меня бросает в жар. В нескольких метрах от меня на поле стоит мужчина, которого я обожаю всей душой, а рядом с ним те, с кем он делил меня в постели. Мне так жарко и стыдно! Пытаюсь скрыть свои мысли и не знаю, куда спрятать глаза. Когда сердце немного успокаивается, смотрю на поле и снова становлюсь красной как помидор: я понимаю, что эти трое смотрят на меня и машут, здороваясь. Я робко поднимаю руку и машу им в ответ. Девушки, сидящие передо мной, подумали, что парни поприветствовали их, начинают кудахтать, как курицы, и тоже восторженно им машут. Я отдаю себе отчет, что не могу оторвать взгляд от своего необыкновенного Айсмена. Он такой сексуальный… Он смотрит на меня, бьет по мячу и подмигивает мне, а я лыблюсь, как дура. Боже!.. Он такой обалденный в желто-белой форме, что я готова с места закричать: «Красавчик, красавчик, красавчик!» Флин подходит к дяде, и тот, обрадовавшись, бросает ему мяч. Мальчик смеется, а Бьорн поднимает его на руки и крутит вокруг себя. Эти несколько секунд мальчик оказывается в центре внимания взрослых и серьезных мужчин, и он счастлив. У него полностью меняется выражение лица: я впервые вижу, что он улыбается, как все дети его возраста. Когда Флин возвращается на место, я с гордостью наблюдаю, как по полю двигается Эрик. Я никогда не представляла его в роли спортсмена, но могу лишь сказать, что он совершенно изумительный! Некоторое время я с удовольствием слежу за игрой, но ненароком слышу, как одна из тех девушек, что сидят передо мной, говорит: – Ну и ну! Сегодня играет мужчина, с которым я хотела бы оказаться в одной постели. – И я тоже, – выпаливает другая. Все хохочут, и я про себя тоже. Это совершенно нормально слышать подобные комментарии среди девушек. Мне весело, и все идет отлично, пока до меня не доносится, как одна из них говорит другой: – О боже! Эрик с каждым днем становится все лучше и лучше. Вы видели его ноги? – Опять все смеются, а рыжая идиотка, по-другому я не могу ее назвать, добавляет: – Я до сих пор помню проведенную с ним ночь. Это было потрясающе. У меня кровь стынет в жилах. Сердце сейчас выпрыгнет из груди. Тук… тук… Ко мне в дверь стучится ревность. Мне вовсе не по душе мысль о том, что Эрик провел ночь с этой рыжей, и к тому же мне хотелось бы знать, как давно это было. – Лора, это же было больше года назад. Как ты можешь об этом помнить? Фу-у-ух, услышав это, я чуть не хлопаю в ладоши. Эрик был с ней до того, как мы познакомились. За это его не стоит упрекать. У меня тоже были мужчины до встречи с Эриком. – Джина, я просто говорю, что Эрик – такой мужчина, который оставляет след, – отвечает эта Лора, и все улыбаются, включая меня. Некоторое время я слушаю, как девушки выбалтывают все, что думают о каждом из игроков, разогревающихся на поле. Они говорят обо всех с восхищением, даже о муже Джины. А когда Лора упоминает Андреса, а потом Бьорна, я понимаю, что они для нее одинаковы. По тому, как она говорит, я понимаю, чего она ищет: это секс. – Лора, – смеется Джина, – если хочешь повторить с Эриком, тебе нужно только покорить китайчонка. Мы все знаем, что это его слабость. Лора кривит нос, глядя на Флина. Откидывает свою рыжую челку и, потянувшись, бормочет: – Для того, что я хочу от Эрика, мне не нужно кого бы то ни было завоевывать. Моему возмущению нет предела. Они обсуждают моего парня, и я все это выслушиваю. Вскоре появляется Фрида с малышом Гленом и присаживается рядом со мной. – Привет, девочки! – приветствует их она. Четыре девушки поворачиваются назад и улыбаются. Они обмениваются поцелуями, и вот Фрида решает меня им представить: – Девочки, это Джудит, невеста Эрика. Видели бы вы их лица, особенно той, с рыжей копной на голове. Какой сюрприз! Фрида сказала, что я его невеста. Да, я запретила Эрику упоминать об этом, но сейчас мне хочется, чтобы им стало все известно. Я его невеста, и он мой! Решив хорошо начать наше знакомство, притворяюсь, будто я ничего не слышала, и, довольная жизнью, здороваюсь с ними. С этого момента никто из них больше не говорит об Эрике. Начинается матч, и я перевожу все внимание на своего парня. Я с волнением смотрю, как он бегает от одной корзины к другой. Но баскетбол – это не мое. Понимаю лишь попадание в сетку, но Фрида мне объясняет правила. Андрес – защитник, а Эрик – форвард, и теперь мне становится ясно, насколько важно сочетание его роста и скорости. Я аплодирую каждый раз, когда он забивает трехочковые мячи и ведет контратаку. О боже, мой парень такой сексуальный!.. Во время перерыва я наблюдаю за тем, как на него поглядывает та самая Лора. Она пытается обратить на себя внимание, но безрезультатно. Эрик поглощен беседой с партнерами по игре, и я этому рада. Я с восхищением смотрю, как он отдается тому, что ему нравится. Когда игра возобновляется, я аплодирую, словно безумная. Мы с Фридой полностью поглощены игрой. Наконец матч заканчивается, наши мальчики в нем побеждают с преимуществом в двенадцать баллов, и это понимаю даже я. Оле, оле! Вне себя от радости, вижу, как Флин бежит обнимать дядю, а тот довольно улыбается и поднимает его на руки. Все начинают вставать со своих мест. – Давай… – говорит Фрида, – пойдем. Уверенная в том, что собираюсь сейчас сделать, выхожу на поле вместе с остальными девушками и наблюдаю, как Эрик, мокрый от пота, садится и надевает спортивную куртку. У него снова серьезное выражение лица, и у меня от этого начинает бешено колотиться сердце. Я мазохистка, однозначно! Вдруг я замечаю, что Лора шушукается с другой девушкой, поглядывая на моего Айсмена. Не в силах оставаться в стороне, я решаю перейти в атаку и разъяснить им все раз и навсегда. Иду к Эрику и, не раздумывая, сажусь к нему на колени. Отчаянно, страстно и с наслаждением целую его. Вначале немного удивленный, он позволяет мне завершить поцелуй и потом хриплым голосом произносит прямо у моих губ: – Ну и ну, малышка, если бы я знал, намного раньше привел бы тебя на баскетбольное поле. – Я смеюсь, а он спрашивает: – Это значит, наказание закончилось? Я киваю. Он закрывает глаза. Вдыхает через нос и снова меня целует. 11 Пока мужчины принимают душ после матча, мы вместе с Фридой и другими девушками идем к выходу. Я веселюсь, слушая, как они обсуждают парней. Лора больше не говорит ничего такого, что могло бы меня обидеть. Но зато она как-то странно на меня поглядывает. Ясное дело – новость о том, что я невеста Эрика, заставила ее закрыть рот. Спустя полчаса из раздевалки начинают выходить сияющие и чистенькие ребята. Первым ко мне с любопытством подходит один паренек – он настолько светловолосый, что похож на альбиноса, – и, улыбаясь, говорит: – Привет! Ты Джудит? Испанка? Я чуть ли не ответила: «Оле!», но через секунду произношу: – Да, я Джудит. – Оле… торо… паэлья! – выкрикивает один из парней, рассмешив меня. К нам подходят другие парни, теперь уже брюнеты, и обрушивают на меня поток вопросов. Я здесь для них нечто новенькое, настоящая испаночка! Меня это забавляет, и я завожу с ними беседу. Вскоре я замечаю, что из раздевалки выходит Эрик и видит меня в окружении парней. Ему это не по душе, но я ему улыбаюсь. Мне так нравится, что он ревнует из-за подобных глупостей. Он останавливается вместе с Фридой, Андресом и малышом, ожидая, что я сама к нему подойду. Наши взгляды пересекаются, и тогда он делает то, отчего я заливаюсь смехом. Движением головы он мне указывает, чтобы я пошла к нему навстречу. Я не обращаю внимания на его приказ. Не собираюсь слушать его, как собачка. Нет, определенно, я не хочу быть снова такой глупой, как несколько месяцев назад. В конце концов он подходит и перед своими товарищами властно обхватывает меня за талию, целует в губы и замечает: – Ребята, это моя невеста Джудит. Поэтому осторожно! Парни смеются, и я вместе с ними. В этот момент к нам подходит Бьорн, берет мою руку и целует, приветствуя меня. Непонятно почему, но я начинаю нервничать. К счастью, Бьорн не делает и не говорит ничего непристойного, и я немного успокаиваюсь. Наоборот, он сама корректность. Поздоровавшись, Эрик снова целует меня, а потом парни решают, что мы все вместе поедем ужинать в «Джокерс» – в ресторан, принадлежащий родителям Бьорна. Я смотрю на часы. Двадцать минут восьмого. Ну и ну, кошмар! Я буду ужинать после шести. Тем не менее, решившись на это, позволяю Эрику крепко обнять меня за талию и вижу, что второй рукой он держит Флина. Мы садимся в машину, и мальчик, все еще находясь под впечатлением от игры, без умолку болтает с дядей. Он ни разу не попытался включить меня в разговор, но, несмотря на это, я сама вливаюсь в беседу. В конечном итоге ему не остается ничего другого, как ответить на несколько моих вопросов. Конечно, я этому очень рада. Подъехав к ресторану «Джокерс», мы паркуем автомобиль, позади нас останавливаются Фрида и Андрес, а потом Бьорн. На улице стоит собачий холод, и поэтому мы быстро заходим в здание. К нам навстречу выходит немного несуразный немец, и Бьорн говорит, что это его отец. Его зовут Клаус, и это очень приятный человек. Как только он узнает, что я испанка, с его уст начинают сыпаться недавно слышанные мною слова: «Паэлья», «оле» и «тореро», которые, конечно же, заставили меня рассмеяться. Какой же он забавный! После того как мы взяли себе пиво, нас проводят в отдельный зал. Мы усаживаемся за стол, и я позволяю Эрику сделать за меня заказ. Нужно будет как-нибудь разобраться, что такое немецкая кухня. Ужин начинается и сопровождается смехом, а я пытаюсь понять все, что они говорят, но у меня голова идет кругом, когда я одновременно слушаю стольких людей. Они так быстро разговаривают! Все мое внимание направлено на то, чтобы в точности понять, о чем они рассказывают, но тут Эрик шепчет мне на ухо: – С того самого момента, когда я узнал, что ты сняла с меня наказание, малышка, я не дождусь, когда мы вернемся домой. – Я улыбаюсь, и он спрашивает: – Ты тоже этого хочешь? Я шепотом говорю «да», а он снова шепчет мне на ухо. Я чувствую, как под столом он рисует пальцем круги у меня на бедре: – Ты меня хочешь? С лукавым выражением лица приподнимаю одну бровь, смотря ему в глаза: – Да, очень. Эрик улыбается. Ему нравится то, что он слышит. – Оцени по десятибалльной шкале, на сколько баллов ты меня хочешь? – ошарашивает он меня вопросом. – Десять баллов – это слишком мало. Скажем, на пятьдесят. Ему понравился мой ответ. Эрик берет картошку фри, откусывает кусочек, а остальное кладет мне в рот. Меня это забавляет, и я с удовольствием ее жую. Мы еще некоторое время едим, как вдруг Эрик произносит: – Флин, ешь как следует, или я сам съем твое блюдо. Я так голоден. Чертовски голоден. Мальчик кивает, а Бьорн почему-то громко хохочет. – Эрик, когда я рассказал новому шеф-повару отца, что Джудит – испанка, она настоятельно меня попросила, чтобы я познакомил их. Они улыбнулись друг другу, и, не теряя времени, Эрик встает, заговорщически бьется кулаком о кулак с Бьорном, берет меня за руку и сообщает компании: – Мы сейчас же выполним требование шеф-повара, иначе больше не сможем сюда вернуться. Я с удивлением встаю перед взглядами всех сидящих, Флин тоже собирается встать, чтобы пойти с нами, но Бьорн привлекает внимание мальчика и говорит: – Если ты уйдешь, я съем всю твою картошку фри. Теперь мальчуган защищает свою тарелку, а мы спокойно уходим. Выходим из зала и проходим по широкому коридору, как вдруг Эрик останавливается перед одной дверью, вставляет ключ в замок, впускает меня и, закрыв за собой дверь, шепчет, торопливо раздеваясь: – Я больше не могу терпеть, дорогая. Я так голоден, но хочу вовсе не еду. Смотрю на него в изумлении: – Так мы что, не идем знакомиться с шеф-поваром? Пожирая меня взглядом, Эрик подходит ко мне и говорит: – Раздевайся, дорогая. Ты меня хочешь на пятьдесят баллов, так ведь? До сих пор не придя в себя от изумления, я только собралась отвечать Эрику, как он с напором хватает меня за талию и усаживает на письменный стол. Разве он не сказал, чтобы я раздевалась? Сначала он проводит языком по моей верхней губе, потом по нижней, и, когда завершает этот похотливый поцелуй покусыванием, я сама набрасываюсь на него и неистово целую. Страсть. Возбуждение. Безумная любовь. В течение нескольких минут мы безумно целуемся и ласкаем друг друга. Эрик настолько горячий, настолько притягательный, что мне кажется, я сейчас полностью расплавлюсь. Однако когда он резким движением задирает мне платье и кладет свои огромные руки на пояс для чулок, я говорю: – Стоп. – Эрик слушается моего приказа, и, перед тем как он продолжил, я добавляю: – Я не хочу, чтобы ты мне порвал чулки или трусики. Они совсем новые и стоили кучу денег. Я сама их сниму. Услышав это, он искренне улыбается. О боже! Когда он улыбается, мое сердце колотится как бешеное. Пусть рвет все, что захочет! Эрик отходит на шаг назад. Я понимаю, что его желание возрастает. И тогда я без промедлений ставлю ему одну ногу на грудь. Он расстегивает мне сапог, не отрывая взгляда от моих глаз. Делаю то же самое другой ногой, а он со вторым сапогом. Ох, какой же мой Айсмен похотливый! Когда оба сапога оказываются на полу, я спускаюсь со стола, делаю шаг назад. Снимаю чулки и кладу их на стол. От бушующего возбуждения наше дыхание прерывается. Он становится передо мной на колени, и я, не дожидаясь, пока он меня попросит, подхожу к нему. Эрик приближает лицо к моим трусикам, закрывает глаза и шепчет: – Ты даже не представляешь себе, как я соскучился. «Я тоже по тебе скучала и желала секса», – думаю я и запускаю пальцы в его волосы. Откидываю его голову назад, и он трется подбородком о лобок, а потом одним пальцем опускает трусики, проводит губами по татуировке и тихо говорит: – Ты только попроси, малышка… Только попроси. Не переставая повторять нашу фразу, которую я вытатуировала на себе, он опускает трусики, снимает их с меня и кладет на стол. Поднявшись, поднимает меня и снова усаживает на стол, раздвигая мне ноги и одновременно спуская свои черные спортивные штаны. Я опускаю взгляд и вижу, насколько он возбужден. Он шепчет, опуская меня на стол: – Читая наши слова на твоем теле, малышка, я просто схожу с ума. Я бы часами наслаждался тобой, но сейчас нет времени на прелюдии. Не сказав больше ни слова, он одним точным ударом проникает в меня. Да… да… да… О, да! За закрытой дверью слышен гомон голосов, а здесь, в комнате, Эрик овладевает мной. Я смотрю на него. Я наслаждаюсь этим. – И больше никаких секретов между нами, – бормочу я. Эрик кивает и продолжает двигаться во мне. – Я хочу искренности в наших отношениях, – настаиваю я, задыхаясь. – Конечно, малышка. Обещаю сейчас и навсегда. До нас доходят отголоски музыки, но я могу наслаждаться лишь тем, что чувствую в этот момент. Самый любимый мужчина в мире энергично удовлетворяет мое желание. Его сильные руки держат меня за талию, он управляет мною, и я, ликуя от этого, позволяю ему все, что он захочет. Раз за разом Эрик прижимает меня к себе, и я слышу, как сквозь стиснутые зубы он шумно выдыхает воздух. Мое тело открывается, чтобы принять его, и, тяжело дыша, я готова еще больше и больше раскрыться для него. Вскоре он поднимает меня на руках, чтобы я могла опереться на стену. О боже мой, да! С каждым разом он все глубже и глубже входит в меня. И с каждым разом более властно. Один… два… три… семь… восемь… девять толчков, и я стону от наслаждения. Он придерживает и сжимает руками мое тело, намертво приковав к стене, и я могу лишь получать удовольствие от его неимоверно приятных атак. В этом и есть весь Эрик. Именно так нам нравится заниматься любовью. Настолько страстно. Я вся пылаю. Я полностью горю, чувствуя, как разрушительный оргазм заставляет меня кричать чуть ли не во всю силу. Эрик смотрит на меня с улыбкой. Я сдерживаю крик, приближаю свои губы к его уху и едва слышно шепчу: – Сейчас… дорогой… дай мне больше. Эрик начинает интенсивней двигаться, выполняя это очень искусно. Он приникает в самую глубь, и я взрываюсь от наслаждения. Эрик дает мне то, о чем я его прошу. Он мой господин. Моя любовь. Мой слуга. Он все для меня. А когда пылающий между нами огонь, кажется, сейчас превратит нас в пепел, мы заглушаем поцелуем глухие крики наслаждения, которые больше сдержать не можем. Мгновение спустя он прогибается надо мной, и я прижимаю его к себе, не желая отпускать ни на секунду. Когда начинает проходить дрожь после волшебного оргазма, мы смотрим друг другу в глаза. Мой Эрик тихо произносит: – Я не могу жить без тебя. Что ты со мной сделала, малышка? Меня это смешит, и, невинно чмокнув его в губы, отвечаю: – То же самое, что и ты со мной. Вскружила тебе голову! Несколько секунд мой необыкновенный Айсмен смотрит на меня так, как умеет только он, мой немец. От его обворожительного взгляда я схожу с ума. Хотелось бы прочитать его мысли и узнать, что именно он думает, когда он так на меня смотрит. Наконец он целует меня в губы и неохотно отпускает. – Я бы побывал с тобой в каждом уголке этого заведения, но, думаю, нам нужно возвращаться к остальным. Я весело соглашаюсь с ним. Замечаю свои чулки и трусики на столе и быстренько их надеваю, хотя перед этим Эрик открывает один ящик в столе и достает салфетки, чтобы мы могли вытереться. – Ну и ну, сеньор Циммерман… – лукаво начинаю я. – Похоже, вы не в первый раз сюда приходите, чтобы ублажить свои потребности. Эрик улыбается и, вытерев себя и выбросив салфетки в урну, отвечает, надевая штаны: – Вы не ошибаетесь, сеньорита Флорес. Это заведение принадлежит отцу Бьорна, и мы часто здесь бывали в женской компании, чтобы развлечься. Я нахожу его ответ пикантным, но, будучи горячей ревнивой испанкой, делаю ему решительный шаг навстречу. Эрик вопросительно смотрит на меня. – Надеюсь, что теперь ты, говоря об обществе дам, всегда будешь иметь в виду лишь меня. – Я прищуриваю глаза. Эрик смеется. – Не сомневайся, малышка. Ты же знаешь, что являешься центром моего желания. Страсть… Я с ума схожу от того, как мы с Эриком легко разговариваем о сексе. И, понимая это, он подходит ко мне, обнимает за талию и говорит: – Очень скоро я открою тебя для другого, он будет ублажать тебя, а я буду целовать твои губы и пить твои крики наслаждения. Я схожу с ума от одной только мысли об этом. Я краснею… Я, наверное, краснее, чем самый спелый помидор. Представив себе то, о чем он только что сказал, я сразу же завожусь. – Ты хочешь, чтобы произошло то, что я описал? Без капли стыда я киваю в знак согласия. Если бы отец видел меня сейчас, то лишил бы наследства. Эрик довольно улыбается и ласково целует: – Мы это сделаем, обещаю. Но сейчас, милая, заканчивай свой туалет. В нескольких метрах от нас сидит целая компания и ждет. Если мы задержимся, то они что-нибудь заподозрят. Возбужденная после случившегося и все еще находясь под впечатлением его последнего предложения, надеваю чулки, и потом Эрик помогает мне застегнуть сапоги. – Я прилично выгляжу? – спрашиваю, когда я полностью одета. Эрик окидывает меня взглядом с ног до головы и, перед тем как открыть дверь, шепчет: – Да, дорогая, но, когда мы вернемся домой, хочу, чтобы ты выглядела крайне неприлично. – Я расхохоталась, а он, тяжело вздохнув, произносит: – Пойдем уже скорее из этой комнаты, иначе я не смогу больше себя сдерживать и на этот раз разорву твои новые чулки и трусики. Вечером, вернувшись домой, Эрик укладывает спать Флина. Потом мы закрываем дверь в своей комнате и предаемся тому, что нам больше всего нравится, – дикому, похотливому и горячему сексу. 12 В субботу двадцать девятого декабря Эрик просит посвятить весь день племяннику. Когда он мне это говорит, я вижу по его глазам, что он волнуется за мальчика. Я соглашаюсь, уверенная в том, что так будет лучше для всех, особенно для Флина. Ведь он не упускает ни единого случая, чтобы дать мне понять, что я здесь лишняя. Но я не принимаю это на свой счет. Он всего лишь ребенок. Почти весь день мы играем в «Wii» и «PlayStation», и это единственная вещь, которая, кажется, его радует. К тому же так я могу показать ему, что девчонки способны на большее, чем он думает. Забавно наблюдать его реакцию, когда в игре «MotoGP » я выигрываю у Эрика или у него. Мальчик поверить в это не может. Они, мужчины, проигрывают девчонке! Но я поддаюсь в «Мортал Комбат», чтобы дать ему немного форы и чтобы он не начал меня еще больше ненавидеть. Флин – крепкий орешек, достойный племянник моего Айсмена. Весь день мы полностью посвящаем мальчишке, и к вечеру моя голова гудит, как барабан, от этой игровой музычки. Однако во время ужина я с удивлением замечаю, что Флин спрашивает у меня, хочу ли я салат, и, не дожидаясь, пока я попрошу, наливает мне кока-колу, когда мой стакан оказывается пустым. Начало уже есть, и мы с Эриком улыбаемся. Когда же нам наконец удается уморить мальчугана и уложить его спать, то в интимной обстановке нашей комнаты Эрик снова становится моим. Только моим. Я наслаждаюсь его телом, его губами, тем, как он любит меня, и я знаю, что он упивается мною и со мной. Когда он у меня внутри, мы, глядя друг другу в глаза, шепчем страстные и похотливые слова. Его игра – моя игра, и мы вместе наслаждаемся, словно безумные. Утром в воскресенье я снова просыпаюсь одна в постели. Эрик мало спит, как обычно. Смотрю на часы. Десять часов восемь минут. Я совсем без сил. После любовной ночи с Эриком мне хочется лишь спать и спать, но я понимаю, что здесь, в Германии, все – ранние пташки и я должна вставать. Вдруг открывается дверь и появляется предмет моих самых грешных и пошлых желаний, держа в руках поднос с завтраком. Он очень красивый в свитере гранатового цвета и в джинсах. – Доброе утро, смугляночка. Меня смешит то, что он называет меня так же, как обычно обращается ко мне папа. Эрик садится на кровать и дарит мне утренний поцелуй. – Как себя чувствует моя невеста? – ласково спрашивает он. Вне себя от счастья и от любви к нему, я убираю с лица волосы и отвечаю: – Без сил, но счастлива. Ему нравится мой ответ. Перед тем как услышать его следующую фразу, перевожу взгляд на поднос и вижу то, от чего замираю в изумлении: – Пончики? Это пончики? Он кивает, широко улыбаясь, а я беру один пончик, обмакиваю в сахар и кусаю. – М-м-м, как вкусно! – И посмотрев на свои пальцы, шепчу: – И такие жирненькие, как надо. В комнате раздается хохот Эрика. О боже, это неимоверное удовольствие – пончики в Германии! – Но где ты их купил? – интересуюсь, до сих пор не отойдя от изумления. Широко улыбаясь, Эрик берет другой пончик и кусает его. – Я рассказал Симоне, что в Испании пончики – одно из самых любимых блюд и что ты обожаешь есть их на завтрак. И она, уж не знаю, каким волшебством, приготовила их для тебя. – Ну и ну, какая же она умница! – восторженно восклицаю я. – Когда я расскажу отцу, что ела в Германии на завтрак пончики с кофе, он упадет в обморок. Эрик улыбается, и мы вместе уничтожаем пончики. Когда я беру салфетку, чтобы вытереться, обнаруживаю на подносе кольцо, которое вернула Эрику тогда в офисе. – Ты снова моя невеста, и я хочу, чтобы ты его носила. Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь, он улыбается… Моя безумная любовь берет кольцо и надевает мне на палец. Затем он целует меня в руку и тихо говорит хриплым голосом: – Ты снова вся моя. По телу пробегает горячая волна. Я его обожаю. Целую его в губы и, отстранившись от него, шепчу: – Конечно, мой жених. – Он улыбается. – Я могу тебя кое-что спросить о Флине? – Безусловно. Проглотив вкуснейший пончик, перевожу на Эрика взгляд и спрашиваю: – Почему ты не сказал, что твой племянник – китаец? Эрик разразился смехом. – Он не китаец. Он немец. Не называй его китайцем, иначе сильно его разозлишь. Не знаю почему, но он ненавидит это слово. Моя сестра Ханна два года жила в Корее. Там она познакомилась с Ли Ваном. Когда она забеременела, то решила вернуться в Германию, чтобы родить Флина здесь. Поэтому он немец. – А отец Флина? Эрик кривится: – Он был женат и ничего не хотел слышать о мальчике. – Я киваю, а Эрик неожиданно продолжает: – На протяжении двух лет у Флина был отец. Сестра встречалась с одним типом по имени Лео. Мальчик обожал его, но, когда с сестрой случилось несчастье, этот недоумок не захотел больше общаться с малышом. Тогда я понял, что был прав: он был с сестрой только из-за ее денег. Решаю больше не расспрашивать. Не стоит. Продолжаю есть, а Эрик целует меня в лоб. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, но я знаю, что настал момент поговорить о том, что не дает мне покоя. Тем не менее сначала я делаю глоток кофе. – Эрик, завтра новогодняя ночь, и я… Он не дает мне закончить. – Я знаю, что ты мне скажешь, – уверяет он, приложив палец к моим губам. – Ты хочешь вернуться в Испанию и провести новогоднюю ночь с семьей, так ведь? – Да, – киваю я. Эрик улыбается моим словам, но я продолжаю: – Думаю, что мне стоило бы уехать сегодня. Завтра Новый год и… ну, ты меня понимаешь? Он покорно вздыхает. Его смирение сводит меня с ума. – Хочу, чтобы ты знала: я был бы очень рад, если бы ты осталась со мной, но… Я все понимаю. На этот раз я не могу поехать вместе с тобой. Я должен остаться с Флином. У матери и сестры свои планы, и я хочу провести эту ночь дома вместе с ним. Ты ведь тоже это понимаешь, правда? У меня защемило сердце: я представляю, что они остаются одни. Как они могут здесь остаться совсем одни? Но перед тем как я смогла что-то ответить, мой немец добавляет: – Наша семья распалась в тот день, когда умерла Ханна. Я никого не могу в этом упрекать. Первым, кто исчез в новогоднюю ночь, был я. Наконец… Джуд, я не хочу об этом говорить. Езжай в Испанию и развлекайся. А нам с Флином и здесь будет хорошо. Увидев в его глазах боль, глажу его по щеке. Я хочу с ним об этом поговорить, но Айсмен не желает, чтобы я ему сочувствовала. – Я позвоню в аэропорт, чтобы они приготовили самолет. – Нет… не нужно. Я полечу обычным рейсом. Нет никакой необходимости… – Джуд, я настаиваю. Ты моя невеста и… – Эрик, пожалуйста, не усложняй, – прерываю его. – Думаю, будет лучше, если я полечу рейсовым самолетом. Пожалуйста. – Ладно, – говорит он после долгой паузы. – Я займусь этим. – Спасибо, – бормочу я. Смирившись, он моргает и спрашивает: – Ты вернешься после Нового года? У меня начинает кружиться голова. Как он может вообще об этом спрашивать? Разве он еще не понял, что я безумно его люблю? Хочу закричать, что, конечно, я вернусь, как вдруг он берет меня за руки. – Хочу, чтобы ты знала, – добавляет он, – что если ты ко мне вернешься, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не тосковала по тому, что осталось у тебя в Испании. Я знаю, что твои чувства к родным очень сильны и что ты болезненно переживаешь разлуку с ними. Но я прошу тебя остаться со мной: я буду заботиться о тебе, защищать и, более того, любить. Хочу, чтобы ты в Мюнхене была счастлива со мной, и если для этого нам всем придется обучаться каким-то испанским штучкам, то мы их выучим и добьемся того, что ты будешь чувствовать себя здесь как дома. Что касается Флина, то дай ему время. Уверен, что раньше, чем ты ожидаешь, малыш полюбит тебя так же, как и я. Я тебе уже говорил, что он немного особенный малый и… – Эрик, – растрогавшись, прерываю его, – я люблю тебя. Мой голос, мои слова и его взгляд производят на меня необыкновенное воздействие – я чувствую, что по телу бегут мурашки. А потом я слышу ответ Эрика: – Я настолько тебя люблю, малышка, что от одного ощущения, что ты удаляешься от меня, готов сойти с ума. Наши слова искренни, а желания еще искренней. Мы любим друг друга. Безумно любим, но, когда он приближается к моим губам, чтобы поцеловать меня, открывается настежь дверь и в ней появляется Флин. – Дя-я-дя! Почему ты так долго? Мы отшатываемся друг от друга. Эрик ничего не отвечает мальчику, я беру лакомство с подноса и спрашиваю у него по-испански: – Флин, хочешь пончик? Малыш кривится. Он не знает слова «пончик», и он не выносит меня. И поскольку он не расположен делить своего любимого дядю со мной еще хоть на секунду, то заявляет: – Дядя, жду тебя внизу, чтобы поиграть. И прежде чем кто-то из нас мог что-то сказать, он закрывает дверь и уходит. Оставшись наедине, я весело гляжу на Эрика. – Не сомневаюсь, что Флин очень обрадуется моему отъезду. Эрик не отвечает. Он молча целует меня в губы, потом встает и уходит. Некоторое время я сижу, уставившись на дверь, не понимая, как Соня и Марта могут оставить Эрика и Флина одних в такой праздник. Меня это огорчает. В половине седьмого вечера Флин, Эрик и я уже в аэропорту. Мне не нужно сдавать багаж: у меня с собой только рюкзак с самым необходимым. Я нервничаю. Очень нервничаю. У меня разрывается сердце оттого, что нужно с ними прощаться, особенно с Эриком, но я должна быть со своей семьей. Вопреки равнодушию, которое я замечаю во взгляде Эрика, он пытается шутить. Это его способ защиты: быть равнодушным, чтобы не страдать. Когда наконец настает момент прощаться, я наклоняюсь и целую Флина в щечку: – Юноша, мне было очень приятно с тобой познакомиться. Когда я вернусь, желаю реванша в «Мортал Комбат». Мальчуган кивает, и на долю секунды я замечаю в его взгляде огонек, но он отворачивается, и, через мгновение повернувшись снова, огонька уже не видно. Эрик просит Флина подождать его, и я говорю: – Эрик, я… Но не могу закончить фразу: Эрик самоотверженно целует меня и потом, немного отстранившись, всматривается в мое лицо своими прекрасными голубыми глазами. – Малышка, хорошего тебе праздника. Передай привет семье и не забывай, что ты можешь вернуться, когда захочешь. Буду ждать звонка: хочу встретить тебя в аэропорту, когда бы это ни было и во сколько бы это ни было. Растроганная его словами, я киваю. Мне очень хочется расплакаться, но удается сдержаться. Я не должна плакать, а то покажусь мягкотелой глупышкой, а мне бы этого совершенно не хотелось. Именно поэтому я улыбаюсь, еще раз целую свою любовь и, подмигнув Флину, иду к стойке. Пройдя таможню, беру свою сумочку и рюкзак, поворачиваюсь, чтобы еще раз попрощаться с ними, но у меня обрывается сердце, когда вижу, что их больше нет. Они ушли. Я уверенной походкой иду по аэропорту, нахожу на табло номер выхода к самолету и направляюсь прямо к нему. До отлета остается еще час, и, чтобы чем-то себя занять, я решаю пройтись по магазинам. Но мои мысли не здесь, они заняты лишь Эриком. Моей любовью. Мне терзает душу воспоминание о том, какая боль была во взгляде Эрика, когда он со мной прощался. Уставшая и измотанная тоской, сажусь и начинаю рассматривать людей вокруг. Есть люди веселые и грустные. С семьей или без. Я долго всматриваюсь в лица окружающих, пока не звонит мой мобильный. Это отец. – Привет, смугляночка. Где ты, жизнь моя? – В аэропорту. Жду, когда объявят посадку. – В котором часу ты прилетаешь в Мадрид? Смотрю на билет. – Теоретически мы должны приземлиться в одиннадцать тридцать, и я там сажусь на последний рейс до Хереса. – Отлично! Буду ждать тебя в аэропорту Хереса. Еще некоторое время мы болтаем о том о сем. – Доченька, ты в порядке? – вдруг спрашивает он. – Мне кажется, что ты немного печальна. Я совершенно не умею скрывать свои чувства от человека, который подарил мне жизнь и который меня обожает. Поэтому честно отвечаю: – Папа, все так сложно, что… что… мне тяжело. – Сложно? – Да, папа… очень. – Ты снова поссорилась с Эриком? – расспрашивает меня отец, неправильно поняв мои слова. – Нет, папа, ничего такого. – Тогда в чем проблема, дорогая? Прежде чем что-то сказать, убеждаю себя, что мне нужно поговорить с ним о том, что меня мучает. – Папа, я хочу быть с вами в новогоднюю ночь. Хочу увидеть тебя, Лус и безумную Ракель, но… но… Ласковый смешок моего папаши поневоле заставляет меня улыбнуться. – Но ты влюблена в Эрика и хочешь быть с ним, не так ли, дорогая? – Да, папа, и из-за этого я чувствую себя ужасно, – бормочу я и вижу, что у двери, через которую я должна пойти на посадку в самолет, появляются две стюардессы. – Знаешь, что, смугляночка? Когда я познакомился с твоей матерью, она жила в Барселоне, а я, как ты знаешь, в Хересе. Уверяю тебя: то, что ты сейчас переживаешь, я испытал на себе, и единственный совет, который я могу тебе дать, – прислушайся к своему сердцу. – Но, папа, я… – Помолчи и послушай меня, жизнь моя. Лус, твоя сестра и я знаем, что ты нас любишь. Ты останешься нашей, и мы будем тебя любить до конца своей жизни, но твоя дорога когда-то должна начаться, как когда-то давно началась моя, а потом дорога твоей сестры, когда она вышла замуж. Будь эгоисткой, милая моя. Подумай о том, что ты любишь и чего хочешь. И если в этот момент твое сердце просит тебя остаться в Германии с Эриком, сделай это! Радуйся жизни! Если ты это сделаешь, я буду счастливее, чем если ты будешь рядом со мной, но печальная и заплаканная. – Папа… ты такой романтик, – всхлипываю я, взволнованная его словами. – Давай, смугляночка! – Ай, папа! – плачу я от переживаний. – Ты самый лучший… самый-самый. Моя душа снова наполняется теплом, когда он говорит: – Ты моя дочь, и я знаю тебя лучше, чем кто-либо на свете, и я просто хочу, чтобы ты была счастлива. И если твое счастье быть рядом с немцем, который выводит тебя из себя, то ради бога! Будь счастлива и наслаждайся жизнью. Я знаю, что ты меня любишь, и ты знаешь, я тоже тебя люблю. В чем же тогда загвоздка? Не имеет никакого значения, находишься ты в Германии или рядом со мной, чтобы помнить, что мы будем друг у друга до конца своих жизней. Потому что ты моя смугляночка. А вот этого ничто не изменит: ни расстояние между нами, ни Эрик. – Растроганная его словами, я плачу, а он продолжает: – Ладно, ладно… Не плачь, иначе я буду нервничать и у меня поднимется давление. А ты ведь этого не хочешь, правда? От этого вопроса я смеюсь сквозь слезы. У меня самый лучший отец. Самый-самый! – Послушай, смугляночка, почему бы тебе не остаться в Германии и не провести счастливую новогоднюю ночь? Совсем недавно ты планировала начать новую жизнь именно так… Думаю, начало в новогоднюю ночь стало бы прекрасным воспоминанием для вас обоих. А как ты считаешь? – Папа, ты и вправду не обидишься? – Конечно же нет, жизнь моя. Поэтому улыбнись и езжай к Эрику. Передай ему от меня привет и, пожалуйста, будь счастлива. Будь счастлива, чтобы я тоже был доволен и спокоен, договорились? – Договорились, папа. – И перед тем, как закончить разговор, добавляю: – Я вам завтра вечером позвоню. Я люблю тебя, папа. Очень сильно. Взволнованная, растроганная и с переполняющими чувствами, я завершаю разговор, закрываю мобильный и вытираю слезы. Еще несколько минут я сижу на скамье, решая, как же я должна поступить. Папа или Эрик? Эрик или папа? Но когда на мой рейс объявляется посадка, когда мимо начинают идти пассажиры, я хватаю рюкзак и точно знаю, куда должна поспешить. К своему любимому.