Шрифт:
Яков Агранов потом рассказывал Анатолию Мариенгофу, что «бесстрашный террорист» и умер «под пение, вернее, хрипение „Интернационала“».
Он даже первый куплет допеть не успел.
За прошедшие девяносто с лишним лет Денежный переулок в Москве сильно изменился. Сначала его переименовали в улицу Веснина, потом, уже в 1990-х, вернули прежнее название. У особняка бывшей германской миссии, ныне — посольства Италии, теперь стоят дорогие автомобили, в доме, где жили Блюмкин и Луначарский, — фитнес-клуб, тут же рестораны, кафе… Но вечером, когда Денежный затихает, кажется, будто тени обитателей этих мест и героев того времени по-прежнему бродят где-то поблизости.
Говорят, что писатель Валентин Катаев в 1920-е годы тоже встречался с Блюмкиным где-то в этих местах. И Блюмкин, питавший слабость к литературе, человек весьма тщеславный, якобы попросил Катаева когда-нибудь написать и о нем — если получится, конечно. У Катаева получилось.
В 1979 году, ровно через 50 лет после расстрела Блюмкина, в журнале «Новый мир» вышла катаевская повесть «Уже написан Вертер», в которой Яков Блюмкин был выведен в образе чекиста Наума Бесстрашного, утверждавшего с другими комиссарами в кожанках и с маузерами на боку царство всеобщей справедливости на чужой и своей крови.
Катаев назвал повесть словами из стихотворения Бориса Пастернака и завершил ее строками того же поэта:
Наверно, вы не дрогнете, Сметая человека. Что ж, мученики догмата, Вы тоже — жертвы века.Возможно, это самый точный эпиграф ко всей короткой жизни Якова Григорьевича Блюмкина с его захватывающими и трагическими «приключениями», да и ко всей той эпохе.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Левые эсеры — участники событий 6 июля 1918 года в Москве