Шрифт:
Кускэ (выносит чайные принадлежности; замечает, что Идахати не спит). А! Старшина! Проснулся? А я думал, что ты уже до утра завалился.
О-Сае. Проснулся?
Идахати снова закрывает глаза.
Кускэ (подходя к нему). О-Сае уже давно здесь. Вставай. (Расталкивает его.)
Идахати. Пошел прочь!
О-Сае. Идахати! Милый…
Идахати. Ну, чего тебе?
О-Сае. Ты все пьешь?
Кускэ. Каждый день.
Идахати. Тебе чего? Скройся.
Кускэ. Ладно, ладно. (Уходит в кухню.)
О-Сае. Ты бы немного попридержался. С сакэ-то.
Идахати. «Попридержался»… Что ж, по-твоему, от этого в князья произведут? Ха-ха-ха! Нет, любезная, – с волками жить, по-волчьи выть. Что было, то прошло, живешь среди падали, ну и пей – единственный способ забыться.
О-Сае. Да ты не только пьешь. Ходит молва, что ты в кости играть начал, скандалишь. Смотри – дойдет до вашего главного. Уж слишком ты переменился! Прямо плакать хочется.
Идахати. Все по твоей милости. Если благородный, родовитый самурай стал таким, то только потому, что ты живешь на этом свете.
О-Сае. Конечно, все дело во мне. (Плачет.) Я и прошу тебя простить меня, но только в каком бы низком положении человек ни был, если он честен, если сердце у него правое, – боги и будды… [18]
Идахати. Что «боги и будды»?… До них мне дела нет. Оставь свои проповеди. (Хватает бутылку и пьет прямо из горлышка.)
18
Имеются в виду «исконные» японские боги, которым поклонялись японцы до распространения буддизма (VI–VII вв.), а также будды, по происхождению – индийские божества.
О-Сае (пытаясь удержать его). Опять…
Идахати. Пусти! Тебе какое дело? Эй, бонза! Принеси погорячее.
Кускэ (выглядывает из кухни). Как же, старшина… Ведь О-Сае так просит…
Идахати. Ты в нее втюрился, что ли? Не разглагольствуй, а скорей неси.
Кускэ. Сейчас. (Скрывается.)
О-Сае. В Ёсиваре ты столько не пил. Неужели человек так меняется? (Плачет.)
Идахати. Все одно и то же. Когда ты под боком, и сакэ не веселит. Нечего тебе здесь делать… Ступай! Слышишь?
О-Сае. Идахати, я о тебе же тревожусь.
Идахати. Напрасно. (Толкает ее.)
О-Сае. Если ты меня гонишь, я уйду, но прошу тебя, Идахати, попридержись немного.
Идахати. Опять за свое? Если ты сейчас же не уберешься, я тебе покажу. (Хватает бутылку и угрожающе встает.) Вон, вон отсюда!
Кускэ (выбегая из кухни). Старшина! Старшина! Нельзя рукам волю давать. Еще изувечишь ее. Стой, подожди! (К О-Сае.) А ты бы ушла отсюда. Старшина выпил…
Идахати. Вон! Сейчас же вон!
О-Сае. Я ухожу…
Идахати. То-то же… Здесь тебе делать нечего.
О-Сае. Все-таки… ты… (Хочет приблизиться к нему.)
Кускэ (не пуская ее). Уходи, уходи… Видишь, он рассвирепел, еще прибьет…
Идахати. Бонза, выпроводи эту чертовку!
Кускэ. Хорошо, хорошо. (То удерживая Идахати, то утешая О-Сае, выходит вместе с ней в сад.) Как раз и дождь перестал. До Синагавы – не близко… Поспеши, может быть, успеешь до дождя.
О-Сае. Да… До свиданья, Кускэ. Спасибо тебе. (Утирает слезы
и надевает шляпу.)
В этот момент появляется Усидзо, ведя за собою О-Кумэ.
Кускэ (замечая их). А, Усидзо, ты? (При виде О-Кумэ.) Эге! Вот так красотка! Это и есть сегодняшняя невеста?
Усидзо. Она. (Делает ему знак, чтобы молчал.)
О-Кумэ. Я… (Пытается вырваться.)
Усидзо (держит ее). Сейчас мы тебе все объясним… Не ломайся! Иди… (Тащит ее за собой в комнату.)
О-Сае в недоумении следит за этой сценой. Потом тихо отступает в тень и наблюдает за происходящим, оставаясь незамеченной.
Усидзо. Входи, входи. Теперь это твой дом.
О-Кумэ. Что?…
Усидзо. Э… чего ломаешься! (Втаскивает ее насильно в дом.)
Идахати (к Усидзо). Спасибо, братец, спасибо. Эй ты, О-Кумэ! Здорово! (К Кускэ.) Ты чего стоишь, уши развесил? Готовь сакэ.