— С тобой там что-нибудь произойдёт, — убеждает монарх, — а кроме того, в Берлине будут не в очень большом восторге.

Елизавета настаивает на своей поездке, но всё же замечание императора заставило её задуматься, и она составляет завещание. Убеждённая, что такую женщину, как она, которая никогда в жизни не причинила никому вреда, никто не тронет, она без страха отправляется в Сассто ле Мокондюи в Нормандии. Предварительно туда выехал гофсекретарь и дорожный казначей Карл Лингер. У одного богатого судовладельца он снял довольно скромный замок, который стоит в прекрасном парке с огромными деревьями и роскошными гортензиями. Елизавета приехала вместе с дочерью Валерией, захватив с собой несколько самых любимых лошадей. Каждое утро она купается в море. Причём от купальной кабины до воды она идёт по длинному, доходящему до самого моря проходу из парусины для защиты от взглядов любопытных. После полудня в окрестные замки и имения — они после революции перешли, как и Сассто, в большинстве своём в руки выскочек, постепенно вытесняющих представителей прежних славных фамилий — приезжает масса людей. «Теперь, — пишет в своём дневнике графиня Фестетич, — здесь бесчинствуют демократы, республиканцы и выскочки. Весь сброд, который перенимает все пороки прежнего дворянства, но не наследует их добродетели». Вскоре Елизавета замечает, что не может и шагу сделать спокойно. У императрицы не раз возникают неприятности во время прогулок верхом: она не слишком внимательна и поэтому подчас скачет по возделанным полям. Это даёт повод к недоразумениям, которые, будучи раздуты республиканской газетой «Л’Юниверс» от 17 августа, становятся почти скандалом государственного масштаба. Императрица и австрийское посольство в Париже даже велят опровергнуть слухи о якобы имевшем место оскорблении со стороны крестьян, но во всём этом есть доля правды. Елизавета неоднократно жалуется своему супругу. «Люди здесь, — пишет она, — так грубы и неучтивы, что вчера, например, мне пришлось уезжать поездом в Фекан, спасаясь от их преследования, а затем снова возвращаться сюда водным путём. И при езде верхом я нередко имела неприятности, дети кучера на улицах и в деревнях стараются напугать лошадей; если скачешь по полям, где, разумеется, не опасаешься причинить вреда, все крестьяне ведут себя ужасно грубо. Собственно говоря, я не испытываю особого желания ехать в Париж, но Нопча опасается, что это могло бы произвести плохое впечатление. Что ты об этом думаешь?»

Императрица распорядилась вызвать из Англии учителя верховой езды мистера Алёна, к которому графиня Фестетич питает непонятную неприязнь. Он велел соорудить в заброшенном парке поблизости от замка препятствия для упражнения в прыжках верхом. Императрица исправно упражнялась в таких прыжках, пока однажды её не постигла судьба каждого, кто теряет чувство меры при верховой езде. Елизавета получила новую лошадь и 11 сентября 1875 года захотела её испробовать. Возле небольшой изгороди лошадь неожиданно делает слишком большой прыжок, оступается и падает на колени, а наездница вылетает из седла. Берейтор Байзанд, ожидавший императрицу, увидев лошадь без всадницы, бросился к препятствиям и обнаружил Елизавету, неподвижно лежащую на траве.

Елизавету уже подняли и усадили в садовое кресло, когда прибегает доктор Видерхофер. Он хлопочет возле неё, брызгает на её лицо водой, пытается заговорить с императрицей. Наконец она открывает глаза и, похоже, узнает графиню. С её губ едва слышно срываются слова:

— Что случилось?

— Ваше величество упали с лошади...

— Но я не ездила верхом. А сколько сейчас времени?

— Половина одиннадцатого, Ваше величество.

— Так рано? Но в такое время я никогда не езжу верхом.

Затем императрица замечает, что на ней костюм для верховой езды и удивляется. Она не может пошевельнуться и начинает верить, что с ней произошло несчастье. Она спрашивает:

— А где Валерия и император? Где мы вообще находимся?

— В Нормандии, Ваше величество!

— А что мы делаем во Франции? Если это правда, что я упала с лошади, то я не умею ездить. Неужели я больше не оправлюсь? Пожалуйста, не нужно пугать императора...

Вскоре появляются симптомы лёгкого сотрясения мозга. Безумные головные боли, компрессы со льдом, тошнота и бессонница. Является Видерхофер и без обиняков заявляет:

— Если в течение суток не станет лучше, придётся обрить волосы.

Графиня Фестетич, которая слышит это, приходит в ужас: для неё такое сообщение подобно приговору, будто волосы императрицы — живое существо, которое собираются лишить жизни.

Францу Иосифу послали телеграмму. Он страшно взволнован и собирается приехать, хотя всего два дня назад ответил отказом на приглашение императрицы навестить её, ссылаясь на политическую невозможность такого визита. Когда приходящие к нему известия становятся более обнадёживающими, Андраши убеждает императора, который не может найти себе места от беспокойства, не ехать во избежание возможных осложнений. Франц Иосиф остаётся и только шлёт трогательные письма своей супруге, чьё самочувствие быстро улучшается. «Слава всемогущему Богу, что дело обернулось именно так. Трудно представить, чем это могло бы окончиться. Что мне делать на этом свете без тебя, моего ангела-хранителя?!» Получив это письмо, Елизавета побледнела, и на глазах у неё навернулись слёзы. Небольшое сотрясение мозга быстро проходит, но пребывание в Сассето не радует её. Императору она отвечает: «Мне жаль, что я так напугала тебя, но ведь мы оба, собственно говоря, должны быть готовы к подобным случаям». Елизавета ставит супруга в известность, что верхом она появится на людях как можно скорее, потому что ей важно показать, что подобная мелочь не может помешать императрице заниматься своим любимым делом. Франц Иосиф направляет флигель-адъютанта, который не должен спускать глаз с Елизаветы, и просит её по дороге домой заехать в Париж, ибо теперь о ней заговорил весь мир, и Андраши находит, что в противном случае президенту Франции будет нанесено оскорбление.

Двадцать шестого сентября 1875 года Елизавета, полностью оправившаяся после падения, свежая и в прекрасном настроении, прибывает в Париж. Как всегда в незнакомом городе, Елизавета с утра до вечера в бешеном темпе осматривает все достопримечательности. Несколько поверхностно, пожалуй, но в этом проявляется вся её натура. Она испытывает отвращение ко всему, что ассоциируется с прахом, пылью, физическим старением, тьмой. Она любит свет, солнце, молодость, красоту и искусство, а также силу — одним словом, всё, что является прямой противоположностью старости. Поэтому она и сама страшится старения и пытается оттянуть его, по крайней мере, его внешние признаки, ухаживая за собственным телом и закаляя его при помощи спортивных упражнений. Экскурсоводы действуют ей на нервы, и она отправляется вдвоём с Марией Фестетич поклониться праху Наполеона, чей гений заставляет её содрогнуться. Обе дамы долго стоят перед великолепным саркофагом Люсьена Бонапарта, воображая, что это саркофаг императора. Какой-то посетитель, услышавший их разговор, указывает им на их ошибку и подводит к простому порфировому саркофагу Наполеона, на крышке которого лежит свежий букет цветов. Елизавета благоговейно преклоняет перед ним колени и замечает:

— Когда люди намерены сказать нечто язвительное, они заявляют, что Наполеон был велик, но так бесцеремонен; я при этом всегда думаю, как много бесцеремонных людей, лишённых такого величия. К примеру, я сама...

29 сентября она побывала в часовне, построенной на том самом месте, где во время дорожного несчастного случая погиб сын Луи Филиппа, наследный принц Фердинанд Филипп Орлеанский, всего тридцати двух лет от роду.

— Вот и видно, — замечает Елизавета, — что происходит именно то, что суждено Богом. Принц спокойно отправился в карете прогуляться... Кто бы мог подумать, что живым ему уже не суждено переступить порог собственного дома... Вы хотите, чтобы я больше не садилась в седло. Послушаюсь я вас или нет, но умру я так, как мне предназначено.

Возвратившись в Геделе, Елизавета вместе с братом, герцогом Людвигом, и его дочерью вновь начинает вести размеренную, спокойную сельскую жизнь, нарушаемую лишь частой верховой ездой.

Франц Иосиф так счастлив, что Елизавета опять там и, как он выразился, «цела», что не помнит себя от радости. Тем не менее он не устаёт напоминать Елизавете, чтобы она была осторожна. Он прекрасно видит её недостаток — она не знает меры. Отсюда возникает и душевное недовольство, от которого она часто страдает. Теперь с императрицей ещё и кронпринц Рудольф, чьи воспитатели не могут нахвалиться им, в то время как остальные знатные вельможи находят, что при своих «экзальтированных» взглядах он ещё не усвоил уроки излишне либеральных профессоров.