Франц Иосиф с интересом следит за отчётами Елизаветы о её пребывании в Англии, но приехать не может. На ближайшие месяцы его время расписано буквально по часам. Елизавета весьма сожалеет об этом. «Прошу тебя, не беспокойся за свои планы. Охота для тебя столь необходимый отдых, что я впала бы в отчаяние, если бы моё возвращение лишило б тебя хотя бы одной из них. Я знаю, как ты любишь меня, даже без нарочитой демонстрации, и вдвоём мы счастливы оттого, что никогда не стесняли друг друга...» Теперь императрица решает вернуться домой, ибо не хочет так долго быть в разлуке с мужем, а прежде собирается навестить родительский дом. При этом она опасается Людвига II. «Хорошо бы король оставил меня в покое», — пишет она незадолго до отъезда, намеченного на 26 сентября, Францу Иосифу.

По прибытии в Булонь путешественникам пришлось пережить ужасный шторм. Шум ветра перекрывал рокот океана. Это сказочное зрелище, и Елизавета с Марией Фестетич по неосторожности отправились на побережье, чтобы полнее насладиться разбушевавшейся стихией. В мгновение ока ураганный ветер, вырвав у дам из рук зонтики, просто опрокинул их на песок. С трудом им удалось подняться на ноги, но идти у них уже нет сил. Здесь навстречу им спешит смотритель пляжа, бешено жестикулируя. Он не имеет представления о том, кто перед ним, просто берёт обеих дам в охапку и волочит их прочь. Лишь получив от них золотой, он становится любезнее и объясняет, что появляться на побережье в такую погоду запрещено и, если бы это видела полиция, он лишился бы своего места.

На пути домой Елизавета делает остановку в Баден-Бадене. На вокзале Елизавету ждут немецкие правители. Великая герцогиня Баденская, дочь кайзера Вильгельма, восхищается её красотой. Кайзер Вильгельм роняет:

— Лучше поменьше смотреть на всё это. Иначе становится слишком тепло на сердце.

Затем путешественники прибывают в Поссенхофен. Ускользнуть от короля Елизавете не удаётся. Он специально прибыл в Мюнхен, что случается всё реже. На этот раз он оказывает особое расположение не только Елизавете, но и её придворным дамам. Правда, весьма своеобразно. Он, например, посылает графине Фестетич в половине второго ночи своего флигель-адъютанта с огромным букетом роз, в котором сотня цветов от тёмно-красного до белого. Офицер получает от короля строжайшее предписание вручить этот букет только лично. Графиню будят, и она терзается двусмысленностью ситуации. На следующий день назначен отъезд. Бедной графине приходится брать этот букет, огромный, словно сноп, — сущее наказание в дороге — с собой в вагон, потому что на Мюнхенском вокзале ждёт Людвиг. Король — его Елизавета находит чрезвычайно толстым — рассказывает о специальных представлениях в столичном театре, которые он готовит. Среди них императрица проявляет наибольший интерес к пьесе из эпохи Людовика XIV с большой сценой охоты, в которой принимает участие несчётное количество собак. Сенсацией должен при этом стать ливень с применением настоящей воды. После непродолжительной беседы король просит разрешения у императрицы сопровождать её некоторое время. Елизавете это неприятно — Людвиг II действует ей на нервы. Такой попутчик ей тем более внушает опасение, что становится всё очевиднее — его брат Отто неудержимо приближается к полному безумию. Марии Фестетич приходится прийти на помощь своей повелительнице и объяснить монарху, что дог императрицы по кличке Шедоу весьма своенравен и не терпит тех, кого не знает. Её величество страшно переживает, как бы её пёс не покусал короля. Наконец, до Людвига II доходит смысл сказанного, он остаётся и даёт возможность уехать одной. Обеих дам ещё долго провожает удивительно жестокий взгляд короля. Едва возвратившись домой, императрица вместе с супругом скачет в Пардубице, а потом начинаются верховые охоты в Геделе.

Так проходит старый год, а первые дни нового приносят вместе с Масленицей так нелюбимые императрицей представительские обязанности. Вообще говоря, странно, что придворные балы она всегда воспринимает как истинную муку. Оказывается, это не имеет ничего общего с безграничным тщеславием, какое ей приписывают. Её окружение всегда вне себя от того необыкновенного успеха, какого добивается Елизавета, достигшая уже, между прочим, тридцати семи лет. Ей, однако, приходится вести настоящую борьбу, чтобы осуществить своё жгучее желание отстраниться от мира. Всё чаще она использует вуаль и веер. А если она не «при параде», как она называет парадное платье, то прячется где только может.

Счастливее всего Елизавета чувствует себя в Офене. Она постоянно опасается, что вскоре ей придётся возвращаться в Вену. Это просто приводит меня в отчаяние, — пишет она матери, — здесь так спокойно без родственников и всяческих придирок, а там вся эта императорская семейка...» К Францу Иосифу её слова не имеют отношения. Напротив, в это время Елизавета чрезвычайно тепло относится к своему супругу. Когда в апреле 1875 года император едет в Триест и Венецию, чтобы нанести ответный визит королю Италии и затем из военно-политических соображений посетить Южную Далмацию, пользующуюся дурной славой полудикой и революционно настроенной, императрица совершенно подавлена. При расставании она плачет так, что её рыдания просто разрывают сердце.

— Я чувствую, — жалуется она, — что что-то случится. Вечер 2 апреля 1875 года Мария Фестетич проводит в театре. Елизавета велит привести её. Ночью ей нужно написать письмо генералу фон Беку, который сопровождает Франца Иосифа в этой поездке. Она диктует письмо графине, возлагая на генерала ответственность за жизнь императора и прося ни на минуту от него не отлучаться.

15 мая император, наконец, возвращается из Далмации. Елизавета счастлива, ибо вопреки всему, что говорят за её спиной, она очень привязана к мужу. В Вене инстинктивно чувствуют, что двор некоторым образом действует Елизавете на нервы и что подчас она испытывает просто непреодолимое желание на какое-то время сбежать от него и пожить исключительно для себя и своей дочери вдали от императорской семьи и своих обязанностей в следовании церемониалу. Гизела вышла замуж, Рудольфу теперь уже семнадцать лет, влияния матери он почти не испытывал, и чем старше становится, тем больше отдаляется от неё, уже в силу приготовления к своей будущей миссии. Император с утра до вечера неизменно занят, не имеет возможности отдавать ей себя так, как бы ей этого хотелось, а все остальные ей безразличны. Она замечает, что в Вене по-прежнему незримо доминирует неприязнь к Венгрии, которую Елизавета принимает исключительно на свой счёт. Она чувствует себя одиноко и неуютно, и это питает её врождённую склонность к путешествиям в дальние страны.

Летом 1875 года императрицу просят выяснить, не хочет ли принцесса Амалия Кобург выйти замуж за самого младшего брата Елизаветы. Эта миссия возлагается на Марию Фестетич; всё идёт гладко, и вскоре происходит помолвка. «Итак, Мапперль — жених, — пишет императрица своей матери. — Смешно терять свою свободу, когда так молод, впрочем, что имеем — не храним, потерявши — плачем... Ты наверняка не будешь на свадьбе из-за своих головных болей, я тоже не буду, потому что ленива и слишком застенчива...»

После недолгого пребывания в Гаратхаузене и Ишле Елизавета отдаётся своей страсти к путешествиям. Валерия — прекрасная отговорка для этого. Видерхофен объяснил, что эрцгерцогине вновь необходимы морские ванны, и на этот раз для разнообразия решено поехать во Францию, на какой-нибудь малоизвестный морской курорт в Нормандии. Император, правда, возражает. Австрия не в лучших отношениях с недавно провозглашённой республикой, которая обязана своим возникновением левым и предоставляет убежище анархистам всех мастей.