Потом съезд долго шел к избранию Председателя Верховного Совета. Очень переживали мы за Бориса Николаевича, очень волновались, особенно когда он выступал, когда его подкусывали заранее заготовленными каверзными вопросами. Какая же порой неугасимая ненависть слышалась в них, в этих вопросах, исходящих от депутатов-коммунистов! Это была боевая партноменклатура человек в четыреста, и ей было что терять при избрании Ельцина.

М.С.Горбачев поначалу скорее всего не осознал до конца, что его ждет с появлением на политической сцене мощной ельцинской фигуры. Более того, по тем острым дискуссиям, которые велись в преддверии съезда, он вполне мог полагать, что Ельцин не пройдет в Председатели Верховного Совета. Горбачев пришел на первое голосование по этому вопросу вместе с Лукьяновым, явно предвкушая поражение Ельцина. Он сидел наверху, на маленьком балкончике, и какая-то туманная ухмылка гуляла по его лицу.

С Горбачевым, как и с Лукьяновым, я никогда не контактировал, к ним обоим не ходил. Но наблюдать за ними наблюдал. Горбачев, видимо, обо мне слышал, так как, выступая на Первом съезде, он мою фамилию назвал. Меня действительно можно было узнать с Первого съезда, потому что как только мы уперлись лбами с коммунистами — Ельцин не прошел в Председатели Верховного Совета с первого раза, — они предложили образовать что-то наподобие согласительной комиссии, но работать в этом «что-то» скрытно, обмениваясь только предложениями и объяснениями для лучшего понимания ситуации. С нашей стороны были выделены для этой цели мы с Виктором Леонидовичем Шейнисом, позднее подключился Лев Александрович Пономарев, а от коммунистов вошли Рамазан Гаджимурадович Абдулатипов, контр-адмирал Равкат Загидулович Чеботаревский и секретарь Курского обкома КПСС Геннадий Васильевич Саенко. Последний был агрессивным, крайне несдержанным, да и попросту злым. В Рамазане Абдулатипове чувствовался специалист по национальной политике. Ею он занимался еще во времена своей работы в ЦК КПСС и в новых условиях проявлял себя отнюдь не консерватором.

Считается, что на Кавказе мудрость приходит с годами. Рамазан Гаджимурадович, несмотря на молодой возраст, уже тогда постоянно пытался понять противоположную сторону, был внимателен и часто старался находить компромиссы. Товарищеские отношения у нас сохранились с тех пор и по сей день.

После первой же встречи мы могли разойтись, ни о чем не договорившись, потому что разговор начался с непонимания и взаимных обвинений. Потом, правда, все успокоились и начали определять круг требующих нашего внимания вопросов. Консультации практически продолжались на протяжении всего съезда. Первые консультации — по кандидатуре Председателя Верховного Совета. Коммунисты стояли на своем, мы — на своем, но доводы друг друга слушали терпеливо.

У Бориса Николаевича при первом голосовании, результаты которого объявили утром 26 мая, не хватило 34 голосов, у Полозкова — 58. При повторном голосовании вечером 26 мая у Бориса Николаевича не хватило уже 28 голосов, а у Полозкова — 73. То есть налицо была положительная динамика у кандидата от демократов и отрицательная — у кандидата от коммунистов. В этой обнадеживающей ситуации я позволил себе куда-то отлучиться, и согласительная группа собиралась без меня. Когда я вернулся, уже в раздевалке встретился с Саенко и Чеботаревским, которые меня огорошили сообщением о том, что, по обоюдному согласию сторон, решено искать новые кандидатуры.

— А чего вы сопротивляетесь? Он ведь не получил достаточного количества голосов.

Как же не любили, вернее, боялись коммунисты — а больше всего те, кто стоял за этими, так сказать, солдатами партии, — Ельцина, раз готовы были на любую другую кандидатуру!..

Я им ответил:

— Вы поймите, перевес-то небольшой, но динамика положительная; вот когда она будет отрицательная, тогда мы и поговорим. А пока мы будем бороться за этого кандидата. Мы понимаем, какие силы направлены на то, чтобы его не пропустить.

Ответил так я не случайно. Действительно, накануне третьего голосования Горбачев собрался в Канаду. Он созвал ночью коммунистов, и их координатор — доктор экономических наук Игорь Братищев, депутат из Ростова-на-Дону, заверил его:

— Михаил Сергеевич, можете лететь спокойно, мы все ваши инструкции выполним, мы сделаем все, чтобы Ельцин не прошел Председателем Верховного Совета!..

Но ничего у них не вышло. Председателем был избран все-таки Борис Николаевич, и я убежден, что тогда это был единственно верный выбор. А В.И.Казаков после съезда еще долго оставался председателем Центральной избирательной комиссии. Забегая вперед, скажу, что В.И.Казаков в последующем перешел в нашу команду, провел референдум, и это был уже другой Казаков.

Вообще, оглядываясь назад, я вспоминаю ощущение единства, которое сопутствовало подготовке к съезду. У нас, как я уже говорил, была очень мощная юридическая поддержка от Института государства и права: В.Зорькин, Л.Мамут, В.Кикоть и другие, которые нас практически бесплатно консультировали по всем вопросам — и по Конституции, и по законам. Постепенно к нам начали подбираться корреспонденты, понемногу начали нас снимать для ТВ. Поначалу мы как демократы были закрыты для публикаций. Нас никуда не пускали — ни на радио, ни на телевидение. Правда, был 5-й канал, по которому Белла Куркова атаковала коммунистов. Но истинный прорыв произошел уже после съезда, с открытием на втором канале Российского телевидения, и этого добился своей энергией Олег Попцов.

К открытию съезда у нас сложилась довольно сильная команда. В ней были Михаил Бочаров, Сергей Красавченко, Олег Румянцев, Андрей Головин, Сергей Шахрай, Александр Вешняков. Они работали постоянно, готовя материалы к съезду. Нам помогало много активистов. Реже появлялись Владимир Лукин, имевший по многим вопросам неординарную точку зрения; Николай Травкин — в то время для нас недосягаемый авторитет, самородок, личность; Евгений Амбарцумов, который мог ответить практически на любой вопрос международной и внутренней политики, человек с очень широким кругом общения; журналистский коллектив «Аргументов и фактов» во главе с Владиславом Старковым, многие другие.