Другие редакции и варианты (сборник)
вернуться

Бенедиктов Владимир Григорьевич
Шрифт:

N. N-ой

О, не играй

О! не играй веселых песен мне, Мой бедный слух напрасно раздражая! Мне блеск их чужд, мне живость их – чужая, Не для меня пленительны оне. Где прыгают, смеются, пляшут звуки – Они скользят по сердцу моему, Лишь мощный вопль аккордов, полных муки, Вторгается в объятия к нему. Так вот она, вот музыка родная! Она, скорбя, рыдая и стеная, Святым огнем всю душу мне прожгла, И там – на дне, на язвах замерла. Играй! Играй! Пусть эти тоны льются! Пускай в груди на этот внятный зов Все прошлые страданья отзовутся, Протекшего все тени встрепенутся И сонная пробудится любовь! Божественно! – Дыханья нет… нет слова… Божественно! – Лей эти звуки, лей! Еще! еще! – О, дай ожить мне снова! Дай умереть под музыкой твоей! Понятны мне, понятны эти звуки: Вот – вздох любви! вот – тяжкий стон разлуки! Вот – тихая молитва… вот – слеза… Вот – звонкое надежды лепетанье! Вот – ревности глухое клокотанье! Вот – дикого отчаянья гроза, И бешеных проклятий скрежетанье, И хохота безумного раскат, И вот – сверкнул кинжал самоубийцы… Чу! – Божий гром!.. Конец! – Трещат гробницы… Земля дрожит… Архангелы трубят. Остановись!.. Струнами золотыми Понятно всё ты высказала мне, И, звуками исполнен неземными, Я весь горю в торжественном огне. Я в них воскрес, их силой стал могуч я, И, следуя внушенью твоему, Когда-нибудь я лиру обойму И брошу в мир их полные отзвучья!

К М<ейсне>ру

И сколько планов жизни мнимой Чертила детская душа, И там – в дали необозримой Как жизнь, казалось, хороша! Ударил час, – мы полетели Вдоль разных жизненных дорог, И скоро сердцем откипели, И юный пыл наш изнемог. И вот, мой друг, пожив немного, Узнав людей, вкусив любовь, Уже на мир мы смотрим строго, Как пересозданные вновь, Вздыхаем, шлем упреки людям И говорим, что жизнь плоха, Что вся она, когда рассудим, Не стоит звучного стиха. Что всё неправдой, злобой веет, Что в общей стуже мерзнет кровь, Что дружба нехотя немеет Под гнетом рока, – а любовь? В любви ль найдем еще отраду? Увы! Напрасные мечты! Любовь земная – капля яду

Люблю тебя

«Люблю тебя» – как слабо это слово! Я, может быть, тебя им оскорблю. Оно звучит так пошло, так неново, Ничтожно так! Его я истреблю, – А между тем не нахожу другого, Чтоб выразить, что я тебя люблю, Люблю не так, как те, что лишь полюбят – Твердят «люблю» – и слово это губят. Люблю тебя, – но я не говорю. «Люблю тебя», лишь в мыслях это слово, А сам без слов я на тебя смотрю, И выпрыгнуть душа моя готова, И всё молчу, и таю, и горю, И хочется спросить мне: ты сурова Ко мне за что? – Ты видишь: я, любя, Не говорю, что я люблю тебя. Люблю тебя. – Но, может быть, сердита Ты на меня, затем что ты прочла Ту мысль мою, где это слово скрыто? Ее прочесть, конечно, ты могла В глазах моих… Но вот – она забыта – Та мысль моя, она уж отошла, Отвергнута. Люблю тебя… Досада! И думать так, и так смотреть не надо! Люблю тебя. – Ты не смотри, молю, Мне так в глаза, а то еще, пожалуй, Опять прочтешь, что я тебя люблю, Рассердишься. – Любовью небывалой Проникнут, я все мысли удалю. Люблю тебя – что в этой мысли вялой? Люблю тебя, но втайне, про себя, – Не думая, что я люблю тебя.

Могила

Вместо Порой ураганом взлетев на простор, Все вихри пустынные скличу И прахом засыплю грабителя взор, У хищника вырву добычу. И путь я свободный повсюду найду. Сквозь стены, в чертог беспредельный Я к злому сатрапу заразой войду И язвою лягу смертельной. Утихну, – и к ангелу-деве потом Легко полечу, и над нею В день знойный прохладным кружась ветерком, Чело моей милой обвею. И райским довольством и негой полна, Сияя улыбкой умильной, Узнает ли в этом привете она, Что это привет замогильный?

Песнь соловья

Вот он свистнул… Снова свистнул! Это он – знакомый всем! Щелкнул, щелкнул, – дробью прыснул, И пустился вслед за тем В переливы, в перекаты, В перерывы, в перехваты, Бойко звонко голосист. Что за трели! Что за грохот! Вздохи, стоны, шепот, хохот – И опять знакомый свист! «О милая! Певец в воздушном круге Поет любовь и к неге нас зовет. – Так юноша шептал своей подруге. – Прислушайся! Не правда ль? – Слышишь? – Вот Он просвистал к своей, конечно, милой: Как счастлив я! – Вот замирает он От счастия! Вот с новой, свежей силой Опять поет, блаженством упоен!» И милая на юношу взглянула, К его устам с улыбкою прильнула И с трепетом, под краскою стыда, Склонясь главой, ему шепнула: «Да», – И локонов с чела ее скатился Живой поток разливом темных струй, И соловья под сладкой песнью длился Томительный, протяжный поцелуй. А там – сидел, оставлен и уныл, Уединен, страдалец злополучный. Песнь соловья он слушал и ловил В той песни звук, с тоской его созвучный, – И грустному казалось: соловей, Покинутый подругою своей, Измученный, поет свое страданье. «Вот, – думал он, – несчастного рыданье! Вот горького раскаяния стон, Зачем любви он поддавался плену! Вот злобный свист! – Обманщицы измену В отчаянье освистывает он». Пой, садов, лесов глашатай! Из конца греми в конец! Пой, единственный певец! Песнью чудной и богатой Ты счастливому звучишь Так роскошно, пылко, страстно, А с несчастным так согласно, Гармонически грустишь. Пой, греми, дитя свободы! Этой песни внемлю я – И душа на клик природы Откликается моя. В час безмолвия ночного Слуху жадному звучи И в глуши певца земного Песням неба научи!

Сонеты

2
Взгляни на небеса! Там стройность вековая. Как упоительна созвездий тишина! Как вся семья миров гармонии полна И как расчетиста их пляска круговая! Но, между ними путь особый пролагая, Комета яркая – системам не верна, И, кажется, грозит другим мирам она, Блистательным хвостом полнеба застилая. Спокоен астроном, по небу гостья та – Он видит – шествует дорогой соразмерной, Но страшен новый блеск для черни суеверной. Так мысль блестящая, высокая мечта – Пугает чернь земли во тьме ее пещерной, Но ясным разумом спокойно принята.
7
Слеза и улыбка
Когда укрытую, невидимую миром, Красавицу томит заветная тоска, – Слеза в ее глазах – алмаз в игре с сапфиром, Росинка божия в лазури василька. Когда ж ей весело – и за сердечным пиром Улыбка по устам продернута слегка, – Сдается: тронуты два розовых листка Весенним воздухом, чуть дышащим зефиром. Порою вместе – дождь – и ясны небеса. Так на живом лице ее, моей голубки, Порой встречаются улыбка и слеза. Как тягостны тогда приличию уступки! Лобзаньем хочется ей осушить глаза, Лобзаньем хочется ей запечатать губки.
8
Жемчужина
Летучая ладья над влагою мятежной Неслась, окрылена могуществом ветрил, И вдаль я уплывал, оставив край прибрежный, Где золото надежд заветных схоронил. Измену испытав, с любовью безнадежной Над пеной шумных волн я голову склонил, И с горькой думою, глубокой, неизбежной Кипучую слезу я в воду уронил. Из сердца, полного тоскою безотрадной, Та скрытая слеза невольно истекла, И жаркая влилась в затворы влаги хладной – И, раковиной там проглоченная жадной, Быть может, светлый перл она произвела К венцу для милого изменницы чела.