С развернутой критикой доводов Скалона выступил шурин Столыпина Д. Б.Нейдгарт, посланный в 1910 г. в Царство Польское для проведения сенаторской ревизии. Сенатор–ревизор не решился подвергать сомнению ориентацию на польского крестьянина как таковую, но полагал, что она вовсе не должна препятствовать разделу майоратов между русскими земледельцами. «Не слишком ли высокою ценою, — спрашивал он в своем отчете, — собирается местная власть оплатить лояльность польских крестьян?» Заимствуя количественные данные у своего оппонента, Нейдгарт исходил из возможности разместить в Царстве Польском 57816 семейств, отводя каждому из них по 15 десятин. Майоратные угодья все равно не способны обеспечить полуторамиллионную армию безземельных крестьян, образовавшуюся после реформы 1864 г. Их будущее сенатор связывал со включением в общеимперские переселенческие потоки и запретом на продажу польских помещичьих земель немцам.

«Пикеты русской государственности», по мнению Нейдгарта, остро необходимы как ввиду нарастания германской опасности, так и в целях предотвращения нового выступления поляков. «Что же касается характеристики русского крестьянина, — писал Нейд–гарт, — то в ней упущено, что русский народ–землепашец создал одну из величайших империй, несет на своих плечах бремя содержания огромных окраин государства и поддержания в них порядка и тысячелетней историей доказал свое право на большее доверие к себе и большее уважение… Это глаза, которыми Россия будет вдумчиво вглядываться в жизнь и тревоги своей окраины, это — сдерживающая рука, которой суждено, быть может, вовремя остановить от вольного или невольного порыва страну». Однако патриотический гимн во славу русского крестьянина в исполнении шурина Столыпина не означал отрицания политической роли помещичьих хозяйств. «Если мелкое землевладение нельзя считать иначе как оплотом русской государственности, — писал он, — то сила этого оплота, при сохранении в части и крупных хозяйств, увеличится вдвое, а солдаты мирной армии найдут своих офицеров»89.

Несомненна преемственность — трудно сказать, обусловлена ли она прямым заимствованием или только типологическим сходством — между воззрениями Д. Б. Нейдгарта и П. К.Щебальского. Идея смешанной помещичье–крестьянской колонизации плохо соотносилась с практикой великого переселения на восток. В ходе последнего все попытки представителей благородного сословия стать «офицерами» переселенческих партий (наиболее известна инициатива саратовских дворян) оканчивались «жалкою неудачей»90. (Русское дворянство имело определенные виды и на Западный край, называя его наряду с Сибирью в ходатайствах конца XIX в.91.) Ориентации на мелких земельных собственников, кроме того, учил опыт немецкой колонизации польских земель Германии, весьма высоко ценимый и специально изучавшийся в Петербурге как во времена П. Д.Киселева, так и на заре сибирской эпопеи 92.

Отчет о сенаторской ревизии Нейдгарта был напечатан в год гибели Столыпина. Скалон же занимал генерал–губернаторский пост вплоть до своей смерти в 1914 г. Посягательства на майораты, ценность которых сильно выросла вместе со стоимостью земли, вызвали выступления в их защиту. В 1911 г., явно в ответ на проект Нейдгарта, распространяется брошюра И. П.Шабельского. Автор, сам долгие годы проживший в своем польском майорате, сетовал на неблагоприятные условия, в которых оказались получившие пожалования. «Вместо того, чтобы дать русскому элементу в чуждом краю возможность поддержать престиж русской национальности, — писал он, — эту последнюю поставили в то нелестное положение, при котором русская собственность является обидно некультурною среди общей культурности края». Шабель–ский снимал всякую ответственность с самих владельцев. «Крушение правительственной идеи мобилизовать русского помещика в Царстве Польском, — с жаром доказывал он, — никоим образом не может идти в вину одаренных лиц, поставленных, в силу закона, в положение исключительно безвыходное!»93. К брошюре 1911 г. примыкает более краткая «Записка по вопросу о пожалованных имениях (майоратах)», изданная в типографии канцелярии варшавского генерал–губернатора без указания автора и даты. В записке говорится о возрастании «политической роли» майоратов в деле слияния Привислинья с Империей. «Правительство, — читаем в ней, — нуждается теперь более, чем прежде, в неслужащем классе лиц коренного русского происхождения, с достаточно высоким умственным и материальным цензом, осевших на постоянное жительство в крае»94.

Настроенные вести мировую войну до победного конца, русские политики загодя размышляли о первоочередных задачах, которые предстоит решать после ее завершения. «Мы надеемся, — говорил от их имени с думской трибуны депутат–националист из Подольской губернии Д. Н.Чихачев, — что в скором времени… будем свидетелями радостного явления… — возвращения русских беженцев в западнорусские губернии… Во многих местностях русское население ушло поголовно. Все православное население Холмщины ушло из Холмского края, то же самое случилось и в губернии Гродненской… Мы должны позаботиться о том, чтобы вековые усилия государства в деле обеспечения преобладания русской национальности в коренных русских землях не пропали даром». Чихачев намеревался не только восстановить довоенное соотношение сил, но и развивать успех дальше за счет немецкого землевладения. Имея в виду хозяйства немцев, ровно за год до падения самодержавия депутат призывал к тому, «чтобы эти культурные гнезда перешли в полной неприкосновенности в руки новых русских хозяев»95.

Интерес к проблеме майоратов не только сохранялся вплоть до революций, но и не исчез после переломных событий 1917-го. В этом нет ничего удивительного: ведь речь шла о больших материальных ценностях. В июне 1917 г. под эгидой Министерства внутренних дел состоялось собрание владельцев майоратов в Царстве Польском. В августе 1918 г. на заседании юридической секции представительства Регентского совета Царства Польского в России обсуждался доклад бывшего сенатора Н. М. Рейнке о майоратных пожалованиях. Концепция докладчика, видевшего в них попытку утвердить русское землевладение, вызвала принципиальные возражения Б. Здановича, присутствовавшего на заседании в качестве эксперта. Подобно автору вышедшей в том же году капитальной книги о майоратах Ю. Качковскому, Зданович настаивал на том, что русское правительство только использовало майоратные имения для получения дохода. «Следует сделать вывод, — заключал он, — прямо противоположный тому, к которому пришел в своем докладе сенатор Николай Рейнке. Майораты являются собственностью не частных владельцев, а государства, ныне Польского государства». В ходе дальнейшей дискуссии мнения участников разделились. Тем не менее в отправленном в Варшаву отчете выражалось единодушное пожелание, чтобы польская казна выкупила майораты, определяя размер возмещения владельцам путем капитализации дохода, который российское правительство официально установило в момент пожалования 96. Непростые судьбы русских в межвоенной Польше, однако, выходят за рамки нашего исследования.

Итак, занимаясь на протяжении длительного исторического периода своеобразной прививкой русского элемента к западным землям Империи, самодержавие было поставлено перед чрезвычайно сложным выбором. В процессе поиска оптимальных юридических форм правительственная мысль обращалась к пожалованиям (на правах условного держания или в собственность) и льготной продаже, принудительному и добровольному переселению. Ей требовалось определить региональные предпочтения: Царство Польское или Западный край, а также — точнее — какие именно части первого и второго. Различными могли быть источники формирования колонизационного земельного фонда. Значение социально–экономического облика колонизации обусловило помещение в заглавие двух носителей «русского начала» — помещика и крестьянина. Именно в выборе между ними и соответствующими типами хозяйства, как в фокусе, отразился общий ход российской истории.

Все эти распутья колонизационной политики, в свою очередь, «монтировались» в сложное плетение демографических, этнокон–фессиональных и политических альтернатив. В западном или восточном направлении следует поощрять миграционные потоки? Русская колонизация либо перемещение польских подданных в глубь страны? Обрусение города или деревни? Привлечение сил из внутренней России либо опора на местные людские ресурсы (польских крестьян, коренное восточнославянское и литовское население, старожилов–раскольников и немецких колонистов)?