– Это даже лучше, чем то, что я рассчитывала услышать, если честно.

//////

Умирать было больно. Умереть легко. Вернуться неимоверно страшно.

Каждая из этих стадий повторялась по несколько раз, причем в разной последовательности.

Фиби уже не ждала, что станет лучше.

Она ждала смерть.

Звала ее.

И та пришла.

Это было подобно ощущению густого мягкого тумана, тягучего, как кисель. Если бы Фиби нашла в себе хоть каплю сил, она хотя бы приподнялась в кровати, чтобы взглянуть сопернику в глаза. Но даже дыхательные движения давались ей с неимоверным трудом.

Сколько времени уже длится эта агония?

Чья-то прохладная мягкая рука легла ей на лоб. Фиби открыла глаза, но не увидела в комнате никого и ничего. Ощущение мало-помалу исчезло, но вернулось вновь, как только девушка опять закрыла глаза. Веки смыкались сами собой. Комната перед глазами вращалась в разные стороны, замирала, а затем начинала вертеться еще быстрее. К горлу подступила тошнота. Тело сковал холод. Замерзла кровь в жилах. Мышцы превратились в лед. Сердце рассыпалось на кусочки. И только внутри грудной клетки полыхал пожар.

А затем был легкий прохладный поцелуй в губы, и краткий миг, когда Фиби почувствовала чужое дыхание. Ее ноздри расширились, втягивая воздух, а вместе с ним и тот самый туман, опустившийся в желудок тяжелым камнем. Этот камень, как невидимый якорь, привязал ее к земле.

Покой не для таких, как мы.

Она все еще не могла пошевелиться, но боли больше не было. И не знала, то ли лед растаял, то ли ее тело сгорело дотла. Тела вообще как будто не было. Только пустота. И мягкий обволакивающий туман.

Ей казалось, будто кто-то качал ее на коленях.

Так делала мама, когда Фиби была маленькой.

Кто-то гладил ее по волосам и шептал утешительные слова.

Чужие воспоминания мерзкими зловонными насекомыми вползали в голову. Разлагающие. Чужие. Воспоминания Фиби, не ее.

Ей они больше не принадлежат, как и та семья.

Фиби Коллинз умерла, чтобы жница могла быть.

Словно очнувшись от давнего сна, она встала и, покачиваясь, побрела к столу. Она могла ходить, но не чувствовала ног под собой. Как и пальцы не чувствовали стены, к которой прикасались.

Как зомби.

Мертвец.

Приведение.

Как жница.

Ножны с клинком непреодолимо влекли ее. Как колодец умирающего от жажды, как земля утопающего. Словно без них она не была целой.

Ножны показались ей удивительно тяжелыми, а раскрыв их, она не увидела клинка. Вместо этого там лежал длинный серебряный инструмент, одновременно похожий на меч и на косу. С лезвием на каждом конце.

Ее рука сама потянулась к нему. Жница ожидала, что он окажется тяжелым, как в ножнах, но в ее руках инструмент оказался практически невесомым для таких размеров. Чуть тяжелее охотничьего ножа.

И он был прекрасен.

С первого прикосновения стала понятно, что они были созданы друг для друга.

А затем инструмент просто растворился в ее руках, став знакомым темным дымом.

Они стали неразделимы.

Девушка поняла, что ждала этого всю свою жизнь, и у нее в голове не укладывалось, как она не понимала этого раньше.

Это стоило всех жертв.

Всего.

Впервые она чувствовала себя на своем месте и в свое время.

Эпилог

Тьма наступала.

Кай изо всех сил старался сдерживать ее, но она подобно яду разносилась по его сосудам, лопавшимся едва ли не каждые несколько минут. Тело не выдерживало нагрузки. Оно не доживет и до наступления рассвета. Может, так и лучше. Больше двух сотен лет вполне достаточное время для одного человеческого тела.

– Я рад, что ты, наконец, сказал это вслух, - сказал Отец.

Какая ирония в этом была: все демоны называют его отца Отцом. Для них он был больше, чем родитель или воспитатель. Создатель. Воскрешающий. Кай тоже был одним из его созданий, неся в себе его кровь. Архидемон был тем, кто поднял его из мертвых, вернул к жизни столетия назад, дабы Кай служил ему.

Всякий долг должен быть оплачен.

Раньше Кай всегда был доволен своей жизнью, ну или своим существованием, если так больше угодно. Он мог иметь все, чего хотел, и нельзя сказать, что это давалось ему особенно трудно.

А потом в его жизни неожиданно появилась Фиби Коллинз. Ее появление не сделало его более счастливым, не сделала его лучше. Оно принесло страдания.

– Я сказал то, что она хотела услышать.

Отец вздохнул.

– Ну ладно, то, что вы оба хотели услышать, - исправился он.