— В другом? — переспросил Михаэль. Дворка не ответила. — Она делилась с вами своими сокровенными мыслями все эти годы? Вы разговаривали с ней на личные темы?

— Никто о личном с Оснат не разговаривал, но между строк многое можно прочесть. Оснат никому никогда не доверяла. О ее внутреннем мире можно было только догадываться по тому, как она себя вела и что делала, но добиться от нее искренности было невозможно, даже когда… — Дворка вдруг замолчала, и в ее глазах вдруг появился страх.

— Когда?

— Есть некоторые вещи, о которых никогда не говорят. Когда Оснат было пятнадцать, она попала в беду, но об этом до сих пор никто ничего не знает, даже Аарон Мероз.

— Что за беда?

— Она от кого-то забеременела.

— От кого?

— Разве это имеет значение? — сказала Дворка. — Так получилось, и ничего уже сделать было нельзя.

— Кто это был? — настаивал Михаэль.

— Сын одного из наших членов, очень проблемный мальчик, он был на год младше нее. Представьте себе: четырнадцать лет — и такое!

— Он все еще живет в кибуце?

— Да, к счастью для него, все еще живет. Мы все-таки успели добиться в кибуце определенных успехов. Например, в социальной адаптации людей с отклонениями в поведении. Этот мальчик определенно был с отклонениями, но никому даже в голову не приходило избавиться от него.

— Кто он? — настаивал Михаэль.

— Сын Фани и Захарии, — призналась Дворка, — но он тут…

— Она забеременела, и что потом? — спросил Михаэль тоном человека, считающего, что он на пути к возможной разгадке.

Дворка, казалось, взвешивает каждое слово:

— Она была настолько скрытна, что держала все в тайне целых шесть месяцев. Никто, даже девочки, которые жили с ней в одной комнате, ни о чем не догадывались.

— Что, никто не знал об их связи? — удивился Михаэль.

— Между ними и не было ничего особенного, может быть, несколько сексуальных контактов, а может быть, всего один. Я не смогла узнать от нее никаких подробностей, она полностью замкнулась.

— И что было дальше?

— В то время медсестрой работала Рива, которая заметила, что у Оснат нет месячных. Она обратила на это мое внимание. Дело в том, что, когда речь заходила об Оснат, люди обращались не к воспитателю, а ко мне. — Дворка разгладила складку на своем сером платье и уставилась на Михаэля, словно перед ней сидел любитель дешевой «клубнички».

— И что же все-таки произошло?

— После разговора с Ривой я вспомнила, сколько за последнее время Оснат набрала килограммов, и попросила ее зайти ко мне, когда никого у меня не будет. Я у нее ни о чем не спрашивала, просто объявила ей, что она беременна.

— И?

— Мы прервали беременность, — сухо ответила Дворка.

— После шести месяцев?

— Все можно сделать, хватило бы только решимости. А я была настроена не дать ей совершить ту же ошибку, которую совершила ее мать.

Она тоже хотела избавиться от ребенка. Я это рассказываю вам лишь для того, чтобы вы поняли, насколько замкнутым, недоверчивым и ранимым был этот человечек.

— И об этом, конечно, никто не знал? — спросил Михаэль громче обычного.

— Никто. Кроме медсестры Ривы, которой уже нет. Она умерла несколько лет назад. Ни сам этот мальчик, ни Фаня, никто другой об этом не знал.

— Значит, это возможно?

— Что возможно?

— Чтобы в кибуце никто не узнал о таких вещах.

Дворка молчала.

Михаэль впервые почувствовал себя победителем. Но она произнесла фразу, которая лишила его такой уверенности:

— Я знала. От меня ничего не утаишь.

Михаэль промолчал. Она сделала еще глоток, а он закурил сигарету и подумал о своей бывшей жене Нире. Однажды, когда он попросил ее сделать аборт, ничего не говоря своим родителям, Нира ответила, что это бесполезно, поскольку у матери «и на затылке глаза».

— Оснат была очень живой девочкой, — продолжала Дворка, — но после этого случая никому не позволяла даже дотрагиваться до себя. Она воздерживалась от всего, что хоть как-то было связано с сексом. Но дело было не в полученной ею травме. В конце концов, с моим Ювиком у них все получалось, и четверо детей тому подтверждение. Дело было в ее воле. Она просто решила направить всю энергию в другое русло.

«Что ж тут удивительного, если она с вас брала пример», — успел молча подумать Михаэль.

— В кибуцах, и наш не исключение, мы не придерживаемся консервативных взглядов на секс. Даже в те годы о сексе можно было говорить откровенно и открыто. Проводилась профилактика, детям мы давали половое воспитание, а между взрослыми постоянно вспыхивали скандалы сексуального характера. У нас было несколько матерей-одиночек задолго до того, как возникла такая мода, и они ни разу не слышали ни слова осуждения. Но при этом… она… — Дворка замолчала, и Михаэль ее не торопил. Его сердце сбивалось с ритма каждый раз, когда он чувствовал на себе ее печальный взгляд. — Оснат всегда представляла собой силу, с которой нужно было считаться. Я не знаю, поймете ли вы, что происходит, когда вся природная энергия человека направляется на реализацию идей. Она решила забыть о чертах характера, которые она унаследовала от своих родителей, и стать частицей и участницей всего, что ее окружало. Именно эта энергия позволяла ей проводить идеологические кампании в последние годы. Она вела крупномасштабную битву, но у нее не было конструктивного видения, слишком шаткий у нее был фундамент.