Шрифт:
Стив был начальником отдела вещественных доказательств. И Гордон знал, что сержант пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Но слова Габриелы о том, что Лейси становится все хуже, не давали покоя. А уж от того, что Берроуз и эта рыжеволосая — Лилиан? — имеют полную возможность расправиться с девочкой, Гордон просто приходил в ужас. К тому же он панически боялся за Габриелу. Он ведь не забыл надпись на ее двери. А телепатические боли! А ее слова, что, если Лейси погибнет, она на этот раз тоже непременно умрет!
Шелтон, должно быть, по уши завяз, иначе бы уже давно арестовал Берроуза и Лоренса. Даже если сержант позвонит Шелтону, тот не пустит их в помещение, где хранятся вещественные доказательства. Он не хочет, чтобы на этот раз Габриела докопалась до истины. Или все-таки хочет? Может быть, поэтому он и сказал им… Да! Так и есть!
Гордон судорожно схватил Габриелу за руку.
— В любом случае спасибо, сержант. Мы вернемся в семь часов.
Тот с глубоким облегчением простился с ними.
Габриела посмотрела на Гордона так, словно сомневалась в его здравом рассудке. Прежде чем она успела запротестовать, он оттащил ее подальше, где сержант уже не мог их услышать.
— Гор, что ты делаешь?
— Шелтон не поможет нам. Почти наверняка. И сержант тоже.
— Нас словно прокляли! Но я должна попасть в комнату с вещественными доказательствами, Гор. Если я дотронусь до поводка, то смогу почувствовать, где сейчас Лейси.
— Я знаю. Мы попадем туда, не волнуйся. Но я хочу сказать тебе кое-что. Ты была права, Габи, — Шелтон не убивал Кристину. Он сказал нам о поводке, потому что хочет, чтобы ты до него дотронулась. Он хочет, чтобы ты нашла Лейси.
— Вот оно что! — Она чуть не закричала. — Это и ввело меня в заблуждение. За все годы, что мы работали вместе, Шелтон никогда не скрывал от меня информацию. — Она нахмурилась. — Но почему он просто не предложил нам прийти и посмотреть?
— Этого я не знаю. — Но Гордон имел подозрения на этот счет. Если они справедливы, то вполне понятно, почему Шелтон не арестовал Лоренса и Берроуза. — Следуй за мной.
Догадываясь, что он имеет в виду, она сжала его руку.
— Гор, мы не можем!
Двое проходящих мимо полицейских смерили их любопытными взглядами. Гордон и Габриела приникли друг к другу. Полисмены заулыбались и прошли дальше.
Когда они скрылись, Габриела снова вцепилась в Гордона.
— Ты сошел с ума!
— Вероятно.
— Не можем же мы взломать дверь в комнату с доказательствами!
— Хорошо, а что ты предлагаешь?
Он прекрасно знал, что предложить ей нечего.
— Ну, не знаю…
— У нас нет другого способа пробраться туда.
— Хорошо. — Все еще не желая сдаваться, Габриела уцепилась за подходящий, хотя и неубедительный, предлог: — Но я не знаю, где это.
Гордон поднял брови.
— Внизу, в подвале.
Она скривилась, и он легонько поцеловал ее.
— Я понимаю. Тебе нравится нарушать закон не более, чем лгать. — Полуобняв ее, он направился к лифту. — Просто так, к сведению: мне тоже.
Габриела и не подозревала, как много он вложил в эти слова. Как трудно ему было удерживать язык за зубами и не рассказать ей об Эвансе и Тельме, о том, что он следил за ней, Габриелой, целый год. Но если он признается, то потеряет ее. Теперь он знал это так же твердо, как и то, что Лейси грозит серьезная опасность. А потерять Габриелу… это… это… Мысль о том, что он может ее потерять, просто ошеломила его. Он остановился и ошарашенно уставился на нее.
— Что такое? У меня выросла вторая голова? — Габриела выпрямилась и пригладила волосы. Они взлохматились, и она подозревала, что Гордон сейчас скажет, до чего она кошмарно выглядит. Но нет. Он вообще ничего не сказал. И будь она проклята, если он сам не выглядит так, будто язык проглотил.
Дверь лифта открылась. Габриела вошла внутрь, но Гордон не двинулся с места. Она потянула его за рукав. Дверь начала закрываться, и ей пришлось нажать на кнопку. Дверь снова открылась. Гордон смотрел на Габриелу так, словно она находилась за тридевять земель от него.
— Да что с тобой стряслось?
Он шагнул к ней почти вплотную и взял ее за подбородок.
— Я должен сделать это, Габи. Я знаю, сейчас неподходящее время, но… я должен…
Его губы легко прикоснулись к ее губам, пробежали по подбородку и вновь вернулись к губам. Руки бережно легли ей на плечи и скользнули вниз по спине; Габриела оказалась в его объятиях. Он целовал ее и раньше, но так — никогда. Теперь в его прикосновениях появилась особая нежность, благоговейная страсть — она буквально исходила от его пальцев, скользящих по ее телу. На мгновение отклонившись назад, он пробормотал ее имя и вновь прижался к ее губам.