— Первый раз в Чистилище? — поинтересовался главарь.

— Бывал раньше. С год назад.

— Ну да? — не поверил тот. — Ты же просветленный.

— Длинная история. — Пацаненок путался у Мити под ногами, хватал за руку. Митя сам не понимал, зачем тащит его с собой. Главарь безусловно прав: дети Москвы опаснее ядовитых тараканов, ужалят — и не уследишь, но Митя теперь часто поступал неадекватно. В свою очередь, он спросил:

— Твои люди… На каком коде?

— Ни на каком… На них не действует глубинная стерилизация. Почти животные.

— И как объясняет это наука?

— Науке пока не до нас, — усмехнулся главарь. — Мы для нее отработанный материал. Вторичная переплавка…

Когда сквозь курчавые дымки горящих свалок проступили черные шпили Самотеки, главарь остановился, удержал Митю за плечо. Остальные отщепенцы сбились в кучу в отдалении.

— Все, дальше нам ходу нет. — Он теперь чем–то неуловимо напоминал Мите учителя Истопника. Неторопливость речи, внимательный взгляд, внушительность жеста. — Скажи, ты правда от Марфы? Это не блеф?

— Не сомневайся, от нее.

— Разговаривал с ней?

— Как с тобой. — Митя блаженно улыбнулся.

— И какая она?

— Спроси что–нибудь полегче.

Предводитель нахмурился, погрустнел, и Митя, понимая его состояние, добавил:

— В конце концов, командир, разве так важно, какая она? Важнее, что существует.

Предводитель тяжко вздохнул, как проснулся.

— Конечно, я тебе не верю, гонец, но слушать приятно… Да, чуть не забыл. У Деверя есть двойники, не попадись на эту удочку.

— Лабораторные?

— Какие же еще. Говорят, по виду не отличишь.

— Отличу, не волнуйся. — Митя повернулся и пошел. Ваня Крюк за ним. Едва отошли на безопасное расстояние, он облегченно забулькал:

— У-уф, страшно было, а тебе, босс?

— Не очень… Чего боялся?

— Да ты что? Они все отвязные, человечину жрут. Я на плакате видел. Отрежут ногу или руку — и хрум, хрум. Даже не варят, сырятиной едят… Как думаешь, почему они башли не взяли?

— Где им их тратить?

На Самотеку прошли длинным, закопченным проходным двором, словно из тени в свет, и сразу окунулись в буйство праздничного дня. Мите повезло: они оказались на площади, окольцованной громадными рекламными плакатами, где предлагали себя на продажу в суточное рабство гулящие девки, то есть те из горожанок, которые еще надеялись зашибить копейку старинным женским ремеслом. Одна задругой под ритмичную музыку выскакивали на дощатый помост и демонстрировали свои прелести, кто как умел. Некоторые, помоложе, успевали исполнить стриптизик, более зрелые матроны, не полагаясь на свою сноровку, выбегали уже полуголые — каждой отводилось на показ три минуты, что было вполне оправданно: иначе не успели бы попытать счастья все желающие. Покрутившись на помосте, очередная стриптизерша выкрикивала свою цену, и толпа зевак, сгрудившаяся на площади, отвечала доброжелательным ревом и свистом. И хотя цены были бросовые, торговля шла худо, можно сказать вообще не двигалась. На площади в основном скопилась раздухарившаяся чернь, у которой не было денег на лишнюю дозу дури, не то что на рабыню. Однако это обстоятельство ничуть не снижало накал невольничьих торгов.

Митин план розысков заключался в том, чтобы пустить слушок впереди себя: дескать, какой–то чудик–приезжий активно ищет контакта. Слух, разумеется, дойдет до Деверя, и тот сам выйдет на связь, если захочет. Если захочет. Если нет, придется придумать что–то другое. У плана был единственный, но большой недостаток: глазастая, ушастая агентура миротворцев может опередить Деверя. Смехотворный риск по сравнению с тем, что Мите предстояло сделать в ближайшие дни.

Оглядевшись, он выделил среди гомонящей, веселящейся публики смурного мужика с черной бородой, державшегося как бы поодаль. То ли от халявного пива, то ли от утренней дозы вид у него был обалделый. Митя послал пацаненка, чтобы привел мужика. Ваня Крюк выполнил поручение с неохотой, он увлекся торгами и уже минут пять уговаривал купить «вон ту сисястую». «Зачем она тебе?» — удивился Митя. «Как зачем, как зачем? — ершился угорелый мальчуган. — Красивая телка, ты что?! На пару оприходуем. Обоим хватит».

Мужик приковылял и уставился на Митю мутными гляделками.

— Купить хочешь? Сколько дашь?

— А сколько просишь?

Мужик стукнул себя в грудь кулаком, надеясь поразить возможного покупателя молодецкой удалью.

— Не ниже десятерика, парень.

Пацаненок забился в истерике.

— Старая перечница, во заломил, да, Митрий?! Десятерик! Наглый, гад!

— Заткнись, — цыкнул на пацаненка Митя, тщетно ловя в глазной мути мужика хоть искорку человеческого сознания. Нет, мерцающая пустота.

— Хорошо, — согласился он. — Дам десять баксов и сверх еще пятерку, если поможешь в одном деле.

Мужик вскинулся, как старый конь при звуках походной трубы.

— Чего надо? Говори.

Митя подобрался, пригнулся, промолвил значительно:

— Деверя ищу, понял, нет?

Мужик сник с лица, отступил на шаг. Показалось, нырнет в толпу, но жадность пересилила.

— Не знаю такого, — ответил хмуро.

— Не важно, помоги найти, пятнашка твоя.

— Покажи бабки.

Митя наугад вытянул из кармана пучок зелени. Тусклые очи руссиянина дико сверкнули, правая клешня инстинктивно дернулась.