Иногда, как мы видели, наши источники действительно заставляют предположить, что миграционные стереотипы влияли на сознание авторов. Историк VI века Иордан описывает переселение готов в Причерноморский регион в III веке как передвижение «одного народа», в то время как реальность, отображаемая в более ранних источниках, куда сложнее. В свое время мы рассмотрим еще один превосходный пример – рассказ о переселении лангобардов в IV и V веках, записанный в IX. Но что с Аммианом и событиями 376 года?

В этом случае аргумент о стереотипах, связанных с миграцией варваров, кажется крайне неубедительным. Для начала скажу (пусть это и не самое главное), что я не могу с уверенностью сказать, будто Аммиан представляет тервингов или грейтунгов «народами» («сообществами с одним происхождением») в каком-либо идеологическом контексте. Более того, он вообще их не анализирует. Его интересует – и это в целом характерно для «имперских» источников, посвященных варварам, – военная и политическая мощь этих союзов, которая может угрожать безопасности Римской империи. Как именно они функционировали, его не слишком заботило. Тервинги, разумеется, не были «народом» в классическом понимании – закрытой, биологически самовоспроизводящейся группой, члены которой обладают общей и весьма отчетливой культурной идентичностью. Социальная дифференциация уже существовала в германском обществе в начале римского периода и стала более выраженной за последующие три столетия (см. главу 2). Все германские племена позднеримского периода, о которых нам известно, шли в бой двумя отрядами, в которых имелась строгая иерархия, и вклад их в групповую идентичность был разным. Эти отряды, возможно, также включали рабов, которым не дозволялось сражаться. Тот факт, что Аммиан не касается этих подробностей, разумеется, не дает нам до конца понять, кем же были тервинги, однако это вовсе не подтверждает мнения отдельных ученых о том, что в его сознании имелась некая единая простая модель, которую он применял ко всем странствующим группам варваров без разбора. На самом деле – и это куда более важно – из «Истории» явственно следует, что Аммиан прекрасно различал и разграничивал разные типы варваров-мигрантов.

В разных главах, к примеру, встречаются упоминания о варварских военных отрядах на территории Римской империи, занятых своим обычным делом – поиском легкой наживы. Эти войска всегда определяются как таковые, иногда он приводит их численность (нередко доходящую до нескольких сотен). Получается, Аммиан был способен отличить военный отряд от мигрирующей группы, включающей в себя разные слои населения. И это, пожалуй, неудивительно, учитывая огромную разницу в численности между одним таким отрядом и объединенными силами готов, собранными в 376 году. По этой причине его рассказ о битве при Страсбурге, который мы приводили в главе 2, еще более интересен. По оценке Аммиана, в ней участвовало свыше 30 тысяч алеманнов и их союзников, собравшихся под предводительством Хнодомара, – и все они находились на римской земле. Несмотря на размер вражеского войска, он ясно говорит, что это сугубо военная операция, целью которой была аннексия территорий империи и в которой участвовали только мужчины, воины. Аммиан так же четко разграничивает методы, которыми в конечном итоге была набрана армия Хнодомара. Многие воины служили алеманнским королям, участвовавшим в битве, некоторые свергли своих правителей, чтобы оказаться на поле боя, а другие были обычными наемниками [168] . Таким образом, хотя войско состояло из многих тысяч человек, Аммиан вовсе не был склонен автоматически называть его народом, мы не видим здесь влияния стереотипа «группа варваров = переселяющийся народ».

Это впечатление лишь усиливается, если обратить более пристальное внимание на его рассказ о том, что происходило к северу от Дуная приблизительно в то время, когда на границе появились готы. Не все мигранты, пересекшие Дунай на пути к Константинополю, по словам Аммиана, явились с семьями. Осенью 377 года готы оказались в затруднительном положении – на севере Балканского полуострова с очень ограниченными запасами продовольствия. Чтобы прорваться через римские гарнизоны, контролировавшие перевалы через Гемские (современные Балканские) горы, готы заручились поддержкой гуннов и аланов, пообещав им большую долю трофеев. Их уловка принесла плоды, но для нас важнее другое. Во-первых, Аммиан был способен идентифицировать силу как политически неоднородную (а не один «народ»), когда это соответствовало истине, – в то войско ведь входили гунны и аланы. Во-вторых, хотя на римской территории тогда имелись переселяющиеся варвары, он не упомянул ни о женщинах, ни о детях. Для Аммиана это просто войско наемников, которое пригодилось готам в сложной ситуации [169] .

Более того, он даже тервингов не описывает как единый «народ», целенаправленно переселяющийся из своих земель к римской границе. Тервинги прибыли на Дунай в 376 году двумя отдельными группами, потому что между ними наметился раскол. Большая часть под предводительством Алавива и Фритигерна состояла из тех, кому было не по нраву правление Атанариха, представителя официальной династии, и кто надеялся обрести пристанище и защиту в империи. Вторая и меньшая, хотя тоже довольно многочисленная группа позже последовала за ними к реке под руководством своего правителя. Там Атанарих, изначально собиравшийся просить разрешения перебраться в империю, пошел по другому пути. Аммиан ясно описывает тервингов как политический союз в разгаре кризиса, а не «народ», спокойно и согласованно двинувшийся в путь [170] . Количество разных типов сил и варваров, собравшихся порой в весьма многочисленные войска, и подробности, сообщаемые им о неурядицах готов, приводят нас все к тому же выводу. Наш греческий солдат был достаточно умен и образован, а также осведомлен о политической ситуации в регионе, чтобы описать события на Дунае подробно и точно. Когда он говорит нам, что к реке подошли два крупных скопления готов с семьями, это и отдаленно не похоже на влияние культурного стереотипа. В других частях «Истории» Аммиан по-разному описывает многочисленные группы варваров, движущихся по территориям Римской империи. Он охарактеризовал происходившие в 376 году на Дунае события именно таким образом намеренно и осознанно, а не потому, что в его сознании имелась лишь одна устоявшаяся модель. Эта точка зрения более или менее принимается в расчет. Даже среди ученых, которые в целом настороженно относятся к описаниям больших групп мигрантов, только один попытался поставить под сомнение цифры, приведенные Аммианом, да и то ссылаясь на существование «миграционного стереотипа», а не какие-либо более серьезные доводы [171] . В общем и целом похоже на то, что Аммиан знал, о чем говорит.

Вторая причина ставить под сомнения достоверность «Истории» Аммиана (его утверждение о том, что гунны были первостепенной причиной миграции этих народов) кроется в сообщении из «Церковной истории» Сократа Схоластика о том, что объединение готов, находившееся под властью Атанариха, раскололось не в 376 году из-за неминуемого вторжения гуннов, а сразу после войны Валента с тервингами, закончившейся в 369 году. Именно после этого, по словам Сократа, Фритигерн вышел из повиновения Атанариху. На этом основании Г ай Халсалл недавно возразил, что Валент, а вовсе не гунны в конечном счете виноват в том, что готы оказались на Дунае, – в том смысле, что успешные кампании императора привели к поражению Алариха и грейтунгов, тем самым дестабилизировав политическую ситуацию в землях клиентов Рима близ нижнего течения Дуная. И только из-за серьезных внутренних проблем в стане готов гунны сумели проникнуть на их территорию. В этом свете уже нельзя утверждать, что пришельцы – гунны – были грозной военной силой, а их вторжение уничтожило существующее политическое устройство в Северном Причерноморском регионе [172] .

Ясно, что рассказ Сократа вступает в противоречие с сообщением Аммиана. Два историка по-разному видят, как и когда раскололся союз тервингов. И это в конечном итоге основная проблема в аргументах, предложенных Халсаллом. Заглавие труда Сократа выбрано верно, в большинстве своем он пишет о развитии христианской церкви. Только периодически и вскользь автор затрагивает иные события, но почти никогда не сообщает важных подробностей, так что общие знания Сократа о готах IV века менее глубоки, чем у Аммиана. Более того, Сократ создавал свой труд в Константинополе в середине V века, следовательно, он не был современником событий, которые описывал. Когда речь идет о политике и военных вопросах, с методологической точки зрения исправлять подробный и точный рассказ Аммиана (к тому же написанный в изучаемый период), ссылаясь на более поздний и к тому же обрывочный текст Сократа, – не самый лучший подход; разве что у нас была бы весомая причина сделать это. Но ее нет. Более того, при более вдумчивом прочтении изложение Сократа можно счесть неверной версией сообщения Аммиана об отношениях готов и римлян (некоторые из событий даже изложены не в том порядке), но обратное верным быть не может никак, поскольку в труде Аммиана куда больше дополнительных сведений и материалов, отсутствующих у Сократа. Стоит также отметить, что война Валента против Атанариха закончилась ничем, что скорее повысило бы престиж готского предводителя, поскольку он был приглашен на переговоры с императором, которые прошли в лодках посреди реки, и был встречен с большим уважением. Этот конфликт был не таким сильным дестабилизирующим фактором, как полная победа императора Константина над тервингами в начале 30-х годов IV века, когда никаких гуннов еще не было и в помине [173] . Следовательно, высказанные сомнения в достоверности и надежности сведений Аммиана весьма неубедительны, и мы можем смело строить дальнейшие выводы, основываясь на предпосылке, что большие, смешанные группы готов действительно двинулись в путь летом 376 года, спасаясь от агрессии гуннов.

Но как нам связать описанные Аммианом миграционные феномены с закономерностями, свойственными массовому переселению людей в современном мире? С одной стороны, масштаб и характер миграционных потоков 376 года вполне согласуются с более современными, поскольку, как единогласно утверждают Аммиан и другие наши источники, основная причина, побудившая вестготов двинуться к Дунаю, была политической и негативной. Гунны подрывали стабильность всего северного Понтийского региона, и готы стремились перебраться в более безопасную местность. Как пишет Аммиан, «они [готы] решили, что наиболее подходящим для них убежищем будет Фракия; в пользу этого говорили два соображения: во-первых, эта страна имеет богатейшие пастбища и, во-вторых, она отделена мощным течением Истра от пространств, которые уже были потрясены чужеземными воинами» [174] . Судя по формулировке Аммиана, у готов было два основных мотива: все плюсы обитания на территории империи и желание избежать угрозы к северу от Дуная.