— Кончай балаболить, Заика, — по тону сказанного угадывалось: данная тема Дюку неприятна, — чего зря метлой машешь. Девочка она хорошая, да только не тварь дешевая, поэтому тебе ее не иметь.

— Иметь или не иметь — какая разница. Все они биксы продажные — это сто процентов. Зависит только от цены. Между прочим, эту мудрую истину в свое время доказал еще Бернард Шоу, — звонивший не упустил случая блеснуть эрудицией.

По-видимому, названное имя ни о чем не говорило Леше Дюку, так как он процедил:

— Слушай, ты мне понты по поводу каких-то там бернардов не прогоняй, а только плавно съезжай с этой темы. Я, может, на эту девочку свои виды имею, поэтому замни базар.

— Да, видать, сильно тебя зацепило. — Несмотря на резкость сказанного, Сашок не придал этому серьезного значения, а лишь назидательно произнес: — Зря ты все воспринимаешь серьезно. Я тебе таких правильных девочек на сто баксов с десяток привезу, и заметь, все будут манекенщицами.

— Ладно, закончили тему. Если у тебя все, то пока, — сказал Дюк и закрыл крышку на телефонной трубке, дав отбой.

Привычным жестом прикоснувшись к массивной цепи кончиками пальцев, хозяин загородной резиденции бодрой походкой зашагал в сторону роскошного особняка.

Услышав в динамике короткие гудки, Заика медленно опустил трубку на телефонный аппарат. Поблуждав по окружающей обстановке ничего не выражающим взглядом, он перенес свое внимание с дорогой офисной мебели, удобно расположившейся на толстом персидском ковре ручной работы (подарок друзей с солнечного Кавказа), так идеально вписывающемся в интерьер уютного кабинета, на миниатюрные ладошки с тонкими, коротенькими фалангами пальцев, украшенных двумя золотыми перстнями с внушительным бриллиантом на одном из них.

Когда созерцание собственных рук ему надоело, Заика, встав с кресла, приблизился к огромному, почти на всю стену зеркалу. Уставившись на свое изображение, он начал строить невероятные гримасы.

Отражение, разумеется, полностью копировало человека, правдиво передавая его маленького роста щуплую фигуру, одетую в светло-серый шерстяной костюм весьма консервативного покроя, круглое, почти детское лицо с непропорционально огромными глазами, что делало его похожим на обрядившегося в папину одежду мальчика, и реденькой шевелюрой русых волос, зачесанных с помощью геля на плоский затылок.

Пока он любовался собой, открылась дверь и на пороге появился широкоплечий брюнет в пестром галстуке, нарочито небрежно повязанном поверх крахмального ворота белой рубашки, заправленной в классического покроя черные брюки, в такого же цвета до блеска начищенных туфлях со сверкающими пряжками. Его высокий рост, открытое красивое лицо, наверняка привлекающее женщин, резко контрастировало с обликом хозяина шикарного офиса, причем, надо заметить, не в пользу последнего.

Резко обернувшись, Заика, узнав в вошедшем своего ближайшего помощника, протянул руку.

— А, Вадим!.. Привет, давай, проходи, — он радушно указал на высокое кресло из черной лайковой кожи.

Обладатель пестрого галстука присел, достал из пачки «Мальборо» сигарету и сказал, обращаясь к начальнику:

— Слушай, Саша. Тут возникла одна неприятная история. — Говорящий сделал паузу, прикурил от позолоченной зажигалки и продолжил: — Наши бойцы случайно наехали на какого-то авторитета. Но тот оказался попроворней и мало того, что порезал одному бритвой лицо, так еще забрал у них стволы, зарегистрированные на нашу фирму. Не дай Бог, кого завалят. Мусора к нам придут.

Явно озадаченный услышанным, Заика нервно потеребил мочку уха и, ни к кому конкретно не обращаясь, промолвил:

— Опять эти блатные. Стреляют их, стреляют, а они — как грибы под дождем сквозь землю прорастают. Кто из бойцов потерял стволы? — задал он вопрос непосредственно Вадиму.

Молодой человек, пододвинув поближе стоящую на широком столе дорогую пепельницу и стряхнув в нее пепел, произнес:

— Рудик со своими пацанами. Они ездили на Кутузовский по поводу расселения. Говорят, заглядывали в эту квартиру раньше, но этого жуткого уркагана не видели. То ли просто к кому-то в гости зашел, то ли недавно «откинулся», — Вадим употребил одно из жаргонных словечек, означающее «выйти на свободу из тюрьмы», — что скорее всего, поскольку он называл живущую там старуху, матерью. Под завязку появились какие-то рожи, называвшие мужика паханом. Рудик говорит, что, когда они пришли, тот как раз выходил из ванны, поэтому на нем, кроме спортивных штанов, ничего не было, а весь торс казался синим от наколок. Как бы не вор в законе оказался.

Физиономию Заики исказила брезгливая гримаса, но ненадолго. Приняв обычное выражение, он спросил:

— Ты что, обосрался? А хоть бы и вор в законе, разве у него два сердца или запасная голова имеется? Пуля, она ведь никогда не делает различий между авторитетами и подзаборными задрыгами.

— Не надо на меня наезжать, — в голосе гостя появились стальные нотки, — ты ведь знаешь, я плевать хотел на всех крутых, вместе взятых. Я думаю, как нам «плетки» вернуть? Можно, конечно, с ним поговорить. Вдруг он сам отдаст…