Закомуришка тридцатая посвящена в основном поэзии. Здесь можно узнать про Лермонтова и Жуковского много полезного для сдачи ЕГЭ. Здесь же мы бегло знакомимся с колоритными фольклорными персонажами – Сазошкой Корносым и Киришкой Ухатым, узнаём об их славной профессии и знакомимся с их зоркими взглядами на макроэкономику. Но всё это – бегло, ну очень бегло. Кроме того, в закомуришке тридцатой активно обсуждается, нужна ли на Руси полиция. Автор Сказа – народ – авторитетно разъясняет, когда именно на Руси не станет воров. Однако обсуждай не обсуждай, а Смерть и пень Древа Смерти не дремлют, в связи с чем, в заключение оной закомурины, мудрость народная, которая несудима, неистощима, безмерна и в гимне воспета, – заявляет, что есть главное в жизни.
СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА
Продолжение (начало – ищи по ссылке «Другие произведения»)
Закомуришка тридцатая
КАК МЛАД ИВАНУШКА-ДУРАЧЕК РУЖЬЕЦЕ ОПРОБОВАЛ
Посвящается В. Тагакову
Браточки мои – числом тридцать восемь – сидят в кабаке, всё пробуют квасца да выпробывают медца да пивца.
– Братцы! – воплю.
Молчба.
– Братцы, братцы! – воплю в два раза громче.
Молчанка.
– Братцы, братцы, братцы! – воплю в три раза громче.
Опять молчка! А я продолжаю истошно вопить трошки – и всё с тем же успехом, ёшкина кошка.
– Тридцать восемь братанцев, братанцев, братанцев, братанцев! – раз-раз-раз-разозлившись, воплю в тридцать восьмой раз-раз-раз в тридцать восемь раз-раз-раз-раз громче, чем в прошлый, тридцать седьмой раз-раз-раз.
– Шо-о-о? – тихо шепчут братанцы в промежутках меж жуткими глоктами*.
– А я!.. А я!..
– Шо, шо – ты? – еще тише шепчут братанцы.
– Пукалку купил у целовальника!
– Ку... ку... купил? Купил? Купил? Купил? – выпучив глаза, тридцать восемь раз яростно вопят тридцать восемь братюков в тридцать восемь раз громче меня.
– Не купил! – кричит целовальник громче их всех. – Ограбил!
– Правда, ограбил? – уже значительно ласковее, понимаешь, глаголуют брателки.
– Неправда! – возмущенно воплю еще громче целовальника. – Не ограбил!
– Правда, правда! – шепчет целовальник и гаденько улыбается. – Ограбил, ограбил!
– Молодец, Иван! – нежно, понимаешь, глаголуют братулейки тишайшим шепотом. – И ты совершенно прав: никогда ни за що не признавайся в содеянном!
– Да не грабил я вовсе! – воплю еще громче, чем в прошлый раз.
– Верно, Иван, говоришь! Именно так и надо! Иван, а Иван!
– Шо?
– Покажь ружье!
– Вот! Кремневое! Тульская, понимаешь, двустволочка, однозначно!
– Иван, а Иван! – нежно, понимаешь, глаголуют братулеечки громким шепотом. – Дай твое замечательное ружье подержать, дабы вблизи полюбоваться!
Хотел было я дать братюкам свое замечательное ружье подержать, вблизи полюбоваться, да кстати вспомнил седьмой наказ целовальника. Талды* я братоцкам рецяю*:
– Ружья, жены и собаки на подержание не дают!
– У-у-у! – с обиждой* речет младший из моих братанцов, тридцать восьмой, самый глупенький. – Ну и не надоть! А ружьишко-то неважнецкое: не стрелецкое, а детское, понимаешь!
– Ну и шо, шо детское! – веско возражает мой старший братан, атаман. – Палить-то всё равно палит! На то оно, понимаешь, и детское ружьеце, щобы дети могли отбиваться от воров и грабителей, пока старших нет дома! Иван!
– Шо, пан атаман?
– Будешь отстреливаться от воров и грабителей, пока нас, старших братищ, нет дома! И ни шиша не бойсь: небось пронесет! Хорочё?
– Хорочё, пан атаман!
– Надо отвечать: так точно!
– Хорочё, так точно, пан атаман!
– Да не хорочё, так точно, а так точно! Хорочё?
– Так точно, да не хорочё, пан атаман!
– Ну вот и хорочё! Иван!
– Чё?
– За то, чьто ты самостоятельно добыл первое в своей жизни огнестрельное оружие, вот тебе от меня бескозырка!
– Ура-а-а! Действительно бескозырка?
– Ага! Зыришь: без козырька, ну разве не козырно?
– Ур-р-ра-а-а! Козырно! И в самом деле без козырька бескозырка! Необычайно козырно, однозначно! Но откуда она взялась?
– С моей татуированной башки, дурик! Ну, напяливай на свой калган козырную бескозырку, Иван! Хорочё?
– Хорочё, пан атаман!
– Да не хорочё, а так точно!
– Так точно, да не хорочё, пан атаман!
– Ну вот и хорочё! Козырно!
– Ивашка! – молвит мой второй по старшинству братаул, есаул, весь из себя блаародный, как какой-нибудь дон Додон, понимаешь.
– Шо, блаародный дон браташка?
– За то, чьто ты самостоятельно добыл первое в своей жизни огнестрельное оружие, вот тебе от меня тельняшка, дурашка!
– Ура-а-а! Неужели в самом деле тельняшка для меня, дурашки?
– Ага! Полосатая нижняя рубашка для тебя, дурашка!
– Ура-а-а! Но откуль, блаародный дон браташка?
– С моего татуированного тела, дурашка!
– Ну надо же! Тельняшка – полосатая нижняя рубашка с татуированного тела браташки! Для меня, дурашки! Браво!