– Давай сделаем что-нибудь такое-разэтакое. Например, по дороге домой завернем в «Гнусное меню».

Фургончик стоял у шоссе на пустоши, вокруг ни одного дома – только гниющие бревна, оставшиеся от входа в шахту « Димсдейл». На лужайке, служившей стоянкой для автомобилей, не было машин, но на дверях висела табличка ОТКРЫТО, противореча картонке, приклеенной на окне, – ЗАКРЫТО.

В боковой стенке фургончика были проделаны окошки самой разнообразной формы – надо думать, соответственно рамам, которые нашлись на местной свалке. Внутри стены покрывали пожелтевшие плакаты и выцветшие меню ещё тех времен, когда чашка кофе стоила пять центов, а сандвич – десять. Квиллер повёл чувствительным носом и принюхался.

– Вареная капуста, жареный лук и марихуана, – доложил он. – Что-то не видно здешнего метрдотеля. Куда бы ты хотела сесть?

Вдоль задней стены протянулась обшарпанная стойка и ряд высоких табуреток, из них несколько без сидений. Столы и стулья – времен Великой депрессии, скорее всего, они попали сюда из шахтерских кухонь. И никаких признаков жизни, разве только один-единственный, и тот весьма неопределенный: высокий мужчина, тощий и бледный, будто неделю не кормленный, словно лунатик вышел из тёмного угла в конце фургона.

– Симпатичное у вас заведеньице, – весело бросил Квиллер. – Есть какое-нибудь фирменное блюдо?

– Гуляш, – жестяным голосом ответил мужчина.

– А мы-то надеялись на телятину «Кордон-блю». Артишоки у вас есть?.. Нет?.. Розмари, у них нет артишоков. Может, поедем в другое место?

– Я бы хотела попробовать этот гуляш, – уперлась она. – Как ты думаешь, это настоящий венгерский гуляш?

– Леди хочет знать, настоящий ли это венгерский гуляш, – повторил Квиллер, обращаясь к официанту.

– Почём мне знать.

– Пожалуй, мы оба возьмём гуляш. Звучит великолепно. А салат «Паради» у вас есть?

– Только из капусты.

– Чудесно! Надо полагать, очень вкусный салат.

Розмари бросала на Квиллера настороженные, недовольные взгляды, как всегда, когда на него находило игривое настроение. Официант, он же повар, вылез из своей тёмной норы с солидными порциями чего-то наваленного на щербатые тарелки, и она с тем же выражением посмотрела на еду.

– Я думала, гуляш – это нарезанная кубиками говядина, тушённая в красном вине с луком и сладким перцем, – прошептала она Квиллеру. – А это макароны с консервированными помидорами и гамбургером.

– А это – Мусвилл, – ответил он. – Попробуй. Если не слишком задумываться, то не так уж и плохо.

Когда повар принёс помятый жестяной кофейник, Квиллер весело поинтересовался:

– Вы хозяин сего милого заведения?

– Вдвоём с приятелем.

– А не хотели бы его продать? Моя дама не прочь открыть тут чайную и небольшой магазинчик. – Он говорил, не решаясь взглянуть на Розмари.

– Не знаю, что и сказать. Его хочет купить старая леди из Пикакса. Она хорошо заплатит.

– Мисс Клингеншоен?

– Ей здесь очень нравится. Она приезжает сюда с этим тихим пареньком.

Квиллер и Розмари двинулись дальше.

– Вот тебе наглядный пример политики Фанни, -прокомментировала Розмари. – Она давала безответственные обещания бедняге. И ты ничуть не лучше с твоими шутками о чайных и артишоках.

– Мне нужно было сравнить его голос с тем, что на кассете, – объяснил Квиллер. – Нет, не подходит. Да и сам человек тоже не годится на роль опытного преступника… Хотя за такой гуляш он вполне заслуживает тюрьмы. Теперь мой главный подозреваемый – тот тип, что владеет «…ДА».

– Смотри! – воскликнула Розмари, когда они свернули на ведущую к коттеджу дорожку. – Балтиморский скворец. – Она глубоко вздохнула. – Какой чудесный озёрный воздух! И как чудесно эта дорожка сначала вьётся между деревьями, а потом вдруг выходит на открытое место… и открывается вид на озеро.

Квиллер резко остановил машину.

– Кошки на веранде! Как они выбрались? Я же запер их в доме!

Две коричневые голубоглазые мордочки смотрели на них через сетку и выли дуэтом.

Квиллер выскочил из машины, бросив через плечо:

– Дверь в доме нараспашку!

Он бросился внутрь, следом нерешительно двинулась Розмари.

– Здесь кто-то был! Табуретка возле бара перевернута… и кровь на медвежьей шкуре! Коко, что случилось? Кто здесь был?

Коко лёг на бок и принялся вылизывать лапы, далеко выпустив когти.

– Здесь открыто окно! – крикнула из своей комнаты Розмари. – Стекло на полу, и ставня держится на одной петле. Сетку разрезали!

Это было то самое окно, которое выходило на выгребную яму и поросшую лесом верхушку дюны.