Кукла нашла приют на одном из кольев покосившегося забора. Вскоре её немного замочит роса, а потом… потом душная влага, превращающаяся под солнцем в россыпь алмазов, разбудит великана.

Передвижения Эдгара всегда были направлены на восток.

Сейчас все устремления и порывы великана наглым образом перечёркивал косой забор, жалкий перед Господним взглядом и, к слову сказать, не такой уж самоуверенный — в составляющих его кольях наблюдался великий разброд. Видно, глядит иногда на землю Господь, слышит даже самых недостойных из своих подданных, раз не позволил встать между собой в лице чистого, как слеза, рассвета и цирюльником даже такой материальной и, в сущности, вовсе незначительной штуке.

Проснувшись и выглянув из повозки, Ева увидела великана и подумала было что он находится в молитвенном трансе, но, понаблюдав пару минут, поняла, что это не транс. Должно быть, только закончив молиться, он посмел поднять взгляд на небо и, конечно, увидел её.

Когда Ева приблизилась, стараясь дышать и шуметь погромче, чтобы Эдгар её заметил, девочка поняла, что он напуган до безумия.

— Это кукла, маленькая птичка?

— Кукла…

— Госпожа Женщина. Зачем она туда забралась? Слышала ты что-нибудь ночью, маленькая сойка? Какой-нибудь шум? Может, видела свет? Я спал, как убитый. Мне теперь кажется, даже сон был особенным. Никогда ещё я так крепко не спал.

Ева заверила, что ничего не слышала и спала, как будто дома над очагом.

— Это неспроста, — Эдгар пришёл в сильнейшее возбуждение, видно было, как его колотит и трясёт: члены вздрагивали, а с лицом и вовсе творилось что-то невообразимое. — Это знак, который мы с тобой, маленькая капля росы, долго ждали… Поди, принеси. Я… я не смею касаться её, если это создание Господне, и боюсь, если вдруг она окажется знаком Сатаны… Никого нет? (он быстро огляделся). Никто не видит… поди же, принеси её скорее!

И Ева проделала обратную процедуру: залезла на деревянную колоду, встала на цыпочки, сняла куклу, влажную на ощупь, внутренне обмирая — что теперь будет? Она сама, своими силами, столкнула колесо под откос, и теперь оно, подпрыгивая на кочках, стремительно несётся вниз.

Эдгар, видимо, ждал, что её поразит удар молнии или поглотит геенна огненная. Лицо великана вытянулось, когда ничего не произошло.

— Дай сюда.

Он принял у Евы куклу, осторожно взяв за ноги, словно в любой момент та могла превратиться в огромное насекомое. Живот выпирал, грудь, напротив, казалась впалой, как будто вся набивка, потяжелев, утрамбовалась в брюшной полости. Разгладив складки кожи, на которых у любого другого человека имели место быть брови, Эдгар разглядывал шов на животе и прошитое нитками горло.

Он поворачивал руку так и этак, придерживая болтающиеся конечности, а потом, повернувшись к Еве, приказал:

— Неси скальпель.

Когда живот вспороли (Эдгар всё же секунду поколебался — видно, подобие куклы человеку навело его на какие-то мысли), великан и Ева одновременно зажмурились, словно ожидая брызжущей в глаза крови. Великан, конечно, узнал все органы, которые изображала девочка на восковой табличке. Закусив губу, он продолжил разрез и, когда предсказуемо нашёл в груди пустоту, будто бы сам стал одним из колышков забора, слишком уродливым, чтобы стоять рядом с собратьями. А те, заваливаясь вперёд, беззвучно хохотали над его изъянами.

Ева ждала. Она успела уже несколько раз пожалеть, что вообще затеяла эту штуку, но не решалась прерывать такое оцепенение — хоть это и было странно, Эдгар ведь помнил, с какой нетерпимостью относилась она ко всем остальным.

— Она такая потому, что моя голова пуста и никчёмна, — наконец, медленно произнёс великан. — Я не знаю, что там, дальше. Я страшусь нарушать древние запреты — кто меня за это осудит? Но Он не судит. Он подсказывает путь.

— Кто — он? — спросила Ева и услышала, как странно зазвучал её голос. Будто кашель.

— Я всё ещё не знаю. Буду пока называть его просто Он, но мне кажется…

И Эдгар вдруг повернулся, чтобы Ева могла видеть его глаза, до краёв (словно бадьи, что таскают от реки женщины) полные влагой.

— Кажется, имя ему — мой Господь. Сказано — диавол приходит в телах, прелестных взгляду, и задабривает сладкими речами. Личины же Господа уродливы, и потому многие от них отворачиваются. Но я не отвернусь, ибо сам уродлив. Я…

Он как будто онемел. Жестами попросил у Евы иглу с ниткой, и в несколько стежков зашил распоротый живот.

С этого дня великан начал вести себя по-иному. Он был как маленькая зверушка, что внезапно почувствовала в себе медвежью храбрость. Часто Ева видела на бледных губах улыбку; Эдгар улыбался горизонту и словно притягивал его. «Скорее, скорее — словно молил он — Я знаю теперь, что должен действовать. Мой молот занесён, меха готовы, так дай же скорее теперь железо, которое нужно ковать».

К каждому новому пациенту он пристально присматривался, будто ждал от него обещания открыть все на свете тайны. Или хотя бы какие-то маленькие, но из тех, что не давали великану покоя. И каждый раз, слыша «подравняй-ка мне бороду», Эдгар брался за инструменты так, будто убрав лишнюю щетину, он узрит символы, которые с вопиющей ясностью дадут ему представление о следующем шаге. Иногда Еве мерещился на белых губах волчий оскал, и тогда она, бросив все дела, уходила в повозку и тихо плакала, молясь, чтобы то, что она совершила, не превратило Эдгара в чудовище.