— Откуда у вас эта… штука? — спросила я, с любопытством ощупывая иномирский артефакт.

— Да пили с одним типом, он и подарил. Сказал, вдруг пригодится. Я его и в лицо-то уже не помню, а подарком, бывало, пользовался. Только мне оно неудобно, коротковато, ноги не помещаются. А тебе в самый раз будет.

Мне палатка была не просто 'в самый раз', там и ещё три таких же Марготты поместилось бы без особых хлопот, поэтому я с энтузиазмом кинулась обустраивать своё новое жилище. И ночью смогла наконец-то выспаться в тишине, покое и на свежем воздухе.

А утром выползла наружу, умылась, поболтала с караульными, полюбовалась на окрестные виды, вернулась в палатку за своей миской — и уткнулась взглядом в огромную алую розу на длинном шипастом стебле.

Я недоверчиво потрогала цветок носком сапога, потом всё-таки подняла и повертела в руках. Выглядел он уже основательно подвявшим: видимо, срезали ещё вчера, а о воде не позаботились. Сколько он провалялся возле палатки, оставалось только гадать.

Караульные уже сдали смену и завалились спать, но я распинала всех троих и призвала к ответу. Точнее, попыталась. Мужики явно знали, от кого мне привалило такое счастье, многозначительно хмыкали и переглядывались, но откровенничать не желали. Желали они спать, причём весьма недвусмысленно.

— Вот подмешаю вам в кашу зелье правды! — пустила я в ход самую страшную угрозу, какую смогла придумать.

— А где ты его возьмёшь? — резонно спросил Тихоня (он был один из тех, кто стоял ночью в карауле). После чего перевернулся на другой бок и немедленно захрапел. Нары жалобно поскрипывали в такт его дыханию.

На следующее утро роз было уже две.

Ещё через день — три. Причём вылезая из палатки, я нечаянно опёрлась о стебли, и потом целый час выколупывала из ладони обломившиеся шипы и зализывала ранки. После этого шутка перестала казаться смешной. Я носилась по перевалу, потрясая букетом, и требовала возмездия. Солдаты отшучивались или отмалчивались в зависимости от характера и настроения, но тайну хранили крепко.

Я прислушивалась к чужим разговорам, вглядывалась в лица, пыталась строить сложные гипотезы — но логика пасовала. Подозреваемых было тридцать человек — и никого конкретного.

Все обитатели перевала были основательно старше меня, большинству из них я годилась в дочери. Примерно так они ко мне и относились: покровительственно, почти по — родственному. Глазки никто не строил, сальных шуточек не отпускал, за задницу не щипал. Или Муллен оставил по этому поводу чёткие распоряжения, или у мужиков прорезался инстинкт самосохранения. А может, и то, и другое.

Но ежеутренние розы явно подразумевали какую-то романтическую цель. Или нет?

Отчаявшись вычислить цветочника, я решила устроить засаду. Прятаться в кусты, конечно, не стала. Просто спать не пошла. Всю ночь бродила по территории, приставала к караульным с глупыми вопросами, утащила из барака свечку и письменные принадлежности и, устроившись прямо на камнях, возобновила свои дневниковые записи. Благо, мыслей и событий скопилось более чем достаточно.

Отлучилась я только один раз — до висевшего на склоне горы деревянного строения.

А когда вернулась — возле палатки лежали четыре розы. Караульные неприкрыто ржали. Я чертыхнулась и ушла к себе, надеясь, что к утру роз не станет больше.

Не стало. Зато меня посетило гениальное озарение: в горах цветы не растут. По крайней мере на нашем перевале. Здесь из культурных растений вообще ничего кроме укропа не было, да и тот использовался не как приправа, а как закуска.

А цветы, да ещё такие здоровенные, могли попасть сюда только извне.

Солдаты с перевала не отлучались, я бы заметила. Зато раз в несколько дней приходила подвода из замка: с едой и свежими новостями. Иногда новости прибывали и чаще, с мальчишкой — посыльным. Мог ли он таскать заодно и розы? Да запросто!

Отоспавшись после ночного бдения, я объявила охоту на засланцев из замка. Ждать пришлось недолго, мальчишка прибежал уже к вечеру, притащил какую-то очень важную записку для Дамира. Обратно он надеялся успеть до темноты, поэтому очень торопился, но я всё-таки перехватила его на выходе.

Спустя несколько минут я знала всё: что зовут его Люс, он сын кухарки из замка, знает, как написать своё имя, ему десять лет и за эту длинную и богатую на события жизнь он аж три раза видел господина Сайона айр Нермора, причём один раз — вблизи. Только вот про розы он ничего не знал.

Да, конечно, в Нерморе они росли, несколько кустов во внутреннем дворе и ещё сколько-то в горшках по всему замку, для красоты. Сорвать мог кто угодно, принести на перевал — тоже.

— Значит так, — начала я, выслушав сбивчивую, многословную, но совершенно бесполезную речь Люса, — Последи-ка несколько дней за кустами и выходом из замка. Если кто-то понесёт сюда розы — скажешь мне. Справишься?

— А что мне за это будет? — резонно спросил мальчишка.

Я машинально полезла в карман за мелкой монеткой, но остановилась на полпути. Денег у меня с собой не было. Вообще. Уезжала ведь на пару дней, да ещё и с Хозяином. Даже в голову не приходило, то могут понадобиться.