Ему следовало вернуться к своим планам и электронным письмам. Работа — это надежная крепость, внутри которой он чувствует себя комфортно.

Руби ни о чем его не спрашивала. Она просто стояла, опершись локтями о балюстраду, и смотрела в темноту перед собой. Легкий ветерок трепал ее челку.

Макс сделал шаг в ее сторону:

— Я был с вами груб. Простите меня.

Руби повернула голову и посмотрела на него:

— Я принимаю ваши извинения, но вы сказали правду.

— Даже если и так, мне не следовало этого говорить.

На ее лице появилась улыбка.

— Спасибо. — Она выпрямилась и указала ему кивком в сторону комнаты. — София просто обожает раскраски. Я собиралась сделать для нее несколько рисунков на завтра, но не смогла устоять перед искушением и вышла подышать свежим воздухом. Думаю, мне пора.

Она направилась внутрь, но Макс загородил рукой дверной проем. Он не знал, зачем это сделал. Ему следовало позволить ей уйти.

На лице Руби было замешательство, в глазах читался вопрос.

Вопрос, на который у него не было ответа.

Слова полились рекой, прежде чем он сообразил, что делает.

— Мне тяжело здесь находиться. Это наша первая с ней встреча после смерти моего отца.

Руби смотрела на него с пониманием.

— Ее уход сломал его. Все думали, что он остался прежним несгибаемым Джеффри Мартином, которого ничто не могло подкосить, но никто не знал его так хорошо, как я.

Подойдя ближе, она положила ладонь на его руку. Не на ту, что преграждала ей путь, а на свободную.

— Вы на нее сердитесь. — Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

Макс кивнул. Он уже много лет злится на свою мать. В подростковом возрасте это было негодование, но с годами оно превратилось во что-то более глубокое и мрачное.

— После смерти отца я больше не могу игнорировать свой гнев. Хочу, но не могу.

Отойдя от нее, он сделал несколько шагов по балкону. Руби последовала за ним.

— Вы должны понимать, что это нелогично. Что она не виновата в его смерти. Они разошлись много лет назад.

Макс резко повернулся:

— В том-то все и дело, что это ее вина. Вы не слышали, какие ужасные слова она часто выкрикивала в его адрес. — Он покачал головой. — И он ни разу не вышел из себя. Жить с ней ему было нелегко, но ее уход негативно отразился не только на него душевном, но и на физическом состоянии. На фоне переживаний у него развилась гипертония.

— Это стало причиной его смерти?

Макс кивнул:

— У него было два инсульта. Первый был легкий, но второй его доконал.

Его ярость была так сильна, что ему хотелось ударить кулаком о стену.

— Она тоже страдает, — сказала Руби. — Вы не можете ее простить?

Не в силах произнести свой ответ вслух, Макс просто покачал головой.

Должно быть, Руби заметила, как он напрягся. Она подошла еще ближе, и он почувствовал легкий аромат ее духов.

— Вы должны давать выход своим эмоциям, Макс. Вы не можете копить их внутри себя. Если вы будете продолжать их сдерживать, это может вас разрушить, как разрушило вашего отца.

Макс знал, что она права. Он просто не знал, умеет ли выпускать пар и хочет ли этого.

Внутри его словно что-то переключилось, но вместо гнева он дал выход чему-то другому. Это имело отношение не к его матери, а к женщине, стоящей перед ним.

Он медленно наклонился вперед и увидел, что глаза Руби расширились и потемнели. Положив руку ей на затылок, он притянул ее к себе и накрыл ее губы своими в страстном поцелуе.

Руби знала, что ей следовало соблюсти внешние приличия и разомкнуть объятия, но, к сожалению, она не была столь благоразумной. Вместо того чтобы напомнить ему о границе между ними, которую не пересекла бы ни одна приличная няня, она позволила ему покрыть жаркими поцелуями ее шею.

Она никогда прежде не подавляла своих желаний и не собиралась делать этого сейчас. Она не оттолкнула его, а, напротив, встала на цыпочки, запрокинула голову и вцепилась в его рубашку.

Его ладони заскользили по ее спине, а потом он обнял ее за талию и так тесно прижал ее бедра к своим, что она почувствовала, как он возбужден. Затем он снова поцеловал ее в губы, и у нее возникло ощущение, будто они балансируют на краю и до падения в бездну неизвестности остался всего один маленький шажок.

Она оказалась права. Когда Макс перестает сдерживать свои эмоции, его итальянская кровь дает о себе знать. Он становится горячим и страстным, и сейчас она ощущает на себе всю силу этой страсти. Это было великолепно.

И в то же время очень глупо.

Должно быть, Макс пришел одновременно с ней к этому же выводу. Он замер, убрал руки с ее талии и сделал шаг назад. Все это произошло так неожиданно, что Руби чуть не потеряла равновесие.

— Простите, — пробормотал он, глядя на нее в ужасе. — Это было неправильно.