Когда Ания проснулась, было уже светло. Какое-то время она просто лежала, глядя перед собой в маленькую дырочку наброшенного на голову капюшона, долго не могла понять, где она находится и что делает. Ах, да!

Осторожно потянулась, чувствуя боль во всех мышцах ног, конечно, она ведь шла пешком всю предыдущую ночь. Вспомнила, как к утру замёрзла: на рассвете заметно похолодало, а потом опять согрелась почему-то. Странно это. Она вообще не думала, что сможет заснуть здесь, в таких жутких условиях, а ничего, даже чувствовала себя отдохнувшей.

Хрустя сеном, Ания поднялась на ноги и с удовлетворением отметила, что одежда и обувь на ней высохли. Как это хорошо, когда на тебе сухая и тёплая одежда. Оруженосца уже не было, выходит, он уже поднялся и, оказывается, свой плащ набросил на Анию, вот, почему ей стало вдруг тепло, и последние свои сны она видела в благодатном тепле. А на улице и правда прохладно. Дождь, как будто, перестал, зато от вылитой влаги стало холодно.

Ания вышла на улицу. Надо найти уборную, привести себя в порядок, найти своего сопровождающего и отправляться в дорогу. Она прошла через двор, обходя огромные лужи с плескающимися в них утятами, рыжий петух проводил её настороженным взглядом, словно ждал подвоха. "Ничего я тебе не сделаю",- подумала Ания, осматривая хозяйственные постройки и выискивая глазами главное направление.

Девушка-служанка несла от коровника ведро молока и подсказала, куда пройти. Над крышами только-только проблескивали лучи поднимающегося солнца.

У таверны у бочки с дождевой водой Ания нашла оруженосца. Он отмывал грязь и следы крови с себя и с одежды, и не сразу заметил подошедшую со спины Анию. Баронесса не хотела ему мешать и сама осмотрела руки и ладони свои. На правом запястье и на левой ладони остались следы от удара плёткой, и ещё болело на подбородке, наверное, этому месту тоже досталось. Больно.

Ладно, её ударили всего один или два раза, а этому Эрвину-то досталось - ой!
– куда больше, не сравнить. Ещё вечером, да и днём украдкой, Ания видела следы от плети на его лице и шее, на руках, а ведь ему досталось ещё и по спине. Она помнила, как это было.

– Вам сильно больно?- спросила, не удержавшись.

Оруженосец дёрнулся от неожиданности и резко обернулся, плескаясь и брызгаясь, он не слышал её присутствия.

– Что подкрадываетесь?

– Я? Нисколько!

Снова отвернулся, несколько раз плескал себе на лицо, на волосы и шею. Брр! Как же это холодно, наверное.

– Вы уже поднялись?

– Конечно. Надо ехать, если вы готовы.

Эрвин обернулся и несколько раз резко тряхнул головой, сбрасывая холодную воду, смерил Анию с головы до ног медленным взглядом.

– Нас звали на завтрак. Как считаете, нам стоит перекусить, или мы отправляемся сейчас же?

Да, тон его голоса был ровным, но Ания уловила в нём издёвку. Вообще-то она обещала подчиняться ему и признавать его главенство, а сейчас решала вдруг сама. И это ему не нравилось, и он дал ей это понять.

– Как хотите...- был ответ.

Пока седлали лошадей, хозяин таверны кормил рассветных постояльцев мясом холодного каплуна, сыром и свежими огурцами. Эрвин заценил вино из кувшина и сказал, что еда хорошая, а вино дрянное, и просто попросил пива. И этим ему тоже не угодили. Ну и ладно. Ания вообще сидела молча. Расплатившись за ночлег и завтрак, они скоро отправились в дорогу. Ехали молча.

Всё время Эрвин думал о случившемся накануне. О том, что не смог предотвратить встречу с вражескими людьми, и что самое худшее, с сыном барона Элвуда. Всё задавался вопросами, мучил себя гнетущими мыслями. "Как она могла пойти на это? Она ведь знала, что я рядом. Она всегда знала, что я подозревал её в отношениях с пасынком, я этого не скрывал от неё никогда. И что она позволила себе? Открыто, явно встречалась с ним? Она же знает, что я всё знаю, всё время молчит, ни слова, ни полслова в своё оправдание не говорит. Они что там делали и дураку понятно, вон, как его охрана зубоскалила. А она молчит. Вчера весь день молчала, сейчас опять молчит, даже что-то объяснить не пытается..."

Эрвин изводил себя догадками, в голову лезли всякие мысли и фантазии. Она, конечно, симпатичная женщина, а после того, как ребёнка родила и кормит, поди, сама, так вообще. Расцвела, округлилась в тех местах, где раньше не хватало. Любому голову вскружит, не зря эти вчера языками цокали и губы раскатывали. Она и сама-то, видать, этого не понимает...

И вообще, она внешне нравилась ему даже в этом простом платье и в простом белом чепце, скрывающем волосы. И, наблюдая за ней в те моменты, когда она этого не видела, Эрвин всё чаще думал о бегинке Ллоис, и понимал, что его неумолимо тянет в обитель этих женщин-затворниц, тянет туда, где ждала его дочь деревенской ведьмы, и в груди ныло от тоски и боли. Может быть, поэтому он ещё продолжал молчать, быть рядом с этой баронессой, выносить её присутствие, потому что сам продолжал в душе любить и мог позволить это другому.

В обед, когда они остановились на обочине дороги, чтобы немного отдохнуть и попасти лошадей, Эрвин всё же не выдержал и завёл долгожданный разговор.

– Я многое, конечно, могу понять и простить, на многое могу закрыть глаза, но, если вы думаете, что я буду врать барону о том, что случилось, вы ошибаетесь. Если он спросит, я всё ему расскажу.

Баронесса недоумённо смотрела в его сторону поверх головы своей гнедой лошади, рвущей траву.

– Вы про что?

Эрвин усмехнулся и сделал шаг, двигаясь за пасущейся лошадью. Небо над головой по-прежнему затянуто низкими тучами, солнца не видно, но пока дождя не было весь день.