VI

В апреле из Павлодара приехал Алек со своим отцом, старшим братом Валерки, который зашивался один, и ему нужна была помощь по хозяйству. После того, как он выгнал Наташу, забота о детях и доме полностью легла на его плечи. Протянув немного на старых запасах, Валерка понял, что ему чтобы как-то жить, в ближайшее время надо уже ехать за товаром, но детей оставлять одних нельзя, поэтому нужен кто-то, кто будет присматривать за детьми и помогать по хозяйству. Денег на няню у него, конечно, не было. Он позвонил матери, которая подсказала, что Алешка уже полгода бегает от призыва в их казахскую армию, и ему было бы очень кстати уехать в Россию к дяде. Вариант показался очень хорошим, так все складывалось весьма неплохо и для Валерки, и для Алека.

Поскольку до конца 70-х годов домашний телефон являлся страшным дефицитом и ставился либо заслуженным людям, либо партийным и прочим профсоюзным функционерам, то обладание этим чудом техники начала двадцатого века, в придачу к служебной машине и даче, служило признаком принадлежности, как минимум, к номенклатуре среднего уровня. Но технический прогресс не стоял на месте, и к середине 80-х годов, с увеличением количества АТС и их емкости, значимость этого атрибута советской успешности стала постепенно девальвироваться, спускаясь с высших и средних ступенек власти на нижние и дальше в народ. Будучи профсоюзным деятелем местного значения, Валерка единственный у нас на площадке такую роскошь заимел практически сразу после получения квартиры. Все прочее народонаселение нашего этажа являлось страждущим, долготерпящим рядовым контингентом общегородской очереди на жилье без права на установку телефона в квартире. Предполагалось, и так это и было на самом деле, что облагодетельствованные отдельной жилплощадью и личным теплым туалетом, граждане ни о чем дополнительном помышлять не должны, поскольку специально строить сложную инфраструктуру для их частных разговоров государство не намерено, поэтому наша семья, тоже лишенная данного средства связи, на правах ближайших соседей частенько пользовалась его телефоном, благо ни он, ни Наташа никогда не отказывали нам. Взамен моя мать иногда следила за детьми, когда Валерка с Наташей уезжали за товаром, а присмотреть за ними было некому. Обычно Наташа отводила детей к своей подруге-разведенке, у которой дочка была одного возраста с их сыном. Так они выкручивались из ситуации. Теперь все изменилось, ведь именно эта Наташина подруга была тем злополучным вечером со знакомым Арзу. Потому других вариантов с няней, кроме моей матери в этом качестве у Валерки не осталось вообще.

Зайдя вечером к нему позвонить, я попал на застолье. Три мужика, к которым присоединился и я, пили пиво и закусывали вкуснейшей соленой, как оказалось, Иртышской рыбой. Вареная картошка, рыба, хлеб да соленые грибы- вот все, что стояло на накрытом старой клеенкой столе. Нарядная скатерть толстого сукна, вся в крупных красных маках, была выброшена в мусоропровод, как немая свидетельница супружеской измены. Если бы не дети, то Валерка надолго бы ушел в запой. Все время после разрыва было видно, как он титаническими усилиями сдерживает себя, но после приезда старшего брата и племянника, а это они привезли с собой рыбу и сейчас пили вместе с ним пиво, закрутившись в работу, поездки, Валерка поостыл и к произошедшему, и к водке. Так за кружкой пива мы и познакомились с Алеком. Через неделю его отец уехал, а Алек остался на хозяйстве.

Лихое время проносилось за окном, сметая все на своем пути, и только те, кто жил какой-то мечтой оставались на этом свете еще некоторое время, укореняемые волей в повсеместно истонченном слое смысла. И чем могучее была эта воля, тем сильнее их держала жизнь. Тогда почти всеми молодыми людьми, только начавшими себя осознавать самостоятельными, владела одна мечта - богатство. Все люди и во все времена мечтали и мечтают хорошо жить, это естественно, но в 90-е годы на бескрайних просторах бывшего СССР расцвел культ красивой жизни. В большинстве своем молодежь хотела быстрых денег, она их жаждала и ради обогащения не собиралась останавливаться ни перед чем. Пример их несчастных обманутых родителей научил эти многочисленные полные энергии толпы жить одним днем, вырывая у жизни все понравившееся и не испытывая при этом ни к кому жалости и сострадания. Переведенные на русский язык и растиражированные на миллионах видеокассет фильмы типа "Криминальное чтиво" и "Прирожденные убийцы" стали доступным и понятным катехизисом нового культа. Жизнь без удовольствия не имеет смысла, удовольствие надо испытывать пока молод, пока можешь, потом все бессмысленно: болезни, старость, от них только страдания. Удовольствие заключается не в деньгах, а в процессе их добывания: чем динамичнее, опаснее такое действо, тем лучше, тем вкуснее жизнь. Скучное, серо-будничное зарабатывание хлеба насущного тяжелым ежедневным трудом осталось тогда уделом старшего поколения и неудачников. Веселое разудалое бандитствование в ритме хорошего рок-н-ролла - идеал поколения начала-середины 90-х. Психология комара: одново живем, надо хоть раз напиться кровушки, чего бы это не стоило, для того и рождены. И летели на тепленькое, живое, пританцовывая и подпевая, готовые и зовущие смерть, и совершенно не пригодные к жизни, изменяя сознание до приятного соития с корявой действительностью дешевым алкоголем и тяжелыми наркотиками, умирая в подъездах от передоза или на лезвии ножа, или от пули, так и не успев даже толком освоить блатную феню и отлюбить. Они хотели гореть ярко, они знали, что чем ярче горишь, тем быстрее сгораешь, они видели это каждый день на примере своих друзей и знакомых, они желали сгореть быстро. Когда, вкатывая дозу, человек меняет себя и окружающий мир, то уже никто не в силах переубедить, что этот мир не иллюзия, его прибывание здесь не случайно, а смерть необратима. Уже в конце 90-х, после массового истребления "комаров", выжившие вдруг сообразили, что если конец неизбежен, то наверное не стоит его торопить, ведь в жизни есть еще удовольствия, кроме сумасшедшего секса и бесконечного чувства свободы, которое испытываешь только в молодости, когда нет страха смерти. Парадигма декаданса, как смертельно опасный вирус, убив своих носителей, уступила место парадигме бесконечного потребления. Носители, вырвавшиеся из девяностых, повзрослев и утратив изрядный объем гормонов, приобрели хорошие деньги и научились их тратить. Пройдя мясорубку 90-х благодаря чуть большему уму или врожденной осторожности, или лучшей приспособляемости, этот новый подвид представителей российского общества наконец обуржуазился, внезапно поняв, что реальность можно успешно корректировать с помощью денег и для этого не обязательно менять свое сознание, и что это на самом деле имеет свои приятные стороны и практически безопасно. Былой драйв они заменили кокаином и шопингом. Но все это будет потом, а пока...

– Пошли в клуб сходим, что ли, баб цепанем, - я перегнулся через перила своего балкона и щелчком отправил в полет с десятого этажа тлеющий бычок. Смятая красная пачка "Магны" полетела вслед за ним.

– В какой?
– Алек сидел на корточках, курил и в щель между плитами балкона смотрел вниз.

– В "Минотавр", там бабцов симпотных немеряно из ближнего финансового института.

– Лавэ мало. Мне со стоянки еще не заплатили.

– У тебя же там посуточная оплата. Че, денег за двое суток не нашли?

– Ну, - утвердительно кивнул Алек, встал, тоже щелчком сбросив бычок подальше, чтобы он не залетел по дороге на нижние балконы и опустил со лба на нос темные зазеркаленные круглые очки.

Он ухмыльнулся своей фирменной улыбочкой, которую, похоже, не раз репетировал перед зеркалом. По прогрессирующей легкости в придании лицу выражения циничности и хищности я мог точно сказать, сколько времени он простоял перед зеркалом. Месяц тому назад я притаранил Алеку кассету с "Прирожденными убийцами", и он тут же начал "угорать" от фильма. Через неделю он прикупил круглые очки, которые нашел в киоске на привокзальной площади, через две купил магнитофонную кассету с саундтреком, а еще через неделю начал по поводу и без ухмыляться, нарабатывая прием, для придания крутости своему образу. Алек растягивал закрытый рот в широченной улыбке и немного приподнимал подбородок. Получалась чуть надменная ухмылка уверенного в себе хулигана. Несколько раз я говорил ему, что он слишком часто пользуется этим приемом, но после случая, когда Алек разрулил наезд пятерых гопников возле ларька с пивом, я стал спокойнее относиться к этой его слабости, в конце концов, некий практический смысл в этом был. Его святая вера во все решающую силу понтов меня поражала. Немного позже подоспело "Криминальное чтиво", и Алек начал цитировать псалмы из Библии. Желание выглядеть круче, чем он есть на самом деле, одно из важнейших для подростка. Повадки, мимика, походка, стиль одежды, жаргон и интонации, все перенимается у продвинутых образчиков и применяется на практике. В итоге, чем тщательнее реципиент копирует, тем смешнее он выглядит, хотя бывают исключения, когда человек начинает верить в свой заимствованный образ настолько, что перестает жить собственной жизнью, и тогда комедия превращается в трагедию. Алек был на полпути к трагедии, возможно поэтому.

– Вот че ты лыбишься, а? Там телки привередливые, там бабки нужны, чтобы что-то получилось, - сейчас меня действительно раздражила его неуместная ухмылка.

– Все путем. Пивом разгонимся, там по водке возьмем, а сосок и так раскрутим.

– Вот не пойму я, ты дурак или прикидываешься?

– Да все ништяк будет, дружище, - он опять отработано ухмыльнулся и похлопал меня по плечу.

– Бля..., какой ты ребенок на самом деле. Ладно, поехали. На семичасовую электричку как раз успеваем, к девяти на месте будем.

Из-за экономии фонари на платформе горели через один. Зеленая электричка, громыхая, вползла в желтеющую тополями долину станции. Редкие вечерние пассажиры в сторону города, зябко прохаживаясь, курили, выдыхая в прохладный сырой воздух клубы табачного дыма. Мы тоже курили. Кончики сигарет при каждой затяжке ярко вспыхивали и искрили. "Мальборо" в наших палестинах продавалось по двадцать-двадцать пять тысяч, и его много подделывали, поэтому мы курили дешевую честную "Магну" за восемь тысяч.