— Ваше имя?

— Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, — произнес он и задумался. — Зелье не действует.

— Наверное, Поттер сварил его сам, — ехидно вставил свои пять кнатов Снейп.

Гарри снисходительно посмотрел на него, и отдал фиал директору.

— Дарю вам его, — произнес он. — Тут была обычная вода. Очень надеюсь, что вы будете вспоминать о нем, когда захотите жить по принципу всеобщего блага. Не все цели оправдывают средства… Далеко не все…

Мальчик направился к выходу из гостиной.

— Мы завтра уезжаем. Наш корабль отплывает в два.

Эдвин, собрав свои вещи, вышел следом за ним.

Дамблдор все еще стоял посреди комнаты, сжимая флакон с зельем и совершенно забыв о том, зачем он пришел сюда.

— Ведь это мы вырастили его таким?

Зельевар пожал плечами.

— Альбус, вам известно что–нибудь о его жизни с родственниками?

— Да. За ним присматривала соседка–сквиб, Арабелла. Она сообщала о некоторых особенностях его жизни… — директор задумчиво погладил бороду.

— Значит, мы, Альбус, значит, мы…

* * *

Время казалось Гарри резиновым. Оно жутко тянулось, когда так хотелось, чтобы пролетело поскорее. Ситуация с Дамблдором не была местью и удовольствия как такового не принесла. Все, чего хотелось, это просто показать директору, каково это — оказаться в подобной ситуации, что ты ощущаешь, когда загнан. Он хотел осознания от него. Все извинения в его устах звучали фальшиво, теперь же, оказавшись в подобной ситуации, возможно, Дамблдор почувствует что–то отдаленно напоминающее раскаяние.

— Слушай, а когда ты придумал этот фокус с зельем? — поинтересовался Эдвин.

— Когда приехал сюда. А до этого посмотрел несколько биографических источников, — отозвался Гарри.

На самом же деле про прошлое директора ему рассказала память Тома, когда он пытался найти что–то, компрометирующее своего главного врага.

— У тебя очень изощренная логика, — заметил Эрстед. — Иногда становится даже дико. Ты страшный человек и отличный стратег.

— Тебя это смущает? — поинтересовался Гарри, собирая свои вещи.

— Ничуть, — пробормотал Эдвин. — Скорее наоборот. Со скучным человеком я не смог бы долго находиться рядом.

— Тогда наслаждайся, — ответил Гарри из–под кровати, вытаскивая оттуда носки, и оглушительно чихнул.

— Будь здоров!

— Этого обещать не могу.

Поттер утрамбовал свои вещи в чемодан и сел на него.

— Фуххх… Думал, что уже не закрою его.

— Может, ты и мои чемоданы соберешь? — с надеждой спросил Эдвин.

— Конечно, только не возмущайся, если я забуду положить чью–нибудь ногу или раздавлю какую–нибудь другую важную часть.

— Намек понял, — пробурчал Эрстед.

Он взмахнул палочкой, и образовалось что–то наподобие смерча, который относил все вещи по чемоданам.

— В школе переберу.

— Надеюсь, что ты случайно не обнаружишь у себя мою пижаму или что–то еще.

— Неа, я зачаровывал на свои вещи. Не волнуйся.

— Даже не начинал.

Они отнесли свои чемоданы вниз и стали ждать времени отправления в Шабаш. Как только пробило двенадцать, Гарри надел теплую одежду и переобулся.

— Идем? — радостно спросил он.

— Хорошо, только с опекуном попрощайся.

Мальчик совершенно забыл о его существовании.

Он вышел в холл к лестнице и громко прокричал:

— Профессор Снейп, мы уходим!

Зельевар быстро спустился из своего кабинета, что–то бормоча о Поттеровской предупредительности.

— Думаю, вы и без меня знаете, как пользоваться камином.

— Конечно, — в глазах Гарри плескался холод. — Но было бы некрасиво уйти молча, хотя в следующий раз я поступлю именно так.

Снейп замялся.

— Что ж, до свидания.

— До свидания, — произнес Поттер и первым шагнул в огонь.

— Вы как ребенок, профессор. Только воюете не с тем, — медленно проговорил Эдвин, доставая из сумки что–то прямоугольное.

— А с кем же мне положено сражаться, мистер Эрстед? — ехидно поинтересовался зельевар.

— С собой, в первую очередь с собой…

Юный отпрыск некромантов протянул ему прямоугольный сверток.

— С прошедшим Рождеством! — сказал он, шагнув в огонь.

Снейп осторожно развернул подарок и замер. Эта была картина. Среди макового поля, запрокинув голову, на фортепьяно играл Поттер, а рядом с ним стоял он, с темно–красным цветком, приколотым к груди и так сильно напоминавшим кровь.