Занятия по иностранным языкам стали пыткой для мальчика. Если немецкий язык соглашался ложиться в голову ровными стопочками, то русский представлял собой несистематизированный раздрай. Мальчик до посинения мучился с правильным произношением и пониманием всех грамматических конструкций. Гоняк продолжал оправдывать свою фамилию. На утренней зарядке и уроках физической защиты он полностью выматывал студентов. Немало интересного принес Гарри поход в лечебное крыло. Целитель Пришейухов Назар прописал мальчику специальные зелья для лечения близорукости, но сразу предупредил, что это достаточно болезненный процесс, особенно с учетом, что один пузырек был рассчитан на две диоптрии. У Гарри же зрение было минус десять. Мальчику пришлось провести пять весьма неприятных ночей в лазарете. Палаты представляли собой такие же комнаты, что и спальни. Только некоторые из них были рассчитаны на четырех или шестерых человек. Вскоре Гарри избавился от очков. Это было для него огромным облегчением. Раньше их наличие стало бы преимуществом для любого соперника. Теперь же, без очков, мир для мальчика будто бы стал больше. Поле зрения значительно увеличилось. Оказалось, чтобы посмотреть в сторону, необязательно крутить головой. Достаточно просто скосить глаза.

Роберт отлично владел немецким языком и вместе с Гарри бился над русским. Это обстоятельство в некоторой степени сблизило их. Мальчики больше времени стали проводить над учебниками и в библиотеке, а вечерами спрашивали друг у друга слова и пытались общаться между собой на разных языках. Гарри подтягивал Роберта в английском, иногда помогал с домашними заданиями, Стааф же помогал с немецким.

Гарри был рад. Ему казалось, что он, наконец, нашел себе друга. Эта радость безгранично затапливала все его существо и грела душу. Впервые за большой промежуток времени ему казалось, что он по–настоящему счастлив. Но Роберт никак не хотел понимать, почему он здоровается с Офелией и Дорианом. Гарри просто отвечал, что не видит в этом ничего предосудительного.

С Люпиным увидеться почти не удавалось. За все время они только два раза пересеклись в коридорах школы и перекинулись несколькими словами. Дурмстранг не переставал удивлять Гарри. По выходным к школе приплывали торговые корабли, и берег превращался в рынок. Так же в последнее воскресение месяца разрешалось посещать город Шабаш. Обычно ребята пользовались этим, чтобы увидеться со своей семьей. Удивительными были и приемы пищи. Гарри за три недели успел познакомиться со сгущенкой, солениями, салом и квашеной капустой. Где–то раз в неделю преподаватель зельеварения Патрик Мейер вставал из–за стола и оповещал всех, что у кого–то в зале пища отравлена и надо определить яд. Если они не смогут, то он так и быть пожертвует противоядие. Первые две недели заканчивались провалами. На третью яд оказался подмешан Роберту. Но он этого не заметил. Стааф искренне полагал, что если у них нет уроков зельеварения, то и угроза отравления их не коснется. Он уже поднес чашку с чаем ко рту, когда Гарри почувствовал легкий запах хвои, исходящий от питья Роберта. Это не было нормально. Он с силой выбил из рук чашку, которая с громким звоном разбилась об пол. Этот звук заставил весь зал оглянуться на них. Гарри стоял над Робертом тяжело дыша, будто бы только что сошел с дистанции. Поттеру даже стало смешно. Хвоей может пахнуть только один яд. Гарри повернулся к учительскому столу.

— Чай был отравлен. Яд «Последний сон».

Мейер улыбнулся, кивнул и зааплодировал. Зал присоединился к нему. Гарри было безумно приятно, но он никак не мог понять, почему Роберт разозлился на него. Несколько дней они вообще не разговаривали.

Тем временем школу охватила волна формирования отрядов. Первокурсники хвостом ходили за старшекурсниками, по–щенячьи заглядывая им в глазки. После выпуска семикурсников во многих отрядах освободились места, но брать неопытных новичков никто не спешил. Гарри тоже надеялся попасть в какой–нибудь отряд, но понимал, что, не имея знакомых, это будет слишком проблематично. Скорее всего, он окажется где–нибудь уже в последних числах октября, когда от безысходности примут любого.

Но расчеты Гарри оказались неоправданными, когда к нему подошел Конрад и приложил вступить в их отряд.

— Я, конечно же, согласен! — радостно подпрыгнул Поттер.

Но счастье его было не долгим. Когда они подошли к руководителю их отряда, Жигу Мачеку, оказалось, что он уже договаривался с другим первокурсником.

— Вообще–то я привел того парня, о котором я говорил, — возмущено произнес Конрад.

— Прости, я забыл. Тадеуш Бруевич попросил меня взять к нам его брата, Михала.

— Но ты обещал уже! По–моему, ты неправильно поступаешь! — надулся Конрад.

В этот момент он выглядел очень мило.

— Не волнуйся, все в порядке, — произнес Гарри.

Жиго внимательно посмотрел на него.

— Ты Поттер, по–моему. Нам рассказывали на истории про тебя. Единственный переживший аваду. Хм… — задумчиво протянул он.

— Это не имеет значения! Место в отряде мое! — воскликнул Михал, который до этого стоял молча.

Жиго хмыкнул и махнул рукой.

— Ни мне, ни вам. Устроим завтра вечером дуэль. Лучший попадет к нам в отряд.

Гарри согласился с условием, а Михал зло сверкнул глазами и поспешил покинуть гостиную, бросив напоследок, что не из тех, кто не принимает вызовы.

Поттера раздирали противоречия. Вроде бы он и был рад возможной перспективе вступить в отряд, но в тоже время ему не нравилось, что из–за этого ему придется сражаться с кем–то. Он не сомневался в своих силах, но Михал, по всей видимости, был злопамятным и мог принять поражение как оскорбление собственного достоинства. Обзаводиться врагами ему совершенно не хотелось, но кому какое дело до его желаний.

Роберт продолжал его игнорировать, и обсудить это было совершенно не с кем. Ближе к вечеру сова принесла короткую записку:

«Поттер, я знаю о днях посещения Шабаша. Надеюсь увидеть вас в своем поместье 29 сентября. Есть новости, необходимые для обсуждения. Дамблдор и Ваш безумный домовой эльф будут вас ожидать.

Северус Снейп»

Гарри тяжело вздохнул и поднялся в совятню, чтобы отправить Спес с ответом. Он не мог проигнорировать это приглашение. Когда он вернулся в комнату, Роберта все так же не было. Мальчик перевел взгляд и увидел, что фотография матери отсутствовала. На ее месте лежала записка: