– Тедди, там вовсе нет десятичной дроби,- сказала я.- Прочти-ка как следует.

Внимательно вглядевшись в обозначенную сумму, он произнес:

– Тридцать четыре тысячи шестьсот – что это такое? Позвони в банк, выясни! – с волнением воскликнул он.

Я позвонила в банк, там подтвердили, что эти деньги пришли из России. Лицо Драйзера горело от радостного возбуждения. Вряд ли что-либо могло доставить Драйзеру такую радость, как этот быстрый отклик на его письмо.

– Больше не стану ни о чем беспокоиться. Этого мне хватит до конца,- сказал он.

На следующий день мы пошли в банк, чтобы получить деньги. Но это перечисление из СССР не было последним. В 1946 году, через три месяца после смерти Тедди, меня посетили три представителя русского правительства; прочитав завещание и убедившись, что я являюсь законной наследницей, они на другой день вручили мне семь тысяч долларов наличными деньгами.

Весною 1944 года Драйзер получил письмо от президента Американской Академии искусств и литературы, в котором тот сообщал, что каждые пять лет Академия награждает американского писателя, не являющегося членом Академии или Института, почетной премией, медалью и суммой в тысячу долларов за выдающиеся достижения в области литературы. В этом, 1944, году Академия присудила Драйзеру премию за его книги «Сестра Керри», «Американская трагедия», «Двенадцать» и другие произведения (следовал длинный перечень), а также и за его мужество, честность и смелость, благодаря которым он первый сумел показать в своих произведениях настоящих живых людей и настоящую Америку.

Когда он сообщил президенту Академии, что принимает награду, его пригласили присутствовать на церемонии. Он высказал желание, чтобы я поехала с ним, да мне и самой очень хотелось поехать, тем более, что, по-моему, он чувствовал себя слабым и боялся, что поездка в Нью-Йорк еще более подорвет его силы. Но в это время мне сообщили, что моя мать серьезно больна и имеются опасения, что она не выживет, поэтому я сочла неразумным ехать сейчас на восток.

Перед отъездом в Нью-Йорк Тедди сказал мне, что, по его мнению, для удобства нас обоих следовало бы по его возвращении узаконить наш брак.

– Конечно,- сказал он,- вокруг этого поднимется много шума, но не все ли равно?

– Разумеется,- ответила я,- тем более, что мы венчаемся так поздно. Но мне кажется, я смогу устроить все так, что никакой шумихи не будет.- Я сказала это, не имея ни малейшего представления о том, как я смогу это сделать.

– Отлично, ты будешь просто волшебницей, если тебе это удастся,- сказал он.- Займись этим и, когда все устроишь, дай мне знать. Я встречу тебя там, где ты укажешь, только пришли телеграмму.

Итак, мы с Тедди разъехались в разные стороны: он – в Нью-Йорк, за получением почетной премии от Академии искусств и литературы, а я – в Орегон, к матери. Пребывание в Нью-Йорке и необходимые визиты и встречи очень утомили Драйзера. Я всячески приветствовала и с радостью согласилась на предложение Маргарет Тьядер Харрис исполнять обязанности секретаря Драйзера во время его пребывания там, а когда он написал мне, что его племянница Вера Драйзер, нью-йоркский врач-психоневропатолог, настояла на том, чтобы он показался доктору Шейлеру Лоутону и тщательно проверил состояние своего здоровья, я была ей глубоко признательна.

Когда он приехал в Нью-Йорк, его сестра Мэйм была серьезно больна и лежала в больнице. Он проводил много времени у ее постели и был у нее незадолго до того, как она навсегда закрыла глаза.

Я решила воспользоваться свободным временем, чтобы организовать продажу нашей усадьбы в Маунт-Киско. Было отправлено и получено много писем и телеграмм, прежде чем сделка была совершена и наше имение «Ироки» перешло к другим владельцам.

Затем я стала подыскивать место, где бы мы с Тедди могли спокойно обвенчаться. Один адвокат, приятель Мэртл, сообщил мне, что это можно сделать в маленьком тихом городке Стивенсон, штат Вашингтон. Через несколько дней мы с Мэртл поехали в Стивенсон, расположенный на реке Колумбия; оттуда открывался великолепный вид на Орегонские холмы на противоположной стороне реки.

Получив письмо, в котором Тедди сообщал время своего приезда, я протелеграфировала ему, чтобы он сошел в Стивенсоне, в пятидесяти трех милях к востоку от Портленда, мимо которого должен был проходить его поезд, следующий на Западное побережье. Затем я сняла две комнаты, разделенные коридором, в отеле Сэмпсона, забавной старомодной гостинице, пользовавшейся в свое время большой популярностью.

Поезд Тедди приходил в 5.55 утра. Когда я пришла на вокзал, мне сказали, что это очень длинный состав и что Тедди выйдет, вероятно, за пределами платформы. Я прошла довольно большое расстояние и наконец увидела сияющего от радости Тедди.

Мы направились под руку к лужайке перед отелем Сэмпсона и сели на старую простую деревянную скамейку – на таких обычно влюбленные парочки загадывают желанья; должно быть, в прошлом здесь сиживало немало пар.

Вдруг став застенчивым и почти робким, Тедди опустил руку в карман и вытащил маленькую коробочку, которую передал мне.

– Это тебе. Я привез это для тебя.

Я открыла коробку. В ней находилась большая, круглая, похожая на золотую монету медаль, которая была вручена ему Американской Академией искусств и литературы.