– Но, Тедди,- воскликнула я,- она же твоя!

– Нет,- сказал он,- она в такой же мере твоя, как и моя. Я хочу, чтобы она была твоей. Мне только жаль, что тебя не было со мною, когда я получал ее.

Слезы увлажнили мои глаза, когда я прочла слова: «Удача, Вдохновение, Достижения», выгравированные вокруг фигуры Аполлона, держащего в одной руке лиру, а в другой – лавровую ветвь. На обратной стороне были выгравированы слова, окруженные венком из листьев и цветов: «Американская Академия искусств и литературы – Почетная премия». По краям медали шла надпись: «Присуждена Теодору Драйзеру в 1944 году за выдающиеся успехи в области литературы».

Мы долго сидели на скамье и разговаривали; он рассказывал мне о своей поездке, а я ему – о том, что сделала за это время. Потом мы пошли в кафе «Игл» на углу главной улицы и там продолжали беседовать. Я думала о том, какой у него живой, юный ум и какое счастье выпало мне на долю иметь такого спутника в жизни. Вот и пришел конец нашим долгим странствиям, и скоро мы предстанем перед мировым судьей, который официально скрепит нашу долголетнюю связь, выдержавшую так много испытаний.

– Церемония несколько запоздалая,- сказал Тедди,- но необходимая ради узаконения твоего положения в этом мире придуманных человеком прав, кодексов, декретов и тому подобного.

В гостинице Тедди очень понравилось каучуконосное растение, росшее в большом горшке. Оно было длиною около 60 футов, и ползучий ствол его вился вдоль проволоки по потолку веранды, окружавшей дом. Мистер Сэмпсон, владелец отеля, посадил его тридцать пять лет назад, когда приехал в Стивенсон.

Мы решили совершить церемонию обмена кольцами в присутствии Гертруды Браун, местного мирового судьи. И на следующий день, в субботу, Тедди отправился к ней, чтобы подать соответствующее заявление и выполнить все необходимые формальности. Мэртл приехала в Стивенсон проведать нас, а заодно быть свидетельницей во время подписания бумаг. Она согласилась приехать снова через три дня, 13 июня 1944 года, вместе со своим женихом Честером Батчером и присутствовать на нашей свадьбе.

В течение этих трех дней, ожидая, пока будут выполнены формальности, мы проводили большую часть времени в экскурсиях по окрестностям. Мы посетили известный Индийский серный источник, к которому каждый год съезжаются тысячи людей. Затем мы ездили в отель «Гордж» на берегу реки Колумбия; из него открывался несравненный вид на всю местность, напомнившую нам Норвегию.

В назначенный день приехали Мэртл и Честер; оба были в очень приподнятом настроении. Прекрасные белые орхидеи и шампанское, которое мы пили перед выходом из отеля, создали атмосферу торжественности. По пути к миссис Браун Мэртл и Честер устроили нам сюрприз – они вдруг стали осыпать нас рисом, который захватили с собой специально для этого случая. В последний момент я стала нервничать – вдруг в городе узнают Тедди, хотя он всюду подписывался, как Герман Драйзер, вместо полного имени – Герман Теодор Драйзер, которое было дано ему при крещении. По-видимому, это помогло сохранить инкогнито, так как, хотя миссис Браун была начитанной особой, судя по книгам на столе в ее гостиной, она все же не обратила внимания на фамилию Тедди.

Когда все это было кончено, мы переехали на моторной лодке через реку на орегонский берег и устроили там свадебный ужин, после которого мы с Тедди отправились в Портленд, прожили несколько дней в отеле «Конгресс», а затем вернулись в Голливуд.

По возвращении в Голливуд Тедди нашел дома много писем и телеграмм с поздравлениями по поводу получения Почетной премии. Отдохнув две недели, он снова принялся за работу над «Оплотом».

Я получила письмо из Нью-Йорка от Маргарет Тьядер Харрис; она сообщала, что Тедди выразил желание, чтобы она приехала в Голливуд для совместной работы над книгой, и спрашивала моего согласия. Я ей написала, что, насколько мне известно, Драйзер нуждается в помощи редактора и я буду очень рада видеть ее у себя.

Вместе со своим сыном Хилари она приехала в Голливуд в августе, как раз ко дню рождения Тедди, который я решила отпраздновать, устроив прием в саду. Сначала он согласился отпраздновать свой день рождения только при условии, если я ограничусь приглашением нескольких близких друзей, но потом, наблюдая за приготовлениями к вечеру, он то и дело подходил ко мне со словами: «Знаешь, раз уж мы зовем гостей, так не пригласить ли такого-то?»

Список гостей увеличился до шестидесяти человек. Тедди любил своих друзей, а у него их было много, и никого из них ему не хотелось исключать из числа приглашенных.

Тедди был в хорошем настроении, а когда он бывал таким веселым и общительным, становилось тепло на душе у тех, кто его любил. Говард Росс, один из учеников Лилиан Гудман, стоя на лестнице, ведущей из музыкальной комнаты в сад, спел любимую песню Теодора – «Темнокудрая Дженни». Позже все собрались в столовой; на столе стоял торт с зажженными свечами и сделанной из сахарной глазури раскрытой книгой, изображавшей «Оплот». Когда Тедди стал разрезать торт, спрятанная под ним круглая музыкальная шкатулка пришла в действие, торт стал медленно вращаться, и послышались звуки песенки «Поздравляем с днем рожденья». Все присутствующие подхватили припев. Это был один из самых удачных больших вечеров в нашем доме, но ему было суждено оказаться последним.

Вскоре Драйзер с головой ушел в работу над книгой и часто обсуждал с нами события и действующих лиц романа.

По вечерам, когда он уставал от работы, я читала ему вслух «Авраама Линкольна» Карла Сэндберга, великолепную книгу, которую Тедди любил так же, как и я. Все мы сообща старались сохранить его силы, чтобы он мог закончить роман: миссис Харрис часами просиживала над рукописью, редактируя ее и внося исправления Драйзера.

Однажды я показала ему обширный библиографический список его произведений, составленный мною совместно с миссис Смит. Увидев название «Чикагский дренажный канал, Эйнсли, февраль 1899 г.», Тедди воскликнул: