Разговаривавшие перекрестились.

— Трудно, миленький, в мире жить!.. — добавил, вздохнув, старик. — Око все видит, а взять не возьмешь, душу погубишь!

Он начал размечать на листе пергамента место для заставки.

— Лучше всего здесь, у нас… тишина, мир, от всего охранены ангельским крылом… Трудись и славь Господа!.. ишь, красота какая кругом?

Марк молча кончил отжим трав по сортам, поставил в печь, на медленную выпарку, чашки с соком и тихо вышел из кельи.

О. Антуан проводил его внимательным взглядом и опять погрузился в свое занятие.

За порогом Марк остановился. Привратник уже встал и, сильно прихрамывая на одну ногу, мел площадку около ворот. Марк направился к нему.

— Пустите, я подмету?.. — предложил.

Монах оглянулся; суровое лицо его было заспано. Он сунул метлу Марку, а сам тяжело опустился на лавку

— Задыхаться стал… худо!.. — произнес он хриплым басом.

— Отчего бы это с вами так сделалось? — спросил Марк.

— Да все с тех пор, как упал!.. ногу и грудь разбил…

— Это когда вы меня с утеса доставали?

— Да… веревка лопнула… чуть сам–то уцелел!..

— А я в корзине с мохом завязан был?

— Да!.. швырнули тебя в пропасть, а корзина по пути в кусте и застряла.

— Кто же швырнул, как вы думаете?..

— Да ведь уже говорил я тебе не раз: кто же больше, как не родители? Думаешь, одного тебя в пропасть кинули? Везде так повелось! Недаром папа буллу с проклятием за это издал. С тобой то еще ничего, хорошо сделали — тюкнулся бы о камни и конец; а других ведь ребят веревкой душат, живыми в землю зарывают!..

— Зачем?.. за что?! — с ужасом спросил послушник.

— Затем, что жизнь хороша очень!.. кругом разбой, нечистая сила! Бедняки всю жизнь как звери затравленные живут, в голоде да обидах! В честь себе многие ставят, что детей своих поубивали: от мучений их в этой и той жизни избавили! Вот, брат, как нынче родительская любовь высказывается!..

— А о моих родителях что вы думаете — кто они?

— Да кто ж их знает?.. крестьяне, понятно!

— И в корзине так–таки ровно ничего — ни записки, ни какой–либо вещи не было?

Привратник отрицательно потряс головой.

— Говорю — мох один был! И сверху им же ты был прикрыт, потом дерюжкой обвязан!.. Кому нужда в пропасть записки да добро кидать? А, может, кто со зла на твоих родителей украл тебя, да бросил! Всяко бывает!..

— А в Евангелии сказано — люби ближнего, как самого себя?… — задумчиво проговорил Марк. Он сел на землю против скамьи и охватил колени руками.

— Мало бы что там сказано!.. — возразил о. Петр, — при Христе все святыми были, а нынче народ подлец пошел, особливо ближние — дальние еще туда сюда, люби их, пожалуй! Знай, спасай свою душу, а на чужую наплевать: никто за нее не ответчик! Евангелие, брат, книга великая — и так и сяк истолковать ее можно! Зря, думаешь, его сам святейший папа читать запретил? А пуще всего грамматики берегись!.. Видал ты такую книгу, или нет? Ишь, имя–то подлое какое — грамма–тика!!

— Не знаю такой. А чем она так страшна?

— Это, брат, у духовника спрашивай!.. Ну, только хуже ее нет на свете: увидишь если — рви и жги сейчас! Святыми она проклята!

— А там, за этими горами и лесами, что?

— Что там хорошего? Те же горы, да пропасти, ведьмы да колдуны, бароны да нечистая сила!.. Хорошего, брат, нигде на свете нет!

Марк покачал головой.

— Как же так: мир–то ведь Господь сотворил? Как же может он нехорошим быть?

— Да вот так же! Господь–то на небо вознесся, а сатана с чертями на земле остались! Они все и испакостили! Думаешь, что вот так на свете все и есть, как нам кажется? Нет, брат — это одно наваждение кругом!

— А горы тоже наваждение?

— Понятно; нам–то они горами кажутся, а на деле ими пекло прикрыто! Недаром по ночам крики да хохот внизу слышны!..

— Вы их слышали?

— Еще бы! И огонь вырывается, бывает!.. У ворот сидя, всего навидаешься!

Послушник повел плечами, как от озноба.

— А вы, о. Петр, далеко за горами были?

— Далеко.

— Конец света там близко?

— Сказал тоже!.. Чтобы до конца, с заката на восход солнца, дойти надо четыреста ден пути, а с юга на полуночь — двести!

— А кругом земли что?

— Море–океан течет! А сверху все твердью прикрыто, видишь?.. — Оба запрокинули назад головы. — Из стекла она!.. вроде как бы из хрусталя горного. Разве в книгах в твоих нет этого?

— Нет!.. мы молитвенники все переписываем. А сейчас Евангелие я расцвечиваю…

Наступило молчание; Марк поднялся с земли, постоял и медленно направился к церкви. Привратник глядел ему вслед и, когда Марк скрылся, заковылял за ним и заглянул

в распахнутую дверь.

Храм наполняли полусумерки; на высоких, узких стеклах окон пестрели многоцветные картины; одна из рам была приоткрыта и в нее полосою врывался луч солнца. Марк стоял на коленях у колонны перед статуей Богоматери; белокурая склоненная голова его была освещена, и золотистый луч, падавший на нее, казался благословением свыше.