Шрифт:
— И это ты, — говорю, — пустыня?
— Пустыня, — говорит. — Только я по-русски не разговариваю. Ты меня по-бедуински спроси.
— По-бедуински, — говорю, — я, ни бельмеса.
Призадумалась Пустыня. Наморщила лысину, что ей заменяла лоб. Это бывает. Старого Януса называли двуликим, а он был просто лысый человек, лицом смотрел вперед, а лысиной оглядывался. Такие были времена. Живи да оглядывайся, чтоб сзади по голове не врубили.
Так о чём я? Ну да, наморщила Пустыня лысину и говорит:
— Ни бельмеса — это не по-бедуински. Это по-татарски.
Во даёт!
— Да ты откуда татарский знаешь? — спрашиваю. — Ты кто по образованию?
— По образованию я никто, — говорит она с такой важностью, будто по образованию она профессор. — Тут один татарин репатриировался, ни бельмеса не понимал. Ну, я и научилась.
Способная.
— И это ты так по-русски не разговариваешь! А по-какому мы с тобой говорим?
— Ну и что? — небрежно обронила она. — Я же не говорю, что никогда не разговариваю. Когда не разговариваю, а когда и разговариваю. Тут у нас одни русские живут. В смысле евреи.
— А почему русские в смысле евреи, а не евреи в смысле русские?
Пустыня задумалась. Она плохо разбиралась в национальном вопросе.
— Не морочь голову, почему да почему. Допочемукались там у себя, что здесь оказались.
— Ты не груби, — попросил я её. — Я тебе по-русски так нагрублю, что ты и бедуинский, и татарский забудешь.
— Ладно, чего раздухарился, — сказала она на слишком даже русском языке. — Давай, рассказывай, что там у тебя, а я послушаю.
И я стал рассказывать, а она стала слушать.
Необитаемый остров
Я расскажу тебе, Пустыня, о маленьком городе на маленькой реке, усеянной маленькими необитаемыми островами. Река их бережно обтекала, чтоб они не потонули чего доброго, хотя там было неглубоко. Вокруг был зелёный город, то ли спустившийся с гор, то ли, наоборот, на гору восходящий, но так медленно, что создавалось впечатление, будто он стоит на месте.
И был там один островок, как раз напротив дома по имени Рафанда…
— Красивое название, — сказала Пустыня. — Вот бы мне такое. Пустыня Рафанда. Красиво, а?
— Пожалуйста, не перебивай. Река журчала, обтекая остров, и остров что-то шуршал в ответ. Или остров шуршал, а река ему отвечала.
«Куда ты течёшь, река?» — спрашивал остров. И река отвечала: «Я теку в океан. Не сразу, конечно. Сначала будет большая река, потом ещё большая река. Потом море. А потом уже океан».
«А не боишься утонуть?» — спрашивал остров. И река отвечала: «Боюсь. Утонуть все боятся. Но у меня нет другого пути. Я должна отдать себя океану».
«Смелая ты, — сказал остров. — Я бы так не смог. У меня на это решимости не хватает».
«Течь — это очень просто», — сказала река.
Остров промолчал. Он не умел течь. Правда, он никогда не пробовал.
«Возьми меня с собой в океан», — попросил он реку. «Там глубоко, ты утонешь».
«А если попробовать? Может, там я кому-нибудь пригожусь. Кто-то будет тонуть, а тут как раз остров». «Ну, тогда поплыли», — сказала река.
Остров поднатужился и — не двинулся с места.
«Ты меня только подтолкни, — просил он. — Сильней! Ещё сильней. Или у тебя силы не хватает?»
«Не хватает, — призналась река. — Я же маленькая река, не какой-нибудь Дунай или Тиса».
Но она продолжала его толкать. Если его так толкать до самого океана, это ж можно совсем высохнуть из сил.
Она продолжала его толкать, но он не двигался. Наверно, за что-то зацепился, может быть, за землю. Всё-таки родная земля. За родную землю зацепишься, потом не отцепишься.
— Это я понимаю, — сказала Пустыня.
Складчатые горы
Когда-то территория гор была большой. Она была ровной и гладкой. Но на неё стали напирать соседние территории, с откровенным намерением её захватить. И они сжимали её всё тесней и до того досжимались, что она пошла складками. Так образовались складчатые горы.
В сущности, территория осталась та же самая, но теперь занимала меньше места, потому что частично распространялась вверх. Территории на земле много, а места мало, земли не хватает на всю территорию. Поэтому у нас на земле столько гор.