никогда не унывает.

По прибытию в отряд, нас завели к завхозу. Он принял, показал наши кровати и всё,

на этом общение закончилось. В отряде с нами ни кто не общается. Искоса поглядывают и

продолжают жить своей жизнью, словно нас не существует. Так как никого пока не знаем,

создали свою семейку. Осваиваемся на новом месте. Приобрели кое-какую посуду. По

вечерам готовим сообща пищу, едим вместе. Держим один шкафчик, делимся между собой

своими припасами. В одиночку, на зоне, выжить очень сложно.

Девятый отряд в полном составе работает в ремонтно-механическом цехе. Из-за

нехватки рабочих рук, цех дополняется четвёртым. Это отряд строгого режима. С ними

происходят частые трения по разным вопросам среди бывших срочников и малолеток. Но до

начальства, разборки, почти никогда не доходят. Смотрящие решают вопросы оперативно.

Это устраивает всех. Бывшие сотрудники милиции, держатся обособленно. Между нами

особых разграничений нет, если и существует, то только формально. Мы, выполняем свою

работу, общаемся, поддерживаем дружелюбные отношения, часто помогаем друг другу в

быту, жизненных ситуациях колонии.

Через месяц, как меня повезли этапом, наконец-то, получил первое письмо от жены.

Дрожащими руками, боясь повредить, аккуратно открыл по месту клейки и приступил к

чтению. Перечитывал много раз. Повеяло домашним уютом. Как это всё знакомо и в то же

время очень далеко. Словно, жизнь из другой эпохи, из другого мира. От этого стало ещё

тяжелее. Чувствуя свою вину за то, что оставил её одну, в душе появлялась злость, за

попранную свободу и унижения, которые пришлось испытать по вине прокуратуры и суда. За

то, что дети страдают вместе с нами. Неизвестно, что ещё ожидает впереди и чем это всё

закончится. Сердце каменеет от брезгливости и неприятных ощущений к этой системе,

которая так бездушно поступила со мной и с моими родными. Они, находясь во власти,

творят свои чёрные делишки. И им, совершенно безразлично, кто попадает на скамью

подсудимых, виновный, или добропорядочный гражданин. Когда чиновником охватывает

страсть наживы, то о соблюдении законности не может быть и речи. Дорога таким

работникам одна – увольнение. И это в лучшем случае. Но, как ни странно, они, продолжают

свою деятельность, творят свои чёрные дела и поднимаются по карьерной лестнице. Не

может быть такого, чтоб человек заболевший алчностью, популизмом, не выделялся среди

других, которые нормально выполняют свои обязанности. В любом коллективе, работники,

друг о друге, знают многое. Отсюда можно сделать только один вывод, что вся структура

заражена этим вирусом. Добропорядочных, если там есть таковые, в лучшем случае

меньшинство. И ничего, из себя, не представляют, боясь оказаться за пределами этой

структуры. Если это так, то однозначно всё делается с подачи вышестоящих начальников,

или же с их молчаливого согласия. А это ещё страшнее и губительнее. К такой власти, со

стороны народа нет никакого доверия. Что в принципе мы и наблюдаем на сегодня.

Ко мне, первые дни после распределения, подошёл один из заключённых, во время

обеда:

– Ты Светлов из Перми?

– Да! – недоумённо ответил я, смотря на него. Передо мной стоял молодой мужчина

примерно 30-ти лет, моего роста. Тонкие, правильные черты лица, голубые глаза, светлые

волосы, атлетического сложения. Одет, по зековским понятиям, модно. Аккуратная роба из

хорошего материала, куртка вместо телогрейки, гражданская меховая шапка.

– Привет зёма! Меня зовут Дима Угольников! Я тоже из Перми, служил в полку ДПС!

– Здорово Дима! Я Николай!

– Слышал, что этапом тебя везут, вот поинтересовался! Хотел познакомиться! Тут нас

немного, но мы поддерживаем связь и друг друга в обиду не даём! На зоне власть у

Новосибирской диаспоры, их тут много! Мы с ними в дружеских отношениях! Обитаю в

штабе колонии! Если что, найдёшь меня там!

– Я рад тебе! Спасибо за информацию!

– Ну, как, освоился? Может помощь, какая нужна?

– Нет, Дим, спасибо! Всё нормально! В отряде не притесняют! Жена пишет, что дома