Проживет он лишь несколько мгновений или тысячу лет - станет сражаться за что-то, за истину, которой даже не знает названия. Может, это бог над богами красок. Бог, предлагающий творение и познание разом, установивший законы сущности и мышления, того что внутри и того, что снаружи, и разницу между внешним и внутренним.

Он хотел повстречать этого бога. Перекинуться с богом парой слов. А превыше всего хотел взглянуть ему в глаза и увидеть истину безумия.

"Кистью и желанием я создам бога.

Следите за мной".

Но пока, скача сквозь клинки света и саваны теней по тропе дикого зверства, Кедаспела походил на слепца. Раскрашенное лицо было повсюду. Пальцы не могли остановиться, рисуя его в воздухе - словно мистическое заклинание, словно призыв незримых сил, словно проклятие ведуна и защитные чары ведьмы. Его пальцы способны одним мазком закрыть рану, расправить узлы времени и воссоздать мир, полный возможностей - способны сделать что угодно, но лишь повторяют мелкие движения, пойманные в плен смертью.

Ибо бог над богами безумен.

"Я напишу лик темноты. Я поеду по мертвым, чтобы схватить за горло проклятого бога. Я, Кедаспела, клянусь: мир, я поведу с тобой войну. Ты там, снаружи - ты, слушай меня! То, что внутри, будет спущено с поводка. Высвобождено.

Я напишу лик темноты. И дам ей глаза мертвого ребенка.

Ибо в темноте мы ничего не видим.

Во тьме, взгляните, царит покой".

Пальцы Нарада гладили непривычные линии на лице, места просевшие и перекошенные. Кулаки Харала оставили не только синяки и ссадины: они разорвали нервы. Поглядевшись в зеркало лесного пруда, он едва узнал себя. Отеки ушли, кости кое-как срослись, даже левый глаз видел удовлетворительно - но ныне у него новое лицо, грубое и вытянутое, покрытое шрамами.

Он знал прошлое Харала. Знал, что ублюдок потерял семью в войнах, и что внутри у него кипит и булькает котел злобы. Но при всем при этом Нарад не мог остановиться и наконец - в тот день, со знатным недоноском - оскорбительные слова и намеки вывели капитана из себя. Нетрудно припомнить выражение лица Харала за миг до удара, откровенное удовольствие в глазах - словно отворилась дверь и кулаки гнева сумели вылететь наружу.

В Тисте много гнева, он клубится и по временам бушует, скрывая горе, побеждая обиду и всё то, что стоило бы просто перетерпеть. Возможно, сила эта таится в каждом, словно склад перенесенных оскорблений, неудач и сломанных мечтаний. Сокровищница, сундук с хлипким замком.

Теперь Нарад стал уродом и будет думать как урод, но урод сильный, способный раз за разом топить печаль и находить в этом удовольствие. Ему больше не интересен мягкий мир, в котором нежность и доброта поднимаются яркими цветами над слоем сухих лишайников и горелых мхов. Нет, нужно постоянно вспоминать случившееся.

Он сидит посреди лагеря и вслушивается в разговоры, в слова собравшихся около костра и у палаток. Жесты и жалобы на сырость, на уклончивый, но мстительный дым костра. И еще он слышит непрестанные звуки ходящего по точилам железа - исправляются зазубрины, клинки вновь становятся острыми. Нарад среди солдат, настоящих солдат; работа их тяжела и неприятна, но отныне он может считать себя одним из них.

Отряд ожидал возвращения капитана Скары Бандариса, который с полудюжиной солдат уехал в Харкенас сопровождать заложников-Джелеков. Оставленный караваном Нарад оказался, избитый, опухший и полуслепой, на пути отряда и его взяли с собой, о нем позаботились, дали оружие и лошадь, и теперь он едет с ними.

Война с отрицателями началась здесь, в древнем лесу. Нарад даже не знал об угрозе войны; лесной народец никогда не производил на него впечатления. Они невежественны - наверное, как всякие плоды кровосмешения - и слабее овец. Жалкий враг, и война кажется ненастоящей. Несколько хижин, на которые отряд наткнулся вчера, не обманули ожиданий Нарада. Мужчина средних лет, хромой, и женщина, зовущая его мужем, и дети. Девица, что спряталась в хижине, могла быть красивой - до огня, но потом, выползая, она едва походила на разумное существо. Резня началась сразу. И была профессиональной. Ни изнасилований, ни пыток. Если смерть, то быстрая. Нарад сказал себе, что даже необходимость следует уравновешивать милосердием.

Одна проблема: ему трудно осознать необходимость.

Капрал Бурса сказал, что они с отрядом вычистили отрицателей из этого сектора - лес свободен на день пути в любом направлении. Сказал, что дело вышло легкое и, похоже, среди них мало воинов, лишь старики, матери и дети. Бурса напоминал Нараду Харала, но он сумел подавить инстинктивный грубый ответ. Он выучил урок, он хочет оставаться с этими мужчинами и женщинами, солдатами Легиона. Хочет быть одним из них.

Он вытащил меч в лагере отрицателей, но врагов поблизости не было, и не успел он это понять, дело окончилось, и остальные поджигали хижины.