Шрифт:
Во рту было сухо. Он двинулся дальше.
Аллея деревьев привела к поляне, усыпанной заостренными шестами высотой до бедра, вбитыми в грунт и образующими непонятный и угрожающий узор. В центре было тело, насаженное на колья спиной, руками, ногами. Прорвавшие кожу острия мерцали в слабом звездном свете.
Это была донага раздетая женщина. Она висела на двух десятках кольев, и даже голова вроде была пронзена. Он не понимал, почему она не сползает вниз.
Видимого пути к ней не было. Дворовый кот смог бы пробраться меж шестов, но не взрослый мужчина. Айвис подошел ближе. Вокруг больше никого не было. Он пнул кол, проверяя, глубоко ли тот вколочен, и нога отскочила.
– Я не для тебя, - сказала женщина.
Недоуменно выругавшись, Айвис отпрянул. Вытащил клинок.
– Железо и дерево, - сказала она.
– Но железо никогда не говорит дереву добрые слова, верно? Оно шумит, нанося раны, и сулит пламя. Пред железом дерево может лишь сдаваться, и так всякий раз, всякий раз.
– Что за колдовство?
– воскликнул Айвис.
– Ты не можешь оставаться в живых.
– Насколько громадным видишь ты мир, Тисте? Скажи, сколь велика темнота? Далеко ли тянется свет? Много ли проглотит тень? То ли обещало тебе воображение? Меньше, чем ты надеялся, и больше чем ты боялся. Где ты встанешь? И когда встанешь? Перечисли мне своих врагов, Тисте, во имя дружбы.
– Ты мне не друг, - зарычал он. Увидев, как поднимается в ночи дыхание из ее рта, увидев кол в основании черепа. Если он одной высоты с прочими, то ее мозги должны быть пронзены до самого лба. Она не может быть живой.
– Есть, думаю, - сказала она, - другой путь. Но тебя я не зову. Ты здесь захватчик, Тисте. Незваный гость. Но и я здесь, и это нельзя отрицать, так что я принуждена отвечать на твои вопросы.
Он потряс головой.
– Остальные меня покинули, - говорила она.
– Кто ты?
– Я ты, когда ты спишь. Когда мысли твои плывут и теряется время. Я там, за каждым миганием глаз - таким быстрым, таким кратким. В этом движении таится вера, что всё будет как было. И страх, что всё станет не как было. Я лежу с тобой, когда ты пьян, и когда без чувств, и твоя плоть встречает мою, и я укореняю в тебе всё непознанное и забираю себе еще один кусочек жизни, навеки от тебя ушедшей. И ты пробуждаешься, став меньше, каждый раз. Я...
– Хватит!
Она замолчала.
Он видел ручейки крови на кольях, видел блестящую лужу, в которую они вливаются. Но всё это не может быть реальным.
– Назови свое имя.
– У Тисте нет для меня имени.
– Ты богиня леса?
– Лес не знает богинь. Деревья слишком заняты пением. Даже умирая, они поют. Нет времени на богов перед ликом этой гибели.
– Кто с тобой это сделал?
– Сделал что?
Он рубанул мечом, широко прорубив колья. Полетели щепки. Он принялся пинать обрубки, растолкал их и шагнул в лабиринт.
– Что ты творишь?
– спросила она.
Он не отвечал. Иные вещи непереносимы. Ни один здравый мужчина или женщина не выдержит столь жестокого видения. Айвис больше не верил глазам. Не думал, что ночь принадлежит ему. Не думал, что остается в знакомом мире. Что-то случилось; что-то похитило его душу или завело ее в ловушку. Он потерялся.
Клинок рассекал колья. Он был все ближе к ней.
– Железо и дерево, - сказала она.
Ноги и руки болели, пот лился по лицу. Он дошел до нее. Взглянул вниз, в лицо, и увидел женские глаза.
Она была не из Тисте. Он не знал, кто она. Глаза ее были щелками, слегка раскосыми на внешних уголках. Кожа побелела от кровопотери. Острие пронзившего череп кола вылезло прямо над глазами, разорвав кожу. Она улыбалась.
Айвис стоял, грудь тяжко вздымалась после яростной битвы с лесом кольев. Кровь текла из-под заноз в ладонях и предплечьях. Женщина должна была быть мертвой, но не была. Он понимал, что не сумеет ее снять.
– Не знаю, что делать, - шепнул он.
– Ты ничего не можешь сделать, - отозвалась она.
– Лес умирает. Мир приходит к концу. Всё, что ты знал, разрушится. Фрагменты разлетятся. Не нужно плакать.
– Ты можешь... можешь остановить...?
– Нет. Как и ты. Любой мир должен умереть. Единственный вопрос: ты ли будешь тем, кто вонзит смертельный нож? Вижу железное лезвие в твоих руках. Чувствую запах дыма на одежде. Ты из народа кузницы, ты избил свой мир до смерти. Мне не интересно тебя спасать, даже если бы я могла.
Ему вдруг захотелось ее ударить. Заставить ощутить боль - свою боль. И тут же он сообразил, ощутив шок, что не ему первому пришло такое желание. Гнев угас внутри.
– Ты не сказала ничего, чего я уже не знал бы, - произнес он, и лицо исказилось от горечи слов.
– Таков мой дар, - снова улыбнулась она.
– И получая дар, мы можем лишь увечить тебя.
– Не меня ты увечишь, капитан Айвис.
– Так ты не чувствуешь боли?
– Лишь вашу.
И тогда он отвернулся. Впереди долгий путь назад, в крепость; путь из одного мира в другой. Он займет остаток ночи. Айвису хотелось находить лучшее в любом народе, даже в отрицателях. Но сотворенное ими его потрясло. Он не мог понять ни пробужденного колдовства, ни творимых в этом тайном месте мрачных обрядов. Не знал, как они ее нашли: призвали чарами из-под земли, создали на крови жертвоприношений?