– Вы сопровождали учителя в монастырь. В конце концов, они делают лучшую бумагу.

– То есть раньше делали. Верно?

– Ты пытался это объяснить ученому старику, но тот уперся.

– Значит, если он придет в себя, мы должны быть рядом - чтобы объяснить ему, что и как.

– Нет. Если он переживет ночь, мы его разбудим и Драконус сам скажет наставнику, что следует.

– Мы вас догоним.

Ринт кивнул, вынул нож и проткнул кусок мяса.

Виль фыркнул: - И чего я расстарался? Мог бы срезать куски с костей.

– Но тогда не было бы привкуса дыма.

Ферен присоединилась к ним.
– Теперь это обычный сон, - сказала она, усаживаясь.
– Он дергается и ворочается, но не сильно - лихорадки нет. Дыхание глубокое, спокойное.

Виль смотрел на нее, прищурившись. Потом улыбнулся: - Никогда еще не видел тебя в роли мамочки, Ферен.

– И не увидишь, Виль, если жизнь дорога.- Она коснулась руки Ринта.
– Братец, я тебе уже говорила.

Когда он метнул на нее взгляд, она просто кивнула.

Ринт поглядел на полусырое мясо в руках и снова зачавкал.

– Вы двое, бывает, чертовски раздражаете, - буркнул Виль, начав снова переворачивать куски.

Сержант Раскан окунул нож в кровяную похлебку. Суп хорошо загустел. Сагандер может не оценить вкуса, по крайней мере вначале, но наваристая похлебка способна спасти ему жизнь.

Драконус встал рядом, оглядывая лошадей.
– Думаю, я был не прав, собираясь отобрать Хеллар.

– Лорд?

– Теперь они истинно связаны.

– Да, лорд, связаны. Она действовала быстро и без всяких колебаний. Кобыла отдаст жизнь, защищая Аратана, уж будьте уверены.

– Уверен... теперь.

– Наставник оказался похуже, верно?

– Рождается глубинная горечь, сержант, когда твоя юность уходит далеко в прошлое. Когда боли в костях и мышцах соперничают с болью утраченных желаний, а сожаления терзают день и ночь.

Раскан обдумал сказанное со всем старанием, потряс головой: - Ваша способность прощать далеко превосходит мою, владыка.

– Я не говорю о прощении, сержант.

Раскан кивнул.
– Верно. Но, лорд, ударь хоть какой человек моего сына...

– Хватит, - оборвал его Драконус более мрачным тоном.
– Здесь дело не твоего ума, сержант. Но извинений не нужно - ты говорил от чистого сердца, я это уважаю. Даже начинаю верить, что лишь это следует уважать - не наше положение или участь.

Раскан промолчал, снова помешав похлебку. Он на мгновение забыл, какая пропасть пролегает между ним и лордом Драконусом. Говорил от чистого сердца, но бездумно и неосторожно. С другим высокородным такие замечания могли повлечь побои и даже лишение ранга.

Но Драконус так не поступает, он глядит в глаза любому солдату, даже любому своему слуге. "Ах, если бы он поступил так с единственным сыном".

– Свет костра показал мне, сержант, что у тебя сильно поношенные сапоги.

– Виной моя походка, лорд.

– Но здесь гораздо удобнее мокасины.

– Да, лорд. Но у меня их нет.

– У меня есть пара старых, сержант - могут оказаться великоваты, но если ты сделаешь как погран-мечи, набив душистой травой, они станут удобными.

– Владыка, я...

– Отказываешь мне в любезности, сержант?

– Нет, владыка. Благодарю вас.

Надолго наступила тишина. Раскан оглядывался туда, где погран-мечи скучились около костра. Виль крикнул, что отбивные готовы, но ни сержант, ни его господин не пошевелились. Несмотря на голод, душная вонь кровяного варева приглушила аппетит Раскана. К тому же он не мог уйти, не получив разрешения Драконуса.

– Круговорот звезд, - сказал Драконус внезапно, - означает погружение света во тьму. Эти звезды суть далекие солнца, бросающие свет на далекие и неведомые миры. Миры, возможно, похожие на наш. Или совершенно иные. Не важно. Любая звезда пробивает путь к центру, и в том центре смерть - смерть света, смерть самого времени.

Потрясенный Раскан не отозвался. Он никогда раньше не слышал таких мыслей - неужели это убеждения ученых Харкенаса?

– Тисте наслаждаются своим невежеством, - продолжал Драконус.
– Не воображай, сержант, что такие вопросы обсуждаются при дворе. Нет. Вообрази себе надменное царство ученых и философов как гарнизон солдат, засидевшихся в слишком тесной близости. Неловких, обидчивых, злокозненных, отравленных амбициями. В этой общине измена и зависть охраняют предубеждения. Их знания подобны брызгам жидкой краски на уродливом камне - цвет может показаться красивым, но сущности скрытого внутри не изменит. Само по себе знание - не добродетель; оно похоже на доспехи и меч - доспехи защищают, но также изолируют, меч способен ударить и своего владельца.