Именно в этих не пролетарских, пришлых, случайных группах, в заводских коллективах и находили себе опору в дни Октябрьского переворота меньшевики, эсеры и анархисты. Анархисты, правда, пополняли свои ряды главным образом за счет деклассированного, люмпенского населения, которого в Одессе и в дни революции насчитывалось до двадцати пяти тысяч и которое одновременно питало и разбойничьи банды Мишки Япончика.

Через «рабочую аристократию», на которую опирались меньшевики, через мелкобуржуазные круги и группы анархистов или через специально подготовленные кадры полицейских шпиков и провокаторов из «зубатовских» черносотенных организаций белая контрреволюция протягивала свои лапы к самому сердцу одесского рабочего класса:

— Вот почему, — закончил Ласточкин, — мы должны все время быть начеку. Всю силу партийного, большевистского влияния нести в рабочие массы, но вместе с тем бдительно остерегаться козней контрреволюции именно здесь. Задача нашего подпольного партийного центра: ни одного предприятия без нашей большевистской организации. Задачи наших подпольных большевистских организаций на предприятиях: разъяснительная работа, направленная против интервентов и против провокационной деятельности меньшевиков и эсеров, — во-первых, и подготовка восстания — во-вторых. Это, — повернулся он к машинисту Куропатенко, — думается мне, будет ответом и на те вопросы, которые вы поставили вначале: о нашем отношении к меньшевикам и эсерам.

Эту речь Ласточкина слышал и Александр Столяров. После пляски перед домом он оставил на улице трех братьев допевать пьяные песни, а сам вошел в дом и сел к столу вместе с членами областкома. Товарищи уже сообщили ему о том, что он избран заместителем председателя областкома.

Когда Ласточкин кончил, Александр Столяров попросил слова.

— Мне особенно пришелся по сердцу, — сказал он, — анализ, которому подверг товарищ Николай наш одесский трудовой народ, и его призыв держать ухо востро с меньшевиками и эсерами, с блудливыми подпевалами белой контрреволюции. И верно, нужно как можно скорее вырвать из-под их влияния ту часть трудящихся, которая еще идет на их гнусные приманки. Но я думаю, что одновременно с организационной и пропагандистской работой наших ячеек на фабриках и заводах необходимо самым широким образом начать массовую работу. Надо немедленно же осуществить массовый акт, который раскрыл бы глаза на меньшевистско-эсеровские махинации и тем, кто еще не прозрел, акт, который бы возвел баррикады между нами, большевиками, и этими пособниками буржуазии. И именно сейчас, когда мы готовимся к большой войне против иноземных интервентов.

Он на минуту умолк — все тоже молчали и напряженно ждали его слов — и заговорил снова уже совсем иным тоном, как-то по-простецки, даже затылок почесал.

— Вот только что, когда мы здесь на улице кренделя выписывали и горло драли, рассказали мне ребята с завода Спивака и Спеванова, что в конце Московской улицы, — две недели они уже бастуют! Две недели бастуют, а Спиваку и Спеванову хоть бы что! Прошел слух, что они даже собираются объявить локаут. Закроют заводик, продадут его французским или английским посредникам — их уже шатается тут до черта, — и тысяча рабочих рук на улице подыхай с голоду и безработицы! На прошлой неделе такую штуку уже отколол Инбер: закрыл мельницу — и триста человек на улице. А перед этим Родоконаки продал джутовую немцам, а те половину цехов и закрыли: полторы тысячи на улице… И на каждый локаут — санкция градоначальника, его превосходительства Мустафина; этот бандюга решил таким способом обессилить и разложить наш рабочий класс — безработицей и голодом…

Столяров вдруг стукнул кулаком по столу, так что подпрыгнули и зазвенели стаканы.

— Вот я и спрашиваю: чья сила в Одессе — наша, рабочего класса, или градоначальника Мустафина? Я спрашиваю и хочу, чтобы ответ на это услышала вся Одесса. Их, контры, беляков и паразитов, больше, чем нас, подпольщиков-большевиков; за ними недавно были немецкие оккупанты, а будут английские, американские или французские, но за нами — пролетариат, за нами все трудящиеся, весь народ. И нас больше, и мы сильнее, сколько бы пулеметов, пушек и дредноутов они сюда ни пригнали! Мы, большевики, понимаем это, а нужно, чтобы наше превосходство в силе увидел и понял каждый трудящийся, и в первую очередь именно тот, которого обхаживают меньшевики и эсерики!

Столяров обвел взглядом сидящих за столом, помолчал минуту и спокойно закончил:

— Я предлагаю не спускать ни одному Спиваку или Спеванову. Не спускать, а бороться против них. И бороться не так, как якобы «борются» меньшевики, выдвигая при забастовках только экономические требования — повышение заработной платы или там страхование, — а по-большевистски: превращать каждую забастовку в забастовку политическую, открывать глаза отсталому элементу на то, что только свержение власти буржуазии даст возможность удовлетворить все требования пролетариев. Я предлагаю, товарищи, объявить всеобщую забастовку солидарности и политического протеста против попыток буржуазии укрепить свое господство. Пускай трудящиеся города увидят, что настоящая власть в руках у трудящихся, а не у градоначальника Мустафина!

Столяров сел, и все вокруг стола сразу заговорили:

— Правильно! Всеобщую забастовку! Продемонстрировать силы рабочего класса! Чтоб не вышло опять так, как в дни революции в Германии!..

А произошло в Одессе в дни революции в Германии вот что. Одесские большевики, а за ними и другие политические организации решили провести в городе манифестацию в честь германской революции. Но градоначальник Мустафин, опасаясь рабочего восстания, манифестацию запретил, вывел на улицу войска гарнизона и «державную варту» — и людские потоки, которые собирались в рабочих районах, чтоб направиться в центр на демонстрацию, разогнал по частям силою оружия. В ответ рабочие организации решили объявить забастовку протеста. Были предъявлены условия: освобождение из тюрьмы политических заключенных, легализация Совета рабочих депутатов, свобода слова и собраний. Но меньшевики, верховодившие в Центропрофе — Центральном совете профессиональных союзов — и составлявшие большинство в нелегальном Совете рабочих депутатов, так как каждый меньшевик персонально проживал в городе на легальном положении, а большевики, члены Совета, по большей части ушли из города с антинемецкими отрядами партизан, — меньшевики проведение забастовки сорвали. В процессе забастовки они подменили требование легализации Совета рабочих депутатов требованием созыва… Учредительного собрания. Забастовка провалилась, буржуазия торжествовала свою победу над трудовой Одессой, а Мустафин начал кампанию закрытия заводов, локаутирования рабочих и ликвидации профессиональных пролетарских организаций.

Глаза у Ласточкина загорелись. Стачка! Он всегда верил в стачку как в одно из лучших средств сплочения сил пролетариата в борьбе против буржуазии. Сколько стачек провел за свою жизнь он, Иван Федорович Смирнов! За организацию стачек пошел он до революции и на каторгу. Руководство стачками принял на себя, вернувшись в семнадцатом году из ссылки. Недаром прозвали его, председателя профессионального союза работников иглы, «закройщиком стачек», а самый союз — «союзом стачечников иглы». Все стачки, которые проводил Иван Федорович Смирнов во время керенщины, закончились победой рабочих, включая и всеобщую забастовку в дни Октябрьского переворота. Как хотелось Ласточкину провести всеобщую забастовку и в Одессе!