– Я поймал кролика! Он был во-о-от такой огромный! – С этими словами малыш оторвался от моей ноги и широко развел руки в стороны.

– Неужели такой? – переспросил я, высоко поднимая брови от удивления. – Ты уверен, что это был именно кролик? А не медведь, например?

От такого предположения глаза у Оливера сделались огромными, как блюдца, и я с трудом сдержал улыбку.

– Это был НЕ медведь, Стефан! – вмешался Люк. – Это был именно кролик, и это я его застрелил. А пуля Оливера его всего лишь ранила.

– Вот и нет! – сердито заявил Оливер.

– Папочка, скажи Стефану! Скажи, что это я застрелил кролика!

– А ну-ка, мальчики, стоп! – остановил препирательства Джордж, ласково улыбаясь своим маленьким сыновьям.

Я тоже растянул губы в улыбке, хотя при виде этих семейных нежностей сердце мое пронзала острая боль, и горькие сожаления о прошлом вновь начинали терзать мою душу. Вновь я начинал осознавать, какая роль отводится мне и здесь, и в любом другом доме на свете. Маленькие сыновья спорили и ссорились, бунтовали и наконец становились взрослыми. А потом у них вырастали свои Люки и Оливеры. Так повторялось снова и снова. У всех, кроме нас с братом. Наша ссора длилась вечно, и нас не пугал неутихающий накал страстей. Ведь именно это противостояние, эта наша жестокая преданность друг другу позволяла нам цепляться за прошлое. Возвращаться к тем счастливым дням нашей юности, когда мы жили в мире. Пока не появилась Катерина и не изменила сразу все.

– Уверен, мальчики, Стефану совсем не нравится выслушивать ваши бесконечные споры, – добавил Джордж, наливая себе еще глоток хереса.

– Ничего страшного, – возразил я, взъерошив волосы Оливера. – Но, полагаю, мне кое в чем понадобится ваша помощь, мальчики. Миссис Дакворт говорит, что в лесу завелась лисица, которая крадет цыплят из курятника Эвансов. И я уверен, что только лучший в Англии охотник способен поймать это чудовище, – на ходу сочинял я задание для мальчишек.

– Правда?! – Оливер снова вытаращил глаза от удивления.

– Правда, – важно кивнул я в ответ, – этого зверя может поймать – только кто-то маленький, быстрый и очень, очень умный.

У Люка на лице промелькнул интерес. Конечно, в свои десять лет он считал себя слишком взрослым, чтобы участвовать в такой ерунде. Но я-то видел, что ему очень хотелось присоединиться к нам. Дамон в его возрасте был таким же. Слишком развитый и умный, чтобы участвовать в наших примитивных детских играх у реки, он всегда боялся пропустить что-то интересное.

– А давай-ка мы еще позовем твоего брата, – предложил я театральным шепотом, незаметно подмигивая Джорджу. – Втроем мы составим лучшую команду охотников по эту сторону лондонских предместий. У лисицы не останется ни шанса на спасение.

– Похоже, отличное выйдет приключение! – с важным видом поддержал меня Джордж.

В этот момент в гостиную вошла Гертруда. Ее рыжие волосы были убраны назад, открывая бледный лоб, на котором был особенно заметен так называемый «вдовий пик». Говорят, что такой треугольник волос на лбу – примета раннего вдовства, но пока ничто не предвещало такого печального исхода. На закорках Гертруды в комнату въехал их с Джорджем третий ребенок – четырехлетняя Эмма. У малышки были прекрасные светлые волосы и огромные глазищи. Во взгляде этих глаз было что-то от феи или эльфа, но никак не от человеческого детеныша. Девочка одарила меня широкой улыбкой, и я ответил ей тем же, испытывая невероятный прилив счастья.

– Папочка, а ты с нами отправишься? – позвал отца Оливер. – Я так хочу, чтобы ты увидел, как я охочусь.

– Ну ты же понимаешь, сынок, – покачал головой Джордж, – я только распугаю всех лис в кустах. Ведь зверь за милю услышит, как я приближаюсь.

– Стефан научит тебя двигаться тихо! – пролепетал Оливер, снова чуть шепелявя.

– Стефан и так уже учит твоего старика вести дела на ферме, – печально улыбнулся Джордж.

– Сдается мне, что сегодня вечером мы все вдруг взялись сочинять, – добродушно возразил я ему.

Хотя работа была нелегкой, но я всегда получал истинное удовольствие от времени, проведенного с Джорджем на ферме. Это так сильно отличалось от того, что я чувствовал, работая с отцом в родном поместье! Тогда я обижался и возмущался, что меня заставляют трудиться дома, вместо того чтобы отпустить учиться в университет Виргинии. Я ненавидел эту вечную критику отца; он постоянно оценивал мои действия, словно судья, который решает, достоин ли я стать хозяином поместья. У Эбботов я чувствовал, что меня любят и принимают таким, какой я есть.

Я сделал большой глоток хереса и откинулся назад в кресле, пытаясь очистить сознание от обрывков моего дневного кошмара. Катерина была мертва. Дамон, скорее всего, тоже. Отныне таков и был мой мир.

На следующее утро мы с Джорджем уже сидели в шикарном купе поезда, который вез нас в Лондон. Борясь с приступами тошноты, я откинулся на спинку роскошного сиденья. По прошлому опыту я знал, что город для меня – нелегкое испытание. В нем всегда слишком шумно, воздух пропитан манящим запахом человеческих тел. Я подготовился к этой тяжелой встрече заранее. Утром я напился крови скунса и кролика, и вот теперь в поезде меня мутило. Но уж лучше мучиться от укачивания, чем от жажды человеческой крови. Тем более что я собирался произвести на стряпчего Джорджа самое лучшее впечатление. Я понимал, какой большой чести удостоился, когда мой работодатель пригласил меня на встречу со своим компаньоном, с человеком, который вел все финансовые дела фермы и чьим советом мы руководствовались, решая, правильно ли ведем хозяйство, делаем закупки или управляем работниками.