Театр из-под пальца (сборник)

Аннотация

Штуковина. «Зашибись!» моноспектакль ОН: на вид около 40, во всём чёрном СЦЕНА: комната в стиле хай-тек * * * он за ноутбуком; слышен легкий стук клавиш. Первое письмо Роботу Вертеру «я так рад твоим письмам робот Вертер если б ты знал ну друг мой здравствуй здравствуй такая штука кому расскажешь разве да и зачем зачем рассказывать коли b u k o v k i… они стаями вереницами караванами сердца достигаyouт железного Вертер Вертер там на небе не бывает скучно а здесь ничего здесь вообще ничего не бывает рано или поздно закончимся готовиться со школьной б книгу мертвых египетскую тибетскую говоришь смерти нет? даже ее ?.. а я скажу н е т ж и з н и аффтар жжот аффтар сжег аффтар выжег» Встает, начинает нервно ходить по комнате * * * «И не вздумай, не вздумай скучать по Маре, как раньше: п р и ш и б у», – повторяю каждое, каждое утро. «Мало ли мар на свете?» Вру, впрочем: утром ни до кого, ни до чего – утром я не совсем, так скажем, жизнеспособен: ноль без кофеина, больное животное, пристрелить легче лёгкого – пристрелить, да; вот жизнька-жизнёнка и метится. Легко отделаться захотел! Нет, мил друг, неее-эт, слишком легкое избавленьице… Все это, впрочем, в прошлом: сам не знаю, зачем ворошу то, до чего еще, казалось бы, вчера невозможно было даже дотронуться – возможно, всё это нужно мне для того, чтобы… Ветер с грохотом открывает окно – машинный гул заглушает слова. Он подходит к окну, захлопывает его. …да, пожалуй, именно для этого. Ну что ж, «мы едем-едем-едем!..» Сцена (круг) поворачивается. Декорация – городская улица. Шум машин, какофония голосов… * * * Я встретил Мару зимой: нет, не так… Мы познакомились в феврале: не так, не так, опять не так!.. Когда не знаешь, как сказать, скажи, как есть, ха… А е с т ь так, что нас буквально столкнули. Сшибли. Лбами. Друг с другом. Деловая встреча , так это называлось – мы же омерзительно «деловые» люди: Делаем, как можем, деньги. Я вот леплю сайты, Мара – буквы: она журналистка. Всё это, разумеется, «расхожие ситуации», да и я, собственно, собирался совсем, совсем о другом… Представим себе сеанс психоанализа. Вот вы, здесь и сейчас, лежите на кушетке и говорите, говорите… Говорите, черт бы вас подрал!.. В конце концов, вы молчали всю жизнь – Всю жизнь и еще пять минут. Но это не страшно, когда рядом – кукла в белом халате. Неплохой образ, а главное – действенный. Экономия сил и денег – не надо никуда ехать, никому платить – всё куда как просто: вы – «элементарно, Ватсон!» – ложитесь на кушетку, сажаете рядом куклу, отворачиваетесь от неё и вываливаете всё, что с прошлого века кипит в ваших мозгах – короче, сливаете весь свой эмоциональный яд прямо в нежны её ушеньки: (игры в доктора для деток изрядного возраста…). Главное же достоинство куклы заключается в том, что она молчит – и создает, вместе с тем, иллюзию полноценного слушания. Некоторые приматы, правда, умудряются использовать резиновые игрушки – меня лично э т о не спасет, знаю точно. С е ксик, особенно такого пошиба, как ни крути у виска, никогда не являлся самоцелью: его «результат» – обозначим ф и н и ш словечком orgazm – длится от нескольких секунд до, если использовать кое-какие техники, нескольких минут. Возможно, я не совсем правильный «самец», как называют «двуногих с яйцами» некоторые милые дамы. Не совсем традиционный «бык-осеменитель», да-да. Я, признаться, фактически не испытываю определённых… м-м-м… фантазий. Мне не снится обнажёнка. Я не стремлюсь с упорством маньяка – кавычки открыть – «к маленькой влажной дырочке, обещающей блаженство» (было, было – разумеется, было: сказать по правде, все мои д е в о ч к и как на подбор оказывались красотками – я любил больше брюнеток; впрочем, на рыжих тоже везло… а вот крашеных блонди, признаться, обходил за версту – не знаю, почему, но я никогда не пытался «уравнять в интеллекте», так скажем, мозги и цвет волос. Однако что-то берегло меня от ядовито-белых л и л е й – возможно, это покажется кому-то странным, пусть: я не обязан отчитываться и тем более оправдываться – достаточно уже того, что я говорю с куклой, не так ли, пане Докторе?). Берет Бабу-Ягу на руки, вальсирует с ней, потом открывает шкаф и, найдя там белый халат, надевает на куклу. «Как к вам лучше обращаться? Звать-величать?..» Баба-Ягиня осталась от Риты. После развода она решила, так скажем, выпендриться – вот и подарила ростовую куклу… ж е с т ь, ну да, ж е с т ь. Но подарила, знаю, безо всякой злобы, съязвив в меру: «Это твоя возлюбленная», – только и сказала. Белый халат же забыла второпях Кира. А ведь когда-то я пришел к ней с острой болью!.. Она долго спасала мой несчастный зуб – и, как ни странно, спасла. Я заглянул через неделю – якобы «провериться»… Мы встречались где-то с полгода, а потом – сам не знаю, как вышло, – поженились: абсурд, конечно. Всё было сказочно, да, сказочно: вы знаете, что такое сказочно , нет? И всё же Кира обманула меня… да, обманула. Я видел… как бы это сформулировать… видел… Даму Её Сердца… на фото: ничего мужеподобного – интересное, монголоидного типа, лицо, твердый – и вместе с тем вот-вот готовый растечься – взгляд… Я понял ее, понял с в о ю К и р у – и о т п у с т и л: отпустил, да и что оставалось делать? С кем-с кем, но вот с дамами нашему брату тягаться точно не под силу… Нам с Кирой было хорошо, если задаться целью подсчитать, да вычеркнуть из календаря несколько испорченных выходных, что-то около полугода: то есть, мы успели удрать лишь в Италию. Сказать по правде, Венеция не поразила, Милан – вообще ад, Рим – где-то как-то, а вот Флоренция… Во Флоренции и случился наш «прощальный медовый»: Кира была необычайно нежна, необычайно, – а потом, уже в Москве, п р и з н а л а с ь. Я, если честно, подумывал «о потолочных крючках» – впрочем, осознание того, что твоя любимая уходит не к мужчине, вселяло весьма идиотичную надежду на ее возвращение… о, я еще недооценивал треклятый «голос однополой крови». Возможно, я даже пошел бы тогда на то, чтобы «делить» Киру с ее п о д р у г о й – чего греха таить, было любопытно посмотреть, «как девочки делают это», быть может, почувствовать что-то новое и, отдавшись потоку запретных ощущений… Но Кира только покачала головой: «Пойми, это серьезно, очень серьезно – Серьезней, чем ты думаешь. Мне необходимо уйти», – на необходимо она щелкнула зажигалкой, и огонь осветил ее лицо – в то мгновение она была по-настоящему о с л е п и т е л ь н а, и я сломался, сломался от ее безупречности. * * * Садится за ноутбук Второе письмо Роботу Вертеру «давно не общался с тем кто не будет перебивать или натужно кивать «впопад» глядя меж бровей выражая хорошо сыгранный искренний интерес плохому учил дядька Карнеги философия pizdolizoff матом не ругаться нельзя надпись на сером заборе мозга забор мозга это чужие чужие слова которые всегда не вовремя а ведь мы мы на самом-то деле хрупки очень хрупки да-да в е т о ч к и сорви меня Вертер сорви коль не боишься не обломай что еще убить в ночь душную? что еще убить в ночь дождьную июля грохочущего восемнадцатилетнего? …рви меня Вертер так нужно» Ходит по комнате * * * Что ж… мы развелись: точнее, нас развели, а потом… потом я поздравлял ее с хэппибёстником и хэппиньюеар; Кира говорила, что счастлива, И я был почти рад, почти смертельно рад … не сразу. Быть может, впервые в жизни я не повел себя эгоистично, впервые в жизни оказался способным понять и н о е, проникнуть в д р у г о е измерение – или, быть может, это было вызвано самой «нестандартностью ситуации»: уйди Кира к какому-нибудь мужлану, я, наверное, прикончил бы себя от ревности – однако я не мог ревновать даму к даме. Не умел… На свое счастье… Иначе б – крышка! Тем временем «би» появлялись в моем окружении чаще, чем того хотелось бы: возможно, силы небесные испытывали, так скажем, мою толерантность… Краткосрочный роман через три месяца после первого развода завершился историей с некоей Ариной, признавшейся, что у нее не было мужчины аккурат пять годков. Я пожалел беднягу, однако она быстренько пресекла «соболезнования»: «П о д р у г и куда лучше» – «Но зачем-то же ты осталась со мной!» – «Возможно, для самоутверждения…» – «Хм… знаешь, моя бывшая оставила меня ради такой же, как ты… Она, по ее словам, не создана для мужчины » – «Даже для такого?» – «Что значит д а ж е?» – «Ты очень нежный, мужчины такими не бывают» – «Ну я же есть, значит, бывают…»: такой вот диалог, ни убавить, ни прибавить… Странная, конечно, была девушка – с немыслимым пирсингом и офигенным тату, с огромными синющими глазами да бритым затылком-ёжиком: отдавалась же она с тем самым чувством, которое можно было при желании принять за влюбленность – однако она просто любила секс, классный секс, вот и всё. После той встречи я долго рассматривал в Сети фото Кириной подруги: найти через поисковик человека хоть сколько-нибудь «с именем» легче лёгкого – так и всплыл этот корпоративный сайтик… Она оказалась директором по персоналу некоей, как любят сейчас писать, «крупной, стабильно развивающейся компании». В нее можно было влюбиться, да. Втрескаться по уши По самое не могу, да. Кареглазая. Смуглая. С чистейшей кожей. Плюс ее волнистые волосы, ниспадающие на плечи … Как это старомодно – ниспадающие на плечи … «Саш а », – так называла ее Кира, на французский манер. Уж она-то сделает ее счастливой, подумал я, и тут же, впрочем, осекся – меня пронзила мысль, что нельзя, немыслимо, просто невозможно «сделать» кого-то счастливым: это нонсенс, абсурд, у ж а с (в том-то всё и дело!) не только р у с с к и й – если ты не л у ч и ш ь с я, как посторонний, д р у г о й, и н о й, поможет тебе засиять?.. Пронзить-то мысль пронзила, да вот осознание пришло гораздо позже – долгие годы, как все «обычные люди», я искал счастье на с т о р о н е, даже не заглядывая в потайные кармашки души собственной. И что же в ней было, интересно, в этой душе?.. Ну-ка, ну-ка, С этого места поподробнее… * * * Садится за ноутбук Третье письмо Роботу Вертеру «тебе можно не отвечать тебе не способному грузить не просящему есть пить не намекающему на коитус не говорящему «да» «возможно» «не знаю» НЕТ с некоторых пор меня пугают три этих буквы две согласные одна НЕТ гласная посерёдке точка золотого сечения шмякнувшегося в тарелку с жирным борщом сердца в тарелку с кипящим борщом сердца моего сердца тоже ведь ливер желудок примет привычка свыше здравствуй Вертер ну здравствуй» Встает * * * Совсем недавно я понял, что все эти годы искал не так и не там, до бесконечности усиливая собственную нереальную потребность – я, если можно так выразиться, «охотился» на чью-то любовь, хотя «охотиться» – то нужно было, так скажем, на собственную душу – всё внутри : ну да, первый класс, вторая четверть, даже совестно об этом как-то… Мечась, я пытался (возможно, неосознанно) о т о б р а т ь у женщин чудо их любви, однако «отбирать» было, по большому счету, нечего: они, как и я, никогда не любили себя по-настоящему, а потому не могли дать никому з д о р о в о г о чувства ни на цент. Итак, слишком поздно я понял, что все мои попытки поймать Жар-Птицу за хвост – напрасная трата времени: мне никогда, никогда не угнаться за ней; более того – мне никогда не найти ни в ком пресловутой «любви»: ни в ком, кроме себя – как банально бы это ни звучало. Объясняю: так называемая любовь – потребность, которую невозможно удовлетворить; д е й с т в и т е л ь н о – то, чего нет на свете… вот как дурят нашего брата; вот о чем пишут книги и снимают фильмы! Любовь – чудовищная иллюзия; точнее, в ее «человеческом исполнении», когда двое – пол не имеет значения – по окончании «конфетно-букетного периода» только и делают, что истязают друг друга, живя под домокловым мечом страха быть отвергнутыми – самого страшного страха, заключенного в три – 15-ю, 6-ю и 20-ю – буквы этого несносного алфавита. Со страхом НЕТ знаком каждый, каждый! (Не верьте говорящим обратное!) Я долго пытался объяснить себе его природу – думаю, кое-что осмыслить все-таки удалось; выслушайте меня, выслушайте же, эй, кто-нибудь! Этот страх полон ожиданий… Это сплошные обязательства, это завуалированный стыд, это главное средство приручения обезьяны в костюме, большую часть жизни проводящей за монитором… Однако самый сильный страх – страх всё той же любви: хотя, казалось бы, почему? Она ведь ничего не ждет. Не требует. Не испытывает дешевой жалости, но, в идеале (ау, идеалы, а-у!) сострадает и помогает. Любовь никому ничего не должна… Вы слышите? Слышите ли вы меня, а? Такое ощущение, будто я говорю в пустоту… Да что теперь… Так оно и есть… (прикладывается к коньяку) … а когда-то я встретил Риту: «встретил», конечно, не то, совсем то слово… Я, чтобы занять тошнотворный вечер, просматривал сайты знакомств – там-то и наткнулся на ее объявление. Фотографии не было, но что-то меня зацепило в построении фраз анкеты… В общем, я написал. Мы болтали по аське с неделю, а потом встретились: мы были ущербны, да, ущербны – две хорохорящиеся половинки, припудренные и приукрашенные (я, во всяком случае, купил дюжину новых свитеров и брюк – жест, скорее, «ритуальный», нежели рациональный: всё новое , просто всё новое ), половинки, отрицающие самих себя (чего же тогда ждать от других?): сплошные зарубки на сердце! Мы были нужны друг другу затем лишь, чтобы самоутвердиться, доказав себе, что еще востребованны кем-то – мы мечтали (о, да!) продраться сквозь свои же представления о реальности и избежать собственных настроек на неудачи… О, конечно, т о г д а мы не подозревали ни о чем таком: нам казалось, будто это – любовь, хм… Мы слишком часто произносили это слово, и оно затёрлось, обесценилось, его впору было сдавать в комиссионку – да что там сдавать! волочь волоком! – мы же упорно чинили и латали его, потому как остаться в одиночестве было страшнее, и мы прикрывались, прикрывались страхом, словно лоскутным одеялом, пребывая в каком-то странном тягучем сне, в анабиозе, и матрица его засасывала нас все больше и больше, всё сильнее и сильнее – казалось, морской узел, которым были связаны наши солнечные сплетения, ожил – и, вместо того чтобы скрепить, теперь пожирает их… Мы много путешествовали, однако всё увиденное как-то не слишком радовало: эмоциональный яд, которым мы заражали друг друга, быстро разъедал то, что всё ещё называют душой. Мы причиняли друг другу постоянную боль – и легче от того, что она была якобы «неосознанной», не становилось: всё это (как ни печально констатировать собственные слабости), в конечном итоге, переродилось в так называемое бытовое пьянство – но, что самое гнусное, нам не о чем стало говорить… то есть вот совсем не о чем … Нет-нет, мы никогда не строили из себя «святошей», однако проблема заключалась в том, что я знал свою дозу, а Рита – нет: она, увы, не могла уже остановиться. Так я перестал приносить домой спиртное; Рита же надиралась, причем надиралась порой совершенно по-свински, а сцены с битьем посуды и ночными рыданиями стали частью нашей «тихой семейной жизни» – в общем, все мои уговоры, говоря казенным языком, «не возымели никакого действия». Ее бурный роман с алкоголем прогрессировал – в течение какой-то пары лет моя жена заметно осунулась, даже слегка потускнела, хотя красота по-прежнему была при ней – да, при ней, только… это была красота, если можно так выразиться, ускоренного процесса распада , вот что ужасно: Рита спивалась – медленно, но верно, и я ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать. То, как она лежала, скрюченная, на диване, как просила пить, как набрасывалась на меня с обвинениями: «Это всё из-за тебя, из-за тебя!» – и плакала, и колотила меня по груди маленькими своими ручками… Да что говорить! Мы жили в аду несколько лет – до тех самых пор, пока я не подал, наконец-то, на развод, и Рита не съехала в подмосковную свою квартирку, которую сдавала все то время, что мы жили вместе: пить ей теперь, собственно, стало не на что – с работы ее уволили, и я страшно дергался, сомневаясь, не подтолкнет ли ее наш разрыв к тому, что называют «краем пропасти»; даже уход Киры оказался для меня менее болезненным – теперь же я дико, невыносимо страдал. Я, на самом-то деле, не хотел оставаться один. И я остался один… Ты слышишь, Вертер? Слышишь ли ты меня? Мне бы хотелось, чтобы ты услышал. Садится за ноутбук Четвертое письмо Роботу Вертеру «проклятия повреждают генетический аппарат обрекая существо на гибель я же тщетно пытаюсь понять процесс перехода от живой материи к косной и обратно разделение духовной субстанции и ее материального носителя называют смертью Вертер Вертер если б ты знал о чем я мечтаю и что вижу во сне… спроси как-нибудь спроси» * * * Я с головой ушел в работу – а куда еще?.. Не обладая хоть сколько-нибудь «высокими» талантами, я делал сайты. За это недурно платили – как минимум пару раз в год я улетал куда-нибудь п о д а л ь ш е. Компании не требовалось, а довольно сносный английский снимал много вопросов. Не могу сказать, какую именно страну любил я больше всего – нет, не могу: каждая по-своему… – и пр. и пр. Но вот Куба… да, пожалуй, Куба. Ни Мексика, ни Америка, ни даже Перу. Нет-нет. Куба! Cuba libra, мать её!.. Совершенно гениальное место, кто бы там что ни говорил – (роман с «мулата чина» [1] не в счет – прилетев, сдал анализы: пронесло). Я приходил в себя: перечитывал Эко, заново открывал Гессе, листал под пиво Буковски и Миллера… Я скупал диски (Китаро и Карунеш, Гарбарек и Ваклавек)… Я пересмотрел – наверное, «для контраста» – всего Хичкока, хотя никогда не был увлечен им особенно сильно… – однако в нём таилось противоядие; в нём, как ни странно, не было боли. Я не хотел, вовсе не хотел больше того, что называют «серьезными отношениями». Я не верил в них, просто больше не верил. И тут как на грех – понимаешь, Вертер, как на грех – на сцену выходит Мара. 1 «сладкая мулатка» * * * Садится за ноутбук Пятое письмо Роботу Вертеру «ты спрашиваешь о чем я мечтаю… отвечаю мне хотелось бы функционировать как функционирует безграничное поле сознания да-да это правда можно ли желать большего? напряжение возникающее между болью и удовольствием есть творчество смерть как отточие жизни есть творчество это так же верно как и то что вне пределов земной атмосферы небо в с е г д а ч е р н о е закрытая на щеколду слов вечность cantus firmus грегорианского хорала» * * * Итак, Мара. Пожалуй, я даже позволю себе описать ее. Метр семьдесят, шатенка с классическим каре, волосок к волоску, огромные такие глазищи… в которых так легко утонуть… они меняли цвет в зависимости от настроения – но чаще всего оказывались темно-синими. Никаких линз – настоящий естественный цвет. У нее была очень ровная матовая кожа – не знаю, заслуга ли это каких-то специальных средств, не знаю. Хрупкие, но не худые, пальцы – такие, как надо . Всегда идеальный маникюр. Ногти, правда, чуть более длинные, чем, как мне представлялось, необходимы для того, чтобы держать ручку. «Для мышки с клавой – нормально», – смеялась она, царапая меня по сердцу. (держится за сердце; кричит) Я не могу больше любить Не Тех! А они Не Те, всегда Не Те! Мара тоже оказалась Не Той – быть может, Самой Последней Не Той!.. Она всегда была, впрочем, честна, всегда: то есть говорила лишь о полном отсутствии чувств – и вместе с тем не отпускала, никогда не отпускала меня до конца. Дело осложнялось тем, что я был уже разведен, а Мара еще нет. То есть их с мужем связывал только ребенок – сын, мальчишка лет десяти, я видел… С мужем Мара давно не спала, предпочитая делать это с теми, к кому не питала нежных чувств – и, разумеется, с теми, кто также не любил ее: такой вот мазохизм. то есть я никоим образом не мог оказаться в Мариной постели. Вопреки всему мы провели ночь (коньяк сыграл не последнюю роль) – на этом, собственно, всё: «Но ты же понимаешь, это ничего не меняет», – Мара, утром, одергивая юбку. * * * Садится за ноутбук Шестое письмо Роботу Вертеру «а эти уроды Вертер слышь эти уроды с ч и т а ю т будто свобода информации представляет угрозу опрос по регионам 58 % «за» цензуру (26 абсолютно в этом уверены) 24 % респондентов «против» (8 «против категорически») 18 % «затрудняются ответить» конечно же они затрудняются они вообще ничего не могут только пялиться пялиться в ящик опорожняться производить маленьких выблядков точные копии их самих «вторая смена» мясо из мяса сдается мне Вертер эту планетку пора взрывать мне говорят «если в прошлых жизнях они убивали значит просмотр боевика в этой означает эволюцию…» и еще «если в тех жизнях они были неграмотны а теперь читают желтую п р э с с у они уже эволюционируют…» коли плевать с такой колокольни то и дамочки с детективами и старые сплетники у подъездов и вороватые консьержи и тупоголовые продавщицы и вонючие мясники и работающие в вивариях «специалисты» и сочиняющие законы «специалисты» и совокупляющиеся с козами «джигиты» и упивающиеся в усмерть «джигиты» э в о л ю ц и о н и р у ю т anamnesis morbi [2] в сердце тесак ржавый тесак ничего элитарного функциональная штуковина Вертер Вертер я не то что никогда не полюблю их Вертер Вертер если б у меня было оружие я начал бы со «специалистов» вивария» 2 История болезни (лат.) * * * Как-то, сидя в кафе, я исподволь разглядывал ее, словно пытаясь найти какой-то изъян – с ним-то, с изъяном, мне было бы гораздо легче ее разлюбить, думал я: да, так я думал… закрывая глаза на достоинства и акцентируясь на недостатках, я с удивлением обнаруживал, что никакая Мара не красавица, что черты лица ее неправильные, а если в профиль, то так… вообще… до идеала, мягко скажем, далековато… Впрочем, будь она хоть одноногой горбуньей, я все равно любил бы ее. Но вот сейчас легко, как-то невероятно легко – даже не верится… Возможно, мое нынешнее ровное, отчасти даже рациональное отношение к процессу трения одних частей тела о другие и вызвано нашей с ней дурацкой «историей…». * * * Садится за ноутбук Седьмое письмо Роботу Вертеру «я боялся одного знаешь ли чертовски боялся услышать возлюбленную в другой тональности не в той просто не в той тональности это ведь крышка Вертер крышка рояля ля-мажор си-минор чудовищный микс «ты старомоден» скажет возлюбленная пусть пусть говорит что хочет пусть просто говорит мне нравятся звуки ее голоса они похожи на выпущенных из клетки птиц она сама птица Вертер а я никогда никогда понимаешь н и к о г д а не смогу коснуться ее крыльев на них ведь пыльца как у бабочки… как пошло должно быть смотрятся эти строчки в теле письма лети лети ж скорей прочь разлюблённая тоника на горы ледовые лысые на горы железные медные хозяйкой будь им ты смодулировала просто смодулировала не в ту тональность прощай» * * * СТРЕЛЯЙ! по сердцу Мары и К* !! Поет: Там сталкер усталый По Зоне всё бродит, А снайпер: «Отстанем!» – Кричит и уходит; Глушителем снайпер Забил сердцу ротик. А сталкер седою Трясет бородою… … Целься, сталкер, целься! Целься точней! Гляди, это она, прекрасная Мара! За промах четвертуют, четвертуют свои же – я видел, Видел подобные казни не раз: гнусное, надо сказать, зрелище. Ljudi iskusstva – как ты понимаешь, речь о них – В большинстве своем скучные мизантропы с раздутым эго, склонные к домашней тирании и «мелкому» плагиату; добавим в арию со списком зависть да грешок-с уныния, и клиническая картина станет полностью прозрачна – никакого, впрочем, секрета: я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Поет женским голосом: «Что сталось со мною? Я словно в чаду. Минуты покоя себе не найду» [3] . Во время сканирования их агоний (бронь на билеты; количество мест ограничено) мне не хватало, пожалуй, лишь т а п о ч е к – тех, дарёных, помнишь?.. Рижских. С помпонами. На тонкой кожаной подошве. Невероятно мягких и теплых. Знаешь, если б перед казнью меня спросили «о трех желаниях», я приказал бы достать эти цацки из-под земли… (да ты, кажется, не в курсе, «что есть цацки», мой сталкер!). … …первые два? спрашиваешь о первых двух ? Не боишься банальностей? А съемных квартир? Что ж, можно устроить: Я попрошу сигариллу, сталкер, сигариллу и дынную водку – да, ту самую: в прошлом веке я пил ее из нежного соска, за которым пряталось сердце Мары – пряталось от твоих пуль, сталкер. 3 Песня Гретхен. Поет: «Чуть он отлучится, забьюсь, как в петле, И я не жилица на этой земле». Последнее время меня занимает вопрос скорости проникновения энергетической пули в небелковое тело и радиус поражения последнего – а именно, боль на уровне пятого грудного позвонка: Plexus solaris [4] – одиночная замаскированная цель, подлежащая уничтожению. «Так совершается Великий Джихад Во Имя Чувства, Которое Не Может Быть Названо», – грубо шутишь ты, но это не смешно, сталкер, не смешно. 4 Солнечное сплетение ( лат .) Поет: «В догадках угрюмых хожу, чуть жива, Сумятица в думах, в огне голова». Обслуге, врачам, киллерам и прочей сволочи надобно хорошо платить, иначе они, сосланные на левый фланг, зажиреют, потеряют квалификацию, как теряют ее училки яняза в школках. Мара тоже, тоже ходила в одну из таких – ее не очень-то любили (ну, разве что некоторые): она ведь никогда не ковыряла в носу прилюдно, ни до, ни после осьмнадцати: как и ты, сталкер, как и я, как и этот бесполый автор, что стучит в тридцатиградусную по черным от горя клавишам – поэтому-то нас нет в списках: зато у нас есть р а с с т р е л ь н ы й. Поет: «Что сталось со мною? Я словно в чаду. Минуты покоя себе не найду». Прицельные сетки позволяют с высокой точностью навести оружие на неподвижную точку ветреной Анахаты: «крест» подойдет – или, скажем, «пенёк»… Тебе известен промежуток между боковыми линиями? Ты можешь оценить угловые размеры объекта?.. Твое оружие деликатно , сталкер, – деликатно и требовательно: оно требует уважения, уважения к телу, к прекрасному телу с оптическим восьмикратным прицелом: прицельная дальность двести, начальная скорость пули восемьсот тридцать эм-эс. Поет: «Гляжу, цепенея, часами в окно. Заботой моею все заслонено». «Уж я винтовочку свою начищу-наманикюрю! Ствол шестисотдесятимиллиметровый наглажу, Десять патронов шлёпну!..» – Мара поет. Молодец, Мара! Ай да Мара, ай да сукина дочь! … Тсс…я бы, сталкер, знаешь что? Я бы перевязал этим свиньям трубы, да, перевязал бы: Обсуждать «кризис перепроизводства», право, дурной тон – мясо ест/ь мясо non-stop, от случки к случке. Однако лишь женщина способна повернуть Колесо Случая. Я знал одну такую… знал близко. Она страдала легкой формой гаджет-зависимости, курила кальян и жила тем, что гадала на картах Таро. Она не беспокоилась о мелочах – и мелочи подстраивались под её личные обстоятельства, она шла к Началу, позволяя Ему делать с собой всё, что угодно – и потому не подчинялась и не подчиняла; она не предполагала; ее не беспокоило, что о ней подумают и, кроме того, была безупречна в словах и поступках, ежесекундно «отстреливая» собственные мысли и реакции – она целилась в черные дыры души своей, она была, в общем, толковым снайпером… Когда-нибудь, сталкер, я стану таким же, вот только перечитаю Кастанеду – с третьего тома. Поет: «И вижу я живо походку его, И стан горделивый, и глаз колдовство». Целься, мой сталкер. Целься. Обезвредь серый булыжник, маскирующийся сердцем – моим сердцем, моим карманным сердцем (каждую ночь я вынимаю его, дымящееся, из груди, и опускаю в стакан с дистиллированной водой – неплохое, знаешь ли, средство от бессонницы). Но как дрожат твои руки… где же выучка? Неужто ты сдался? Неужто и т ы с д а л с я?! Некоторые движения , впрочем, не обсуждаются – так, нет смысла затевать спор, скажем, о том, что пропасть между полами обусловлена всего лишь одной – одной! – хромосомой… Да только, сталкер, ты забыл, что у меня нет, нет копирайта на ошибку. Поет: «И, слух мой чаруя, течет его речь, И жар поцелуя грозит меня сжечь». Я выброшу, сталкер, выброшу свое сердце – в сущности, оно действительно не является, так скажем, предметом первой необходимости – да и, чего там, второй тоже… искусственное, в любом случае, надежней: дорого платишь – зато потом крепко, очень крепко спишь, адынсавсэмадын, без каких бы то ни было женщин (прожив полжизни, приходишь к банальному выводу, что «всё зло» именно от них) – я сжег лягушачью кожу и тут же увидел: карета превратилась в тыкву, а прекрасная принцесса – в рыжее butch’образное чудовище… сорванная нагвалем маска исчезла. Поет: «Что сталось со мною? Я словно в чаду. Минуты покоя себе не найду». …недавно Та, Чьё Имя Не Может Быть Названо, привела меня в странное место. Прикрывая за собой дверь, она кивнула на стены, а потом указала на пол – я пригляделся… глаза разбежались. Чего я только не увидел: аркебузы и багинеты, пики и мушкеты, пищали и рапиры, тесаки и фузеи, шашки и шпаги, мортиры и кулеврины – были тут и алебарды, и протазаны с бердышами, и даги, и кистени с кинжалами, и копья, и рогатины, и луки, и крисы, и мечи с ножами, и сабли с ручницами, и секиры с лабросами, и топоры с томагавками, и эспадоны, и дротики, и сюрикены, и стилеты, и ятаганы – и даже «моргенштерн»… В другой зале находились авиабомбы (калибр иных достигал двадцати тонн), БМП и водометы, между которыми лежали разного рода «берданки» и карабины: был тут и никоновский автомат – он-то меня, собственно, и интересовал. «У АН-97, – прочитала мои мысли Та, Чье Имя Не Может Быть Названо, и ее глаза, подобные застывшей слезе, скатившейся с горного хрусталя, на миг ожили, – переменный темп стрельбы; огонь же можно вести одиночными выстрелами: очередь по три с высоким темпом – около тысячи в минуту – повышает вероятность быстрого попадания…». К АН-97 прилагался штык-нож, установка оптического прицела, а также подствольный гранатомет: «Это то, что нужно», – чуть было не сказал я, хватаясь за сердце, однако Та, Чьё Имя Не Может Быть Названо, уже открывала дверь в последнюю залу – там-то я и увидел самую обыкновенную сапёрную лопатку, и замер: остро заточенная, с петлёй на рукояти, она была одновременно и топором, и кинжалом, и даже – даже! – мечом. Что ж, осталась самая малость, подумал я… Поет: « Где духу набраться, чтоб страх победить, Рвануться, прижаться, руками обвить?» …и закричал что есть силы: СТРЕЛЯЙ! СТРЕЛЯЙ, СТАЛКЕР, ЧЕГО ТЫ ЖДЕШЬ? Я могу «онемечить» тело, но никогда не доберусь до того, что б о л и т! Мне никогда – слышишь? н и к о г д а! – не достичь Анахаты! СТРЕЛЯЙ, ЧЕГО ТЫ ЖДЕШЬ? …и Мара в моем животе захныкала, и Та, Чьё Имя не Может Быть названо, опустила глаза, и даже женщина-снайпер отвернулась: бриг? галера? корвет? – думала каждая, мечтая скрыться, а я все стоял и кричал: СТРЕЛЯЙ! СТРЕЛЯЙ! Поет: «Я б все позабыла с ним наедине, Хотя б это было, Хотя б это было, Хотя б это было погибелью мне, Хотя б это было погибелью мне». …но вам, конечно, нет до этого никакого дела, так ведь? З А Ш И Б И С Ь! (ложится на пол) * * * Восьмое письмо Роботу Вертеру, последнее «совокупность последовательных морфологических физиологических психофизиологических и биохимических преобразований вводит меня в ступор я хорошо слишком хорошо помню что два тела соударяясь действуют друг на друга так как будто их общего движения не существовало законы боли боли на брудершафт боли и тепла тепла адского тепла… так самые близкие становятся самыми дальними однако они эти люди никогда не смогут уйти до конца отвлечемся не то крышу сорвет тотчас согласно статистике 67 % абонентов страдают манией звонка Ringxiety… я тоже тоже страдаю как и ты искусственный интеллект романтичного самоубийцы фантомная боль чувствительных натур Der Leiden des jungen Werther ну милый здравствуй здравствуй» 03. 09. 2008 «Мариниана, Че!» моноспектакль женщина extra-dry доза для энного количества масок [вместо постскриптума] … вся эта нежность, стреляющая в висок, – просто наживка. порох. маятник мер. крючок. кластер смешных иллюзий. не соскочить! взамен нежности в дуру-душу впрыснуть б меню из вен, чтоб упилась – у.е. – лась, чтоб никогда уже не помышляла вчуже мерить Творца «ЖЖ» пошленькими шажками! «сердце шалит… прости, кожа молчать хотела с кожей другой на “ты”». … лимфоузлы чувства воспалены. кожа, сдёрнутая с распялок, опять безоружна. если закинуть сердце в маску твоей волны, будет ли маске это так же, как сердцу, нужно? в новых лекалах тело, верно, застрянет… шить аниму неумело – хуже, чем здесь «грешить» тем или этим словом; так, по эклиптике чувств перемещаюсь с солнцем в сон, что давно – наизусть. … кормлю с руки сердцем – месиво, вся в крошках стою! – бон апети … не спрашивают: «сколько еще?» – «пока не кончится», – не отвечаю: да и зачем? кормлю и кормлю… … эти звуки, да, все эти звуки сорвавшегося с петель сердца, одного на двоих сердца, присевшего – в подражание птицам – на проводки-нервы, все его шорохи, слетевшие с губ тех и этих, сладчайшие шумы и «грязные» шёпоты, таинственные изгибы и угловатости, волшебные анфилады и лабиринты, медленные беседки, ложе с терновым – у изголовья – венцом, все эти слова, писанные свинцом по коже, поцелуи, впаянные в лимфу, смех, выкупленный у страха, – суть отпечатки пальцев сюжета, который следовало б иначе… – подаёт голос фантом автора, но звуки сорвавшегося с петель сердца, одного на двоих сердца, всё заглушают. ДОЗА ПЕРВАЯ: [ЛЮБИМЫЙ ЧЕ] – 10 сюжетец оный картавит. мерно, исподтишка (наречье, слитно: как их , наверно, тонка кишка!) – в ладонный файлик email’ит тихо вживлённый смайл. фальшивый берег завшивлен: мясо двуногих швайн – «свинина»… жёстко! как ни пытайся мозгов минет на раскадровке «обрезать» глянцем – всё будет .net : всё будет больно, всегда – на «минус», всегда в узде. мысль измельчала – ей б сесть на примус за сотни лье, чтоб укротилась, укоротилась, в игорном сне чтобы почила, чтоб залечила от «не» – до «не». – 9 дрель и красные башмачки на талии подоконника – просто крохотка-повод залезть на латексную стремянку и, как в детстве, стремаясь , упереться зрачком менталки в ручной глазок тела: у-у, плётка-плётка, на бортах самолётов бизнес-авиации, в банках и ресторанах класса А, в авто-, мото-, спа- и ювелирных салонах, фитнес-, гольф-, поло- и яхт’-их’-клубах, в галереях, бутиках и на закрытых «джемах»… у-у, плётка-плётка, НЕТ! ничего из того, что заставило б её суб – марину плыть не так, а иначе, и потому – компас, и потому – ёжик в тумане, чайка, вереница верёвочных сутр, разрешающих этим – то, и лишь тому – это . – 8 ЧЕ: «следует обладать изрядной долей смирения, любви к справедливости и к истине, чтобы не скатиться к экстремистским догмам, не заразиться безумием масс. следует бороться за то, чтобы эта любовь к человечеству превращалась в конкретные поступки, в образцовые деяния». – 7 когда – невольно, когда – не больно по синякам, когда проворно обиды-porno стремят в вигвам, когда лишь скальпик на чувстве тыльном безмолвно ржёт – тогда бесцельно, тихушной сапой, народ-урод стремянку ставит к лоточку с сердцем (ан высоко), да целит в ливер как будто метко… но «мо-ло-ко» душонке смерда давно, по счастью, припасено: «герой-вояка. гондон. гуляка. merde. дерьмо». – 6 здравствуй, товарищ, ну, здравствуй… как же я рада тебе, любимый ЧЕ! располагайся-ка поскорей – дай лишь вытереть пот с твоего лба… ох и долго же тебя не было! красные мои башмачки износились, платья выгорели от чужих взглядов, кровать – и та рассохлась. как же она скрипи-ит… слышишь? я не могу, не могу спать на ней больше – я ведь купила её для ласк, товарищ: купила, даже не подозревая о том, что скоро – олэй! – перееду на подоконник: длинный, белый, широкий, как койка в больничке-«люкс», куда мечтали упечь меня добро – и зло – желатели чисто – вполне сердечно – в общем, по-родственному … чтобы не пропустить твоего появления, я вглядывалась в зрачки мегаполиса с самого Сотворения – увы, всё бес толку: отводя взгляд, всегда натыкалась на забытую богом штуковину, лежащую под стремянкой, да вспоминала слова прабабки: «женщина, у которой есть дрель, никогда не выйдет замуж» – но что есть замуж , любимый ЧЕ, если есть ты? не важно, кто ты, любимый!.. – 5 ЧЕ: «моё прегрешение куда серьёзнее, ибо я, более ловкий или опытный – называйте как хотите, – я умру, зная, что умираю вместе с прогнившей цивилизацией, что вот-вот рухнет… а ещё я знаю, ибо вижу, что это записано во тьме ночи, что я, эклектический потрошитель доктрин и психоаналитик догм, я, вопя как бешеный, буду брать штурмом баррикады и окопы, я пущу в ход оружие и буду безжалостно перерезать горло всем, кто встанет на моём пути». – 4 …не знаю, как объяснить, команданте: я ведь, в общем-то, не вольна во всех этих штуках… во всём том, что зовётся (навскидку) чувствами – к тому же, как ты, видимо, понимаешь, люди меня боятся, думая, будто я – чересчур сильная… о, если бы они знали, как часто грущу я, плывя на ладье-подоконнике в открытое море, как горько плачу! в сущности, я ничем не отличаюсь от них (когда грущу или плачу) – ну или почти… – 3 если время останавливает своё движение, смерть, как туман, рассеивается, исчезает: осталось прекратить его инерцию произвольно – зачистить настоящее-прошедшее-будущее . «структура, противоположная времени, – система высшего беспредела: входя в вашу вселенную, она разрушает её», – говорит и показывает Мечта. «зачистить, зачистить, – исчезают нейроны, – спецоперация по блокировке Майи успешно завершена», обрыв связи. … – 2 …но если б мог ты остаться – остался бы, команданте? если б мог сместить все эти надуманные, и лишь потому – «реальные» времена и пространства, – неужто бы не сместил?! о, как засияло бы тогда солнце, засинело небо, зазеленела трава! я выбросила б, наконец, треклятую дрель, надела красные башмачки и… так говорят одни дурочки , шепчет с того света прабабка: что, впрочем, с того, коли в доме моём ждут тебя ром и табак? я приготовила также книги и словари: знаю, ты можешь прочесть и так , ЧЕ – знаю, ты будешь читать всё так , ЧЕ! ;-) – 1 …плыви, кораблик, плыви, бумажный, плыви! ко дну пойдут другие – не ты: однажды в твою волну заглянет виршик хромой престранный «на злобу дня» – стремянка с дрелью, дом-подоконник… олэй! меня во всём вот в этом как будто нету – и будто б есть: сны команданте, морское имя… нагая весть о том, что, верно, неисполнимо на свете сем, в сердечке куклы я раздавила: «так нужно, мэм». 0 на самокате – по нёбу. в кровь – голый денёк. masala-чай. привкус чудных – про «лю. лю» – строф запах унёс: «вот питьё. кончай». так пригублю виртуальный вкус голографических нег в ночи: «не погублю, – улыбнётся Ложь, – столько коанов на - ить …» – «лечи!» клетки грудные убоги. «грех» плоти и плоти – в тыл жалюзи: на самокате – по небу – Вошь едет за Солнцем. соль визави память сжирает (двойной стандарт) – я становлюсь голограммой букв: в смех отраженья уходит art, в тень вечной Тени – аркан-Испуг… «ну же: чапати, панир…» – «кирдык!» – «ахтунг. молись без лажовых слов. ню же денёк … masala-каприз… койка. карниз. опечатка “love”». интермеццо: [здравствуй, дерево!] он не понимает, чему ЭТИ так радуются (впору рыдать) – вот и кричит, кричит что есть силы – кажется, лопнет вот-вот от боли: «скорей, тушка, скорее т у ж ь с я!» … что за мерзкое улюлюканье, шлепки, розы, ужимки? да что за рожи, мать их, его окружают? почему, чёрт дери, он опять оказался в чьём-то «здесь и сейчас»? как, наперёд зная, чем се успокоится , мог не сдержаться – тогда-а, в тот самый момент, когда произошло спаривание и он, бедненький, в который раз залетел ?! ах-с, какой жутенький, какой вкривь недеццкий фильмчик ему показывают! киндерам до шестнадцати – опс-топс-перевертопс! кожа и кости грубеют, голос ломается, сердце, как пишут дамки, «рвётся на части», ну а душа и того хуже – прячется в пятках: «тушка, роди обратно!» … ЭТИ ВСЕ охочи до мертвечины – вот и пичкают, пичкают аццким ядом: тошнит… он закрывает глаза, но и с закрытыми видит: кишка-коридор, дверь с табличкой директор, ветхий ж у р н а л вахтёра с карандашом на верёвочке-поводке… он кричит, не в силах остановиться: он не хочет – нет! да! не-ет! он – ясно? – не станет: а вы как хотели? – «да, нет, не станет!» – носить треклятую форму и клясться в верности славненькому ученью! он лупит ножками, он задыхается, отчётливо понимая, что женщина, которую и в прошлой любил, уйдёт от него и в этой … ему кажется – так и есть? – он сходит с ума: горы бутылок, мелочь, клозет, клетушка, томик Тимоти Лири на подоконнике. … выхода нет – табличка? НЕТ, он всё понимает – нужно снова учиться ходить, а потом сразу – vлюди, всегда наживую, потому как «завтра никогда не наступит», потому как – долги, кредит, я-ма, ну и в кошмарике: «в поте лица оплачивать будете чудо-юдо-счета свои!», а посему – Борхес и Ницше, трактаты и лезвия, женщина в бе да дом-сынчик-дерево: «здравствуй, ну здравствуй, дерево!» ДОЗА ВТОРАЯ: [ЛЕТКА-ЕНКА] в продольном разрезе сердца смеётся мозг: как это, должно быть, скучно – коль ведьма теряет хвост, то больше не может «дёрнуть» в ту сказочную трубу, где место, время и действие НЕ должны никому блюсти-соблюдать триединство лжи да, на залупу дня сети русальи из суши плести, скормили чтоб плоть их зря чану желудков… («просрочив» глаза, они выделяют сок лишь – так бирюза в кал превращается, и уж летит в канализацию, – ан Deus спит). …в слизи и гное, в дымящемся Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… финиш отчаяния рождает сюжет: коли сидеть на примусе по-русалочьи (триста лет), в пену морскую закрутишься уж всяко быстрей срочк а : виновных, вестимо, нет – волапюк изберкомовский дурачка насмешит – и кастрирует: от души право голоса НА… летка-енка, пляши: «веретено мира кручу, веретено мира верчу, в веретено мира кричу, в веретено мира ворчу: мама-мамочка, к чему капуста, мама-мамочка, почто залетел аист? мама-мамочка, аж в лимфе пусто, мама-мамочка, ло-ма-юсь…» …в пене и пыли, в отравленном Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… «мозг вживляется в мозг на оставшуюся тоску: не знаю, сколько, ан всё жду «ку-ку» – коль отпущен телу железный век, кали-южкой буду игорных мекк, баба-ёжкой, вуду, допросом-блиц, лица снов забуду и, падши ниц пред слезой девчонки лет, тик-так, пяти, когда – дом, аллея, прощай-прости , когда рот, алея от вишен-слив, открываешь, млея: «всё это миф! – дышишь, – не желаю!» – и, шепнув п р и в е т бутафорским елям, с фляжкой ищешь свет: но от субботы до субботы поёт вероника долина быть может я и доживу поёт вероника долина дожить бы, милый, до свободы поёт вероника долина да до свободы наяву поёт вероника долина поёт ёт ёт» …в латексе боли, в закованном Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… йодный привкус тела – то просто пот, и какое дело кому до нот, что «крутила» белка в немом кино: нет ни звука больше – только до-ми-но, только рифмы пошлость да вино в стекле: уязвлённость кожи атмосферкой – не средоточье жала окончанья сна углеродной шмали, что несёт, кряхтя, полкило тротила, обнуляя пыль «счастья» и «несчастья»: сердце – тоже гриль, эксклюзив la-рюсскi для гурманов, для тли, что из скрипящей подтанцовки дня выбирает, щурясь, карту чело-вин: камень точит воду, вода «мочит» клин. …в язвах и гнили смердящей, во Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… «я сберегу ничьё отражение на куске своей кожи, сбегу, а потом нажму на delete… мама-мамочка, и долго же я училась нажимать на delete! мама-мамочка, delete только поначалу невмоготу: потом привыкаешь, потом не думаешь, не думаешь, ну да, ну то есть вообще не думаешь об анестезии (ампутация белокожей зимы с кальки краснощёкого лета!). мама-мамочка, ты меня слышишь? мама-мамочка, только тебя люблю здесь!» …в смрадном тошнотище, в гаденьком Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… когда тело живет своей жизнью, ну а то самое «невидимое облачко», которое называют душой, – своей, система рас – страивается: так тело забывает о другом теле, душа – о другой душе, ну а мозг влюбляется в мозг, соприродный себе, и от этого телу – ни жарко ни холодно, душе – ни хорошо ни плохо, но самому мозгу немного не в кайф, ведь, как ни крути, серое вещество не создано для любви, серое вещество не создано для созвучий – серое вещество, серое вещество, сними скальп с моей оболочки!.. В НАЧАЛЕ БЫЛ МОЗГ …в склизком молчанье, в уродливом Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… разделительная полоса «вы» – погранзона. на карте – тандем, увы, разномастных шкурок – в их «злобе дня» ничего такого, что для меня было б новым – иль с «вы» бы пришло как «ты»: иллюзорность буквы смешна – братвы разговоры сермяжные затяжны: разнорядка – дайджесты – уй-на-ны. …в адской проказе, в кащеевом Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… смиренье старше, чем вечность сирени дикой: во рту дрожит, смеясь, бесконечность, чтоб праздных линз пустоту не уличить в небывалом, да, онемечив, не взвыть под потным их одеялом: «так что там саван на –ить ?..» стелить ли, брить ли – проказа на боевом экорше: легка вендетта под фразы сomedi-club Бомарше. медовый пряник в музее лежит, крошась, за стеклом: мечтает о Колизее да шепчет ветрено: ОМ… смиренье входит в тыл Леты, смиренье тает во рту, зме и т землёй амулетной, прикрыв собой наготу высоковольтных биений сердечной чакры: по ней метёт хвостом рыжим сонно игрушка сада камней. …в струпьях завшивленных, в краденом Сне Свин Чел – Овечий идёт по земле… ты понимаешь, о чём я, ухмылку спрятав, молчу, зачем спешу рано утром на «тет-а-тет» к палачу, к чему индийские юбки да голограммные сны в зрачках немой проститутки с букетом вечным «Апсны»… ты замечаешь, наверно, что этот «свет» не в себе, коль плоть от плоти «кошерна», коль плоть есть «фарш»… па-де-де разметкой точной движений приглушит лимфы язык, чтоб погибающий «аффтар» запрятал в gaster свой крик… я обласкала сонеты, я обыскала слова – в мои гротескные ветры летит твоя голова (под шёпот-шорох смущенья соединяю мосты): мы – сумасшедшие зебры, мы пеленгуем на «ты»… …в кале и крови, в болеющем Сне, Свин Чел – Овечий идёт по земле… дойти до леса – и обратно. до леса! (лоб… кора осин…). «приматов делят на “возвратных” (почти глаголы), на “мужчин”, – вдруг слышу, – “извергов”, “изгоев”, на “женщин”, “бэбикоf”, “святых”, на “цирковых”, “балетных”, “русских”, “хохлов”, “евреев”, “добрых”, “злых”…» – и умолкает. и уходит, невидимый, сквозь кольца лет. как пошленько, как скучно! браво: на всё опять – ни «да», ни «нет»… дойти до леса. дозвониться Тому, чей номер позабыт, и слёз расстрельных не стыдиться, и не бояться, что убит Его окажешься ответом (сражён? повержен? утомлён?), и никаким святым обетом не будешь больше утолён. намерение Занебесья не пеленгуя во плоти, пускаешь эхо ледяное в воронку анимы: п л а т и… опустошение дурное – счета! – изводит… мозг – знобит: безногий пёс, слепой котёнок и Тот, который не простит. …в вареве плоти, в отравленном Сне, Свин Чел – Овечий идёт по земле… …картина «из дневников анахаты» на реставрации …вход в галерейку субличностей заколочен …с’нежный музей закрывается с головы sosтава …машинка мозга пуста «а что, если сделать из сердца чучело да подарить N?» – персонаж бьёт копытцами и, просвечивая сквозь страницу, уверяет, будто это де «стильная штучка». почти уже готовая согласиться, вдруг отчётливо – «вот чёрт…» – вижу: ты стоишь на высоченной блестящей лестнице, жонглируя сахарскими розами (камень!), и кричишь что есть сил – мне, всем этим субличностям, всем персонажам, – будто видишь в ы х о д ( даже смешно! – за скобками). «но если сделать из сердца чу…» – не унимается хвостатый, мы же – ты или тебя, увы! – затыкаем ему пасть и бежим во весь дух над лестницей, не замечая, что ледяные её ступени давно растаяли, что парим над словами внутри воздуха, что, переступая черту, смеёмся последними… интермеццо: [ладья] Когда была б ладьёю я, Катала б белого ферзя: К нему по шахматной доске Я приплывала б, чтоб в песке Ловушку времени найдя, Не рассыпаться, вновь войдя В часовню чакры горловой: Там сонм обид стовековой Дежурит чинно, по часам, В убежище смешных асан. … Когда бы эта даль – во сне, Я прикоснулась бы к десне кровоточащей – языком: Он, впрочем, ей и так знаком – В праизмерении ином грех дежа вю да «точка.com». … Когда б не испугаться мет, Не счесть которых в кольцах лет, Отгруженных в небесный порт, Ферзю дарила б первый сорт Безмолвья горного: в тоске – Урбанистической – В куске – Механистичном, чуть живом, Заговорила б язвы… Лом Небесной карки гробовой-с Бьёт точно в цель, и «как живой» – с, «как новый», ходишь взад-вперёд: Кащеем юным в древний год, Который, знай себе, идёт, Да овцам в мозг винище льёт И, оттолкнув волшбы ладью, Карманит чарку… «Я блюю!» – Се констатирует народ: слюнявый пох-целуй-рот-в-рот – путёвка в «жизнь» от КавМинВод, Где – что ж! – была ладьёй и я… За неимением ферзя – Белее снега, щёк – белей дарёный саван королей: Так в Летку уплыла ладья –