— Пойдем посмотрим. Наверно, обоих… — шепнул Ленька, но Митя отрицательно покачал головой.

Между тем четвертый стог разгорался все больше и больше. Пламя рвалось вверх и зловеще гудело, все шире озаряя пожню неровным светом. Подхваченные потоком горячего воздуха, в вышину летели целые снопы искр. Одна из особенно ярких вспышек на секунду выхватила из туманного полумрака фигуру лежащего на земле человека, и Митя снова дал туда очередь. Послышался сдавленный крик…

Ребята лежали до тех пор, пока сено не прогорело и пока ночь снова не окутала мраком Кокуевскую пожню. Потом они отползли к опушке и укрылись в лесу.

— Что будем делать? — спросил Ленька, пряча пистолет в потайной карман.

— Надо командиру доложить.

— А если эти уползут?

— Всяко может быть, — пожал плечами Митя. — Но идти к ним нельзя: вдруг они затаились? Хлестнут из автоматов, и все…

Голоса набата Митя и Ленька не слышали — слишком далеко была от Куйв-мяги Кокуевская пожня — и потому домой не спешили.

В то время когда на горе у старой церкви еще звенел набат, в сельсовете уже собралось партийное бюро: из района была получена срочная телеграмма о немедленной эвакуации населения.

План эвакуации еще раньше был продуман и обсужден на собрании сельских коммунистов, и теперь вносились в него лишь уточнения.

Вторым вопросом секретарь партбюро Леваков предложил обсудить, кто именно из группы Никифорова останется на месте для борьбы с врагом.

— А что решать? Надо оставить группу в полном составе, — сказал Никифоров. — Оружие есть, люди надежные, проверенные…

— Ясное дело — оставлять всех, — поддержал его Федор Савельевич. — Больше людей — больше силы…

А у самого перед глазами все еще стояло зарево пожара, и мысли одна тревожней другой не давали покоя. Что произошло на Кокуевской и Никоновской пожнях? Как там ребята? Свою тревогу он высказал Никифорову, как только пришел в сельсовет, но командир решил обождать: до пожни шесть километров, и ребята просто не успели прийти с докладом. Тогда, конечно, не успели, а теперь… Больше часу прошло, как пожар кончился!..

— И все-таки группу в полном составе мы не можем оставить, — сказал Леваков.

— Это пошто так? — удивился Федор Савельевич и поднял глаза на секретаря.

— А вот обсудим. Силантию Евграфовичу шестьдесят восьмой. Здоровье у него слабое. Старика в тыл надо отправить… И тебе, Федор Савельевич, уже семьдесят.

— Ну и што? — Глаза Кирикова вспыхнули. — Што ты думаешь, у меня силы нету? Сила есть, глаза хорошо видят, рука к винтовке привыкшая — што еще надо?.. Я и с японцем воевал, и в гражданскую воевал… Не забывай, Митрий Васильевич, што я с двадцатого году в партии!..

— Но если тебя оставить, — мягко возразила Ольга Ивановна, председатель колхоза, немолодая смуглолицая женщина, — куда ребят? Митю можно взять — парню семнадцатый год. А Леню?

— Што — Леню? Што — Леню? — горячился Федор Савельевич. — Он землю пахал! Оружие знает, смелости много, смекалки много… И счас на задании.

— И все-таки он молод, — вздохнул Леваков. — Нам дана возможность эвакуировать всех, и поэтому…

Он не договорил: в сельсовет вошли Митя и Ленька. Они слышали последние слова секретаря и в растерянности остановились у порога.

— Что молчите? Докладывайте! — сказал Никифоров.

— На Кокуевской пожне сожжено четыре стога, — сказал Митя. — Видели двух диверсантов. Стреляли… — и замолчал, не зная, что говорить дальше.

— Кто стрелял?

— Мы стреляли.

— Ну? А что дальше? Диверсанты скрылись?

— Не знаем. Темно было. Не видно.

— Никуда не скрылись! — бодро произнес Ленька. — Я видел, как они оба в землю сунулись.

— Чего ж вы так? — с легким упреком сказал Никифоров. — Одному надо было остаться до света, до утра…

— Разрешите, я вернусь! — вытянулся Ленька.

— Нет. Теперь уж не надо. Идите домой, отдыхайте!

Федор Савельевич обернулся к Ольге Ивановне и сказал по-вепсски:

— А ты говоришь, такого парня в тыл отправить!..

Старику и в голову не пришло, что Ленька уже неплохо знал вепсский язык и сейчас хорошо понял смысл сказанного. Когда вышли на улицу, он схватил Митю за руку.

— Ты слышал? Эвакуация! И меня опять в тыл хотят… Почему? Ведь я же принят в отряд! Все мои документы здесь, и сам Никифоров сказал, что я буду жить с вами…