Так что придётся вернуться назад – в коридоры и уровни складов и жилых отсеков.

По дороге Билл как-то инстинктивно завернул в комнату «рекреации», как они обычно называли биосад Авианосца.

Э-э, кого он пытается обмануть: вовсе не инстинктивно, а вполне сознательно!

А что: красиво у них тут. Было. Да и сейчас: стоит только повернуть общий рубильник и пощёлкать тумблерами питания, и все снова возникнет – словно ниоткуда. Поражая слух криками экзотических птиц, жужжанием насекомых, рёвом водопада и шелестом листвы, или – гулом прибоя, а обоняние – запахами моря с ноткой гниющих водорослей и йодом. Или нагретой солнцем травы, хвои или прелых листьев, гниющих замшелых стволов… А уж про зрение!..

Красотища.

Но не станет он этого делать. Автоматика поливает и освещает по двенадцать часов в сутки кадки с пальмами и соснами, даже несмотря на то, что давно здесь нет никого, подверженного «ностальгированию» и клаустрофобии, а голопроекция тайги или тропических джунглей на стенах – только лишний расход всё той же энергии. Да и пока он один – только тоску наведёт. Потому что он-то знает, что всё это (Ну, кроме Рона!) – вот именно! – лишь проекция…

Но вот Рон любит эту проекцию. И появляется теперь только здесь.

Молодец. Настоящий «солдат». Дисциплинированный.

– Рон! – Билл позвал, ощущая как и обычно – и неловкость, и ностальгию. Собственно, так бывало и тогда, когда здесь посменно толпились чуть ли не все десантники авианосца. Да и штатские.

И, конечно, чувствовал он и любовь и нежность к странному созданию.

А ну как – обиделся? И не прилетит?

Но Рон прилетел. Беззвучно чирикая, плюхнулся бесплотным пушисто-взъерошенным тельцем ему на плечо, и бодро засунул клюв Биллу в ухо.

Билл расплылся в улыбке, разошедшейся по всему лицу: со стороны, наверное, могло бы показаться, что кто-то запустил в лужу кирпичом!

– Ах ты, паршивец нахохленный! Скучал? Ну подожди – вот он! – Билл достал из нагрудного кармана комбеза то, что хранилось там всегда – кусочек рафинада.

Глядя, как маленький загнутый клюв пытается угрызть сахарок, Билл умилялся. Действительно: более любимого существа у него сейчас на Авианосце не было. А, может, и не только на Авианосце… И, может, именно совесть, и понимание того, что это – из-за него крохотный обаятельный призрак остался жить в оранжерее, и заставило, в числе всего прочего, попроситься дослуживать отпущенный ему тем, кто Свыше, срок, именно здесь?..

Он вздохнул. Ну вот: теперь образа еды, и ощущения его радости от встречи, маленькому разбивателю хватит надолго. Да, в принципе, хоть на всю оставшуюся жизнь Билла: эманации любви и удовольствия от «общения», как сказал тогда док, обеспечивают крохотное псевдотельце на века! То есть – умри Билл прямо сейчас, Рон мог бы жить на одной только его «аккумулированной эмпатии» неизмеримые годы…

После чего, (или сразу, как Билла не станет) крошечный Странник мог бы вновь присоединиться к своим – в их вечных поисках «Хозяев».

Но всё равно, каждый раз приходя сюда, Билл доставал этот кусочек сахара, и умилялся, глядя как питомец пытается своим бесплотным клювом угрызть виртуальное для него лакомство. И тычется затем ему в шею, пытаясь выразить приязнь и благодарность…

Ах, где сейчас то беззаботно-наивное время, когда они познакомились?

И стали друг другу… Нужны?

Звука не было.

А вот это было странно – потому что когда тельца птиц врезались в переборку, по-идее должно было слышаться хотя бы как в бородатом анекдоте: «Чпок-чпок-чпок!»

Поэтому Билл позволил себе усмехнуться, выдохнуть, и опуститься снова на койку. И со смаком и хрустом суставов потянуться.

Его напарник Питер О,Салливан, зар-раза такая, так и не проснулся. Странно.

Так что – получается, это – не сон?!

Сейчас проверим: как раз сердито захрюкал-запикал чёртов будильник, и товарищ по каюте сердито зарычал, поворачиваясь от стенки:

– Убью я когда-нибудь гада, который разработал этот гнусный сигнал!..

– Ага. Убьёшь, точно. Когда изобретёшь машину времени, и вернёшься на пятьсот лет назад. Ладно, ворчливый старый хрыч, подъём.

Умылись, оделись, и совершили остальной туалет быстро: времени на стандартные действия по приведению себя в «рабочую форму» Устав даёт в обрез. А вот пока шли длиннющим коридором палубы «Би» к столовой, Билл успел всё же спросить соседа по каюте, старослужащего, правда, переведённого в их взвод всего три года назад:

– Скажи, Питер. Тебе сегодня птицы не снились?

Странно, но Питер довольно долго молчал. Может, перебирал в памяти смутные обрывки уже почти выветрившихся нечётких образов? Или просто думал, что бы потактичней ответить на тупой вопрос?