— Кто это такой? — спросил он у Генриха.

— Французский сержант, он от гарнизонной комсомольской организации прислан на совещание. Мы его кое-как перенарядили в штатского. Давай, пока соберутся все остальные, послушаем, о чем он так весело рассказывает.

 Француз в смешно топорщившемся на нем пиджаке, возбужденно размахивая руками, продолжал свой рассказ:

— …В полку у нас народ отсталый, религиозный. Главным образом, из крестьян-бретонцев и вандейцев.

В один воскресный день вызывает меня капитан, заядлый католик, и говорит мне:

— Сержант, спросите-ка у своих людей, не хотят ли они пойти в церковь?

— Слушаюсь, господин капитан.

Отправляюсь я к солдатам и заявляю им приблизительно следующее:

— Разве есть желающие итти в церковь? Что? Вряд ли найдутся такие! Ведь правда, не найдутся!

Подобные мои вопросы (как-никак, а все таки я начальство) возымели как-раз то действие, какое они должны были возыметь.

Солдаты решили в церковь не ходить.

Тогда я, очень довольный, возвращаюсь к капитану:

— Господин капитан, никто не изъявляет желания.

— Как так никто?.. Вот я сам потолкую с ними!

После речи капитана вся рота тотчас же подняла руки в знак желания отправиться молиться.

— Сержант, вы проводите людей в церковь.

— Слушаюсь, господин капитан.

Мерным шагом по четыре человека в ряд рота отправляется в церковь. Дойдя до церкви, я делаю предписанный уставом полуоборот и отправляюсь в соседний ресторан пообедать. Солдатам я заявил, что зайду за ними через час.

Солдаты входят в церковь, но богослужение идет там какое-то странное, необычайное, да еще на каком-то неслыханном языке. Ничего не понимая, сконфуженно вышли они из церкви.

Дело в том, что я их нарочно свел не в католическую церковь, а в немецкую протестантскую. Немудрено, что это богослужение показалось недалеким бретонским [3] крестьянам несколько необыкновенным.

Ровно через час я их отвел обратно в казарму. После этой истории у солдат пропала всякая охота по воскресеньям отправляться в церковь… Никакие увещевания благочестивого капитана не достигали цели.

Вскоре начальство, однако, выяснило настоящую причину такого внезапного упадка религиозного чувства у «людей».

Тогда капитан вызвал меня для об'яснений:

— Скажите мне, сержант, куда вы водили солдат?

— В церковь, господин капитан.

— В какую церковь?

— В самую красивую местную церковь, с двумя колокольнями, господин капитан.

— Болван, вы свели их в немецкую церковь. Если что-нибудь подобное еще раз случится, вам не сдобровать. Запомните раз навсегда, что адрес католической церкви вы должны знать так же хорошо, как адрес штаба [4] .

Ребята, окружавшие француза, весело рассмеялись и приготовились к дальнейшему рассказу, но Генрих прервал его:

— Товарищи, пора начинать.

Собравшиеся уселись в кружок. Генрих подождал еще несколько минут.

— Ну, как-будто все,— проговорил он,— теперь начнем.

— Как все? Ведь собрались 15, а должно быть 23 человека.

— Остальные не придут: арестованы. Значит, начинаем. Вот, товарищи, в чем дело. Настоящее совещание должно будет на основании уже имеющегося опыта наметить дальнейшие пути нашей работы.

У нас есть большие и безусловные достижения. Это, во-первых, то, что наша организация теперь сплочена более чем когда бы то ни было. Во-вторых, нам удалось за короткий срок добиться значительных результатов в антимилитаристской работе среди оккупационных войск и наладить связь с имеющимися в их составе членами французского комсомола.

Однако навряд ли среди собравшихся найдется хоть один товарищ, который успокоился бы на наших достижениях. Недостатков в нашей работе много. Наша организация безо всякой почти подготовки перешла на нелегальное положение. Эта неподготовленность стоила нам многих арестованных и сильно мешала работе. Нужно, чтобы на этом совещании выступили на ряду с членами комитета и секретарями ячеек работники ведающие нашей техникой. Необходимо с присутствующим здесь французским товарищем наметить более совершенные формы связи с оккупационными войсками, в особенности в области распространения агитационной литературы.

Присутствующий здесь от партийного комитета тов. Макс сейчас расскажет нам вкратце о политическом положении. Ему я и даю первое слово…

Тов. Макс — уже пожилой, чуть толстеющий рабочий — тихо, почти шопотом{5}, начал свою информацию. Все, за исключением двух товарищей, выставленных в дозор, внимательно слушали докладчика.

Невдалеке послышался шелест.

— Эй, кто там, пароль?

— Ни с места…— из-за шелковых головок камышей чернели дула винтовок.— Вы арестованы.