Талавайн еще раз поглядел на дом с заколоченными окнами. Затем приветливо кивнул торговке.

— Спасибо за предупреждение, — и с этими словами пошел дальше. Может быть, дочь человеческая хотела помешать тому, чтобы в переулке поселился еще один торговец пряностями, и затруднит торговлю. Если она говорит правду, то в других местах он узнает о доме еще больше.

Он ушел с базара торговцев пряностями и принялся бесцельно бродить по улицам города, пока не наткнулся на трактир, по человеческим меркам выглядевший довольно чисто. Он выбрал место спиной к стене, откуда открывался хороший вид на город, а сам он оставался в тени тента. Не считая одного моряка, уснувшего положив голову на руки, в трактире, состоявшем из двух узких столиков и маленькой жаровни, больше не было ни души.

— Хлеба, сыра и твоего самого лучшего вина, — с улыбкой потребовал Талавайн, кладя на стол три медных монеты, демонстрируя, что способен заплатить.

Хозяин мельком посмотрел на него, взял две медные монеты, поставил перед ним на стол кувшин и красивый, покрытый красной глазурью бокал. Затем отошел ненадолго, чтобы принести хлеб и сыр.

— Недавно здесь? — вернувшись, спросил он, впрочем, без особого интереса.

— Меня брат послал. Говорили, будто на рынке пряностей освободилась лавка, — Талавайн отломил кусок хлеба и принялся есть. — Нужно выяснить, почему дом пустует и хорошая ли у него слава.

— Хорошая слава? — Трактирщик фыркнул так, что его двойной подбородок заколыхался. — Все в квартале знают этот дом. Его предыдущий владелец продал его очень дешево, потому что в нем водились привидения.

Талавайн судорожно сглотнул.

— Привидения?

— Живые тени, — загадочно пробормотал трактирщик и осенил себя знаком защитного рога. — Владелец практически обезумел от страха и был рад и счастлив, что нашелся чужак, который захотел купить у него дом.

Талавайн вполне представлял себе, что сделал Ниллан, чтобы купить дом по дешевке. Впрочем, он удивился, что эльф настолько осмелел, что воспользовался своим чародейским даром.

— Этот Лиллума был странным парнем. Купил дом, который не хотел покупать никто во всей округе. У него золота было — как у нас грязи под ногами. Все, к чему он ни притрагивался, делало его богаче. Вскоре он стал для торговцев-старожилов бельмом в глазу, — трактирщик хрюкнул, принес себе еще один бокал, сел за столик и, не спрашивая разрешения, налил себе вина из кувшина Талавайна. — Лиллума как никто умел наслаждаться жизнью. Ночами с какими-то капитанами или пришлыми торговцами ходил по кабакам, но к рассвету всегда возвращался в свой магазин и становился за свои мешки с пряностями. У него всегда был самый лучший товар, — трактирщик хлопнул себя ладонью по щеке. — Посмотри на меня. Я тоже каждую ночь не закрываю допоздна. Эти чертовы гребцы с галер. Когда они сходят на берег, то пьют, как в бездонную бочку льют. Когда-то я был красивым стройным парнем, — он снова хлопнул себя по обвисшим щекам. — От того ничего не осталось. Под глазами круги, как у старой шлюхи, щеки как у свиньи и пузо, как таран. А этот Лиллума, клянусь тебе, за все эти годы не постарел ни на день. У меня за это время выпали все волосы, а у торговца пряностями не было ни единого седого волоска. Выглядел все так же, как нежный мальчик.

Талавайн вздохнул про себя. Если верно то, что рассказывает трактирщик, то Ниллан не упустил ни одной ошибки, от которых их предостерегали во время обучения в Голубом чертоге. Как он мог быть настолько чертовски легкомысленным! Им постоянно внушали, что нужно быть незаметным и создавать впечатление, что они тоже стареют.

Трактирщик налил себе второй бокал, тем самым осушив кувшин.

— Знаешь, — прошептал он, настолько сильно перегибаясь через стол, что Талавайн почувствовал его дыхание на своем лице. — Некоторые поговаривают, что Лиллума заключил пакт с этими живыми тенями, которые прогнали предыдущего владельца дома. Продал им душу, — трактирщик снова осенил себя знаком отвращающего рога. — И за это получил успех и вечную молодость. Пока не настала ночь, когда ему пришлось заплатить свою цену. Говорят, его крики слышала вся улица торговцев пряностями. И будто бы звучали они очень странно. Больше похоже на свиной визг, чем на крики живого человека. Когда люди осмелились сунуться в дом — а тогда уже миновал полдень — они нашли его висящим вниз головой под потолочной балкой. Его выпотрошили, как мясник скотину. Пальцы на руках, ногах, нос, уши… Ему отрезали все, что можно — кто бы там ни приходил к нему среди ночи. Стены были сверху донизу забрызганы кровью. Его пряности, мебель и одежду — торговцы с базара сожгли все далеко за пределами города. Вместе с его бренными останками. А пепел развеяли над морем. Если тебе дорог брат, не позволяй ему покупать этот дом. Нехорошее место…

Слушая описание тела, Талавайн думал о Кацуми. Он вполне представлял себе, кто явился к Ниллану.

— Когда это произошло?

— Да всего пару недель назад, — трактирщик поднялся, чтобы уделить время новому клиенту.

— Случайно не в то время, когда произошла битва на равнине Куш?

— Вполне может быть. А может быть, чуть раньше.

Глубоко задумавшись, Талавайн отрезал себе сыру. Он был кислым и старым, но эльф почти не чувствовал вкуса. Пришла ли к Ниллану Ишта, или же это его соседи решили устранить излишне удачливого купца? Не умер ли Ниллан как раз в ту ночь, когда Ишта приходила к Кацуми? Скольких же шпионов Голубого чертога обнаружили девантары?

Он отодвинул хлеб и сыр в сторону. Аппетит куда-то пропал. Разумнее всего было бы просто вернуться в Голубой чертог, вместо того чтобы без поручения отправляться вершить справедливость ради бессмертного Аарона. Но может ли он просто забыть о Шайе и предоставить ее своей судьбе? Спасти ее означало бы искупить убийство Айи, которую он когда-то столкнул в яму со львами во дворце Акшу. Айя… Шайя… Странными путями ходит судьба. Как же похожи их имена. Обе они любили Аарона. Он должен спасти для него хотя бы Шайю.

Он знал, что если не идти в Альвенмарк, то из тех, кто мог бы помочь ему, остается только Ровайн. И вот обязательно ему было селиться прямо в Изатами. Древний город храмов, пожалуй, был самым опасным местом в Лувии — наряду с дворцом бессмертного. В городе священнослужителям регулярно являлась Ишта. И именно им Ровайн поставлял свои чудесные картинки на костях.

Талавайн помахал на прощание болтливому трактирщику, который целиком и полностью погрузился в разговор с новым клиентом. Путь до Изатами предстоял долгий. И ему снова придется идти по дорогам. На то, чтобы пользоваться тропами альвов, ему не хватало мужества.