— Я, папа, давно у вас в летную школу прошусь! — с упреком сказал сын. — Вот при всех скажу!.. — и голос его задрожал.

— В летную! — раздраженно воскликнул отец. — Летунов и без тебя много в Донбассе: летают с шахты на шахту, как саранча. А инженеров — не видать! А нам инженеры нужны! — горячо сказал он. — На Казимире-то Савельиче далеко не уедешь!

— Да уж... Казимир Савельич! — засмеялся Макар Васильевич.

— Казимир Савельич — это тип! — объявил Прохор. — Я и то думаю, уж не шахтинец ли он? А? Скрывшийся?

— Вот! — укоризненно сказал сыну Прокоп Максимович. — Слышишь? А откудова ж новые инженеры возьмутся, когда у наших детей — ветер в голове, учиться не хотят?

— Казимир Савельич — старого закала инженер! — хихикая, сказал Макар Васильевич. — Беспокоиться он не любит.

— Он и то жалуется, что в шахту часто ездить приходится, — сказал Прохор. — Раньше-то, говорит, главный раз в месяц в шахту ездил, а то и раз в три месяца, и ничего, говорит, работали!

— Не лю-убит! — засмеялся Макар Васильевич.

— А нам такие нужны, чтобы шахту любили! — крикнул хозяин и даже ладонью по столу ударил. — Чтоб болели за шахту. Свои нужны, нашей кости... не барчуки...

— Легкое слово сказал: свои! — воскликнул Макар Васильевич. — Инженер — не гриб, от одного дождя не вырастет!

— А я про что же? Вот пускай и учится молодежь. Возможность есть. А как выучится, Казимиров-то Савельичей — в сторону, пусть не путаются...

— Да и заведующего заодно, — буркнул Иван.

— Да, заведующий у нас не того, не вышел! — согласился Макар Васильевич. — Шуму от него, верно, много, а толку... — он махнул рукой.

— Необразованный! — кратко сказал Иван.

— И откуда взялся только? — удивился Прохор. — Он, говорят, и не шахтер.

— А ты, Прокоп, Егора Трофимова-то помнишь? — вдруг, улыбаясь, спросил Макар Васильевич.

— Как же, как же!

И все старики вдруг заулыбались тепло и радостно, улыбнулась и Евдокия Петровна. Видно, дорог был им этот человек, если даже воспоминание о нем почтили они тихой и светлой минутой задумчивого молчания. А может быть, просто вздохнули о молодости?

— Это кто же был такой? — робко спросил Андрей.

— Егор-то? — засмеялся хозяин. — Э, брат, о нем сразу и не расскажешь! Да и что про Егора всухую? — вдруг весело вскричал он. — Выпьем за него, что ли?

— Дай ему бог здоровья и многие годы!.. — сказал, подымая свою рюмку, Макар Васильевич. — Он ведь тоже, как и мы, грешные, не любил выпить. Живой он еще?

— А что ему делается! Он всех переживет! Большой сейчас человек по углю.

— А чудак! — засмеялся Макар Васильевич. — Помню, объявился он в двадцать первом году на шахте и сейчас же шахтеров собрал. «Ну вот, говорит, барбосы, я теперь ваш красный директор шахты». Ну, все смеются, конечно. Чудно! Егорку-то все знали. Наш. Здешний.

— По первоначалу некоторым действительно в удивление было: свой шахтер — и вдруг директор! А тут как раз Егор себе выезд завел. Вы фаэтон-то его помните, папаша?

— Как же! — захохотал тот. — Пара вороных. И кучер с бородою.

— Да-а! — заблестев глазами, продолжал Прокоп Максимович. — Ну, шахтеры и говорят: забурел наш Егорка. Совсем буржуй стал. Дошло и до него. «Ладно, — говорит он, — покажу я вам фаэтон!» А тогда такой порядок был: деньги для получки в городе получали, а ехать за ними обязательно должен был сам директор с кассиром. Вот пришло время получки, берет Егор Трофимович кассира, — старичок у нас был кассир, вскоре помер, — да и отправляется с ним в город... пешком. Да, пешком! — воскликнул он и засмеялся. — Ну, день проходит, второй. Ни Егора, ни получки. Стали наведываться в контору шахтеры. «Где Егор?» — «В город пошел». — «Как пошел? У него фаэтон есть». — «Нет, не знаю, — говорит бухгалтер, — пешком с кассиром пошли». — Прокоп Максимович сделал паузу, как опытный рассказчик. — Две недели он так-то ходил, все его ждали! — с эффектом сказал он. — Нашел себе в городе дело, не иначе! Наконец, является. Ну, все к нему. «Ты что же так долго, Егор?» — «А не ближний свет, отвечает, пешком — двадцать верст». — «Да ты б на фаэтоне поехал!» — «Нет, говорит, ну его с фаэтоном-то! Еще забуреешь. Я, говорит, теперь всегда пешком буду». Ну, тут уж все взмолились: «Да мы тебе, говорят, черт, сложимся, аэроплан купим, только не томи ты нас!» — «А! — говорит. — Поняли, зачем директору фаэтон нужен?!»

Все расхохотались.

— Чудак был! — нежно повторил Макар Васильевич. — А простой, свойский. Уж он со всяким шахтером и водку выпьет и в кумовья пойдет. А на работе — не-ет, на работе он волк. Боялись его. Да и то сказать — шахту он знал так, как другой инженер не знает.

— А как бастовали-то, помнишь? — вдруг сказал Иван. Видно, воспоминания разворошили и его. Он словно оттаял.

— А-a! — засмеялся Прокоп Максимович. — Было и это. Как же! Забастовали, догадались. Вы, ребята, — неожиданно обратился он к Андрею, — небось и забастовки-то никогда не видели?

— Нет... где же?

— Да. И не увидите теперь! Разве что за границей! А мы до семнадцатого бастовали часто. Как же! Да-а... А тут, в двадцать втором, наши забастовать догадались. При своей-то власти! Уж не помню, чего требовали. Конечно, трудно тогда было. Разруха. А ни хлеба, а ни картошки... Вот и забастовали. Собрались у конторы, сидят, на солнышке греются, а в шахту не идут. И коноводом у них — Кваша, вредный такой был старик! Ну, мы, значит, всей ячейкой пришли к ним: объясняем, уговариваем, срамим. Ничего не действует! Да и сами-то мы, по тем порам, малограмотными были. Больше на совесть напирали. А Егора Трофимовича нет! Он в городе по делам. Вот беда какая.