Избранное
вернуться

Майоров Николай Петрович
Шрифт:

1938

Звезда

Каждому — радость и страх. Каждому — солнце и воздух. В чьих-то воздушных руках прыгали в небе звёзды. Только с рассветом одна в чёрную землю упала, — и над деревней заря встала до крови ала. Вышла надежда из дум — долго в небе морозном искал я свою звезду в неуловимых звёздах. [16]

16

См. Примечание 9 (к стихотворению «Утро»).

1936

Ф. Кулагин. Мужской портрет

В госпитале

Он попросил иссохшим ртом воды. Уж третий день не поднимались веки. Но жизнь ещё оставила следы В наполовину мёртвом человеке. Под гимнастёркой тяжело и грубо Стучало сердце, и хотелось пить. И пульс немного вздрагивал, а губы Ещё пытались что-то говорить. Врачи ему при жизни отказали. Он понял всё: лекарства ни к чему. В последний раз он попросил глазами — И пить тогда не подали ему. Хотелось выйти в улицы, на воздух. Локтями дверь нечаянно задеть. А ночь была такая, что при звёздах Ему не жалко было умереть.

1939

Утрата

В тот день холодным было небо. Прохожий торопил свой шаг. Ещё с карнизов спущен не был С каймою траурною флаг. Мороз щипал до боли лица. И на окраине, у рвов, Закоченевшие синицы Валились наземь с проводов. И не спалось. И было жёстко, Кровать как ком сухой земли. И три морщины вперекрёстку На лбу товарища легли. Он повернулся — в каплях пота — И скрылся зябко в полумглу. Метнулась тенью самолёта От лампы тень его в углу. А утром — радио, газеты, Печаль моей большой страны, И всем знакомые портреты В бордовый шёлк окаймлены.

1938

В мавзолее Ленина

Иди познай людское дело И в мавзолей войди, как в жизнь, — Рукой дрожащей и не смелой Его бессмертия коснись. Здесь всех основ лежат начала. Мы знаем, что и он любил. Он тоже был живым сначала И этой площадью ходил. По тем же стёршимся ступеням… Но как ни мудрствуй, ни пиши, Ты не вместишь в названье ЛЕНИН Вселенский взмах его души. Пройди весь мир насквозь и снова Вернись к нему, и у Кремля Тебя согреет этим словом Его родившая земля. Им каждый подвиг наш пронизан, И он во всём, чем мы живём, Он нам необходим и близок — Мы в нём бессмертье узнаём.

1938

Памятник

Им не воздвигли мраморной плиты. На бугорке, где гроб землёй накрыли, Как ощущенье вечной высоты, Пропеллер неисправный положили. И надписи отгранивать им рано — Ведь каждый, небо видевший, читал, Когда слова высокого чекана Пропеллер их на небе высекал. И хоть рекорд достигнут ими не был, Хотя мотор и сдал на полпути — Остановись, взгляни прямее в небо И надпись ту, как мужество, прочти. О, если б все с такою жаждой жили! Чтоб на могилу им взамен плиты Как память ими взятой высоты Их инструмент разбитый положили И лишь потом поставили цветы.

1938

«Ты каждый день уходишь в небо…»

Брату Алексею

Ты каждый день уходишь в небо, А здесь — дома, дороги, рвы, Галдёж, истошный запах хлеба Да посвист праздничной травы. И как ни рвусь я в поднебесье, Вдоль стен по комнате кружа, Мне не подняться выше лестниц И крыш восьмого этажа. Земля, она всё это помнит, И хоть заплачь, сойди с ума, Она не пустит дальше комнат, Как мать, ревнива и пряма. Я за тобой закрою двери, Взгляну на книги на столе, Как женщине, останусь верен Моей злопамятной земле. И через тьму сплошных догадок Дойду до истины с трудом, Что мы должны сначала падать, А высота придёт потом. Нам ремесло далось не сразу — Из тьмы неверья, немоты Мы пробивались, как проказа, К подножью нашей высоты. Шли напролом, как входят в воду: Жизнь не давалась, но её, Коль не впрямую, так обходом Мы всё же брали, как своё. Куда ни глянь — сплошные травы, Любая боль была горька. Для нас, нескладных и упрямых, Жизнь не имела потолка. [17]

17

В черновиках стихотворения сохранились строчки (показательные для мироощущения Майорова), не вошедшие в чистовую рукопись:

Как твой полёт, мой путь опасен; В нём шрамом — каждая строка. <…> Ходить землёй и видеть звёзды И, позабыв про крик «Не тронь!», Ловить руками близкий воздух И зажимать его в ладонь.

1939

М. Соколов. Пейзаж с деревом

Торжество жизни

Рассвет сочился будто в сите, Когда в звенящем серебре Рванулся резко истребитель Косым движением к земле. Пилот, в бесстрашье шансы взвесив, Хватался в спешке за рули, Но все дороги с поднебесья К суровой гибели вели. И с жаждой верной не разбиться, Спасая в виражах мотор, Хотел он взмыть, но силу птицы Презрели небо и простор. Она всё тело распластала, Скользя в пространстве на крыле, И вспышкой взрыва и металла Жизнь догорела на земле. …А сила ветра так же крепла. Восходом солнца цвёл восток, И на земле сквозь дымку пепла Пробился утренний цветок. Уже истлели тело, крылья, Но жизнь, войдя с людьми в родство, Презрев пред гибелью бессилье, Своё справляла торжество. Как прежде, люди в небо рвались В упорной жажде высоты. А в небе гасли, рассыпались Звёзд изумрудные цветы. И пахли юностью побеги Ветвей. Прорезав тишину, Другой пилот в крутом разбеге Взмыл в голубую вышину. Мир был по-прежнему огромен, Прекрасен, радужен, цветист; И с человечьим сердцем вровень На ветке бился первый лист. И, не смущаясь пепла, тлена, Крушенья дерзостной мечты, Вновь ликовала кровь по венам В упорной жажде высоты!

1938

Изба

Косая. Лапами в забор Стоит. И сруб сосновый воет, Когда ветра в нутро глухое Заглянут, злобствуя, в упор. Зимой всё в инее и стуже, Ослабив стёкла звонких рам, Живот подтягивая туже, Глядит на северный буран. Кругом безлюдье. Хоть кричи! Стоит, как на дороге нищий. И тараканы стаей рыщут В пустой отдушине печи. Метели подползают ближе. И вдруг рванут из-под плетня, Холодным языком оближут В хлеву хозяйского коня. А сам хозяин, бледнолицый, Окутан кем-то в белый холст, Лежит в гробу на половицах, В окамененье прям и прост. В окошко свет скупой бросая, Глядит луна в его судьбу, И ветры жутко потрясают Его сосновую избу. Здесь, по соседству с белым гробом, В ногах застывших мертвеца, За полночь я родился, чтобы Прославить мёртвого отца. Чуть брезжил свет в разбитых окнах. Вставал, заношенный до дыр, Как сруб, глухой и душный мир, Который был отцами проклят, А нами перевёрнут был.