Шрифт:
– Пока не съешь, никуда не пойдешь! – и, повернувшись к Петру Петровичу, бесстрашно заявила: – И ты хорош – гостей голодом моришь! И чаю ему налей!
– Я не голоден, – попытался отказаться Иван, но она в ответ только хмыкнула:
– Ага! Уже вижу! Это так заметно, что прямо в глаза бросается! Сядь и ешь!
– Садись, Ванюша! – рассмеялся Петр Петрович. – Спорить с ней бесполезно!
– И опасно! – добавила она, доставая из шкафа большую сумку и направляясь с ней к огромному холодильнику.
Что-то дрогнуло в лице Ивана, и он, покорно сев к столу, стал пить чай с пирожками вместе с присоединившимся к нему хозяином дома. Когда сумка была набита доверху, Петр Петрович, застегивая на ней молнию, сказал:
– Ну, на первое время хватит. Значит, жду тебя с фотографиями. Только… – тут он не выдержал и расхохотался. – Очень тебя прошу, входи в следующий раз в двери, не развивай в моих людях комплекс неполноценности.
– А заодно оставить свою фотографию на память всем тем, кто за этим домом наблюдает? – спокойно поинтересовался Иван. – Или вы думаете, что вас без присмотра оставили?
– Какой же ты умница, Ванюша! – сразу став серьезным, сказал Петр Петрович. – Ты прав! Тебе это ни к чему! Входи и выходи так, как тебе удобно, а там мы что-нибудь придумаем. Только сейчас-то ты как выйдешь? С такой тяжестью? – он кивнул на сумку.
– А давайте я его отвезу? – предложил стоящий в дверях кухни Стас. – Он в гараже на заднее сиденье машины ляжет, там его никто и не заметит.
– Хорошо, – кивнул головой Иван.
В гараже он поставил сумку, действительно тяжести почти неподъемной, на заднее сиденье и там же прилег сам. Машина выехала из ворот и начала петлять по переулкам. Когда она остановилась, Стас сказал:
– Все, можно перебираться вперед, – и Иван, не выходя из машины, ужом проскользнул на переднее сиденье. – Куда ехать?
– Долго ехать придется, – предупредил его Иван.
– Так и ночь впереди не короткая.
– Ну, тогда двигай по Ярославке.
– По Ярославке, так по Ярославке, – согласился Стас.
Километры Ярославского шоссе наматывались на колеса машины, а сидящие в ней мужчины изредка перебрасывались короткими фразами.
– Слушай, Стас, – неожиданно спросил Иван, – а тебя кошмары никогда не мучили? Никогда не вспоминалось все это?
– Знаешь, Тень… Не просто так я запил… Не только из-за бывшей жены-стервы и того, что стране своей, да и вообще никому, ненужным оказался… Но… Давай не будем это дерьмо ворошить, а?
– Хорошо, – согласился Иван:
– Но ты так и не сказал, где ты, что ты, чего ты? – спросил Стас.
– Я? – переспросил Иван. – Я работаю в детском доме, в Батьково – есть такой маленький поселок почти на границе с Ярославской областью. Зимой в котельной, снег убираю, лед колю… Летом подметаю, крашу, ремонтирую… В общем, мастер на все руки.
– А что у тебя случилось-то? Для чего деньги понадобились?
– Да парнишку одного хорошего, очень хорошего, из Чечни инвалидом привезли. Операцию ему надо срочно делать, а она бешеных денег стоит. Ладно, теперь это вопрос решенный. Слушай, ты меня там Иваном называй, хорошо?
– Договорились. А откуда мы друг друга знаем? – спросил Стас, который, следуя указаниям Тени, осторожно ехал по разбитой грунтовой дороге по направлению к видневшимся вдалеке огонькам небольшого поселка.
– А в армии вместе служили. Пойдет?
– Запросто. Полностью меня зовут Станислав Никифорович Приходько.
– А меня Иван Иванович Кузнецов, – представился Тень.
Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
– Ну вот и познакомились!
Заждавшиеся Ивана ребята сидели вокруг Ромкиной раскладушки и, как могли, старались развеселить его, а он, чтобы подыграть им, старательно улыбался, да вот только глаза у него были тоскливые. Услышав звук открываемой двери, мальчишки подскочили и бросились навстречу Ивану.
– Папа, ты чего как поздно?.. Мы волновались… Мы думали, ты сегодня уже не приедешь… Последняя электричка давно уже прошла… Все уже остыло… – говорили они, не заметив еще, что он не один.
– Тихо, тихо, – успокоил их Иван. – Вот познакомьтесь, мой армейский друг Стас, – и, подходя к Ромке, сказал – Ну все, лежебока, завтра в больницу поедем. Чинить тебя будем.
У Ромки задрожали губы, глаза налились слезами, он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, он прошептал:
– Правда, папа?.. Это правда?..